— Что встала? Заходи, — обернувшись, сказал он.
— А…ага, — пискнула я, шагнув внутрь.
Ларский включил свет, и я увидела просторную гостиную с двумя широкими белыми диванами, журнальным столиком и огромным телевизором. Замерев в дверном проеме, я следила за тем, как Ларский носится по коттеджу.
Заскочив в ванну, он вышел оттуда с двумя полотенцами: одно кинул мне, а вторым накрыл свою голову. На ходу вытирая мокрые волосы, он подошел к чайнику, налил в него воды из-под крана и поставил кипятиться. Достал из шкафчика две кружки, чай в пакетиках и коробку кускового сахара.
Закончив вытирать мокрые волосы, я прошла на кухню, которая была совместима с гостиной и села на стул.
— Ты в ванну разве не пойдешь? — изогнул черные брови Ларский.
— Да нет…
— С ума сошла? Заболеть хочешь?
— У меня нет сухой одежды, — пробормотала я.
— А то я не знаю.
Ларский направился к лестнице на второй этаж, где, по всей вероятности, располагалась спальня. Спустя несколько минут он спустился со сложенной одеждой в руках.
— Вот, это тебе, — он положил передо мной две сложенные вещи. — Прими горячий душ и переоденься.
— Да не стоит…
— Стоит! Мне не нужны больные сотрудники, у нас много дел на работе.
— Хорошо.
Я послушно взяла одежду и засеменила к ванне.
Горячий душ обжег замерзшую кожу, но это было приятное ощущение. С каждым мгновением тело отогревалось и наваливалась усталость. Чуть не уснув прямо в душе, я быстро завершила процедуры и переоделась в пахнущий кондиционером для белья мужской спортивный костюм, который, разумеется, висел на мне мешком.
— Спасибо, что одолжили мне свою одежду, — поблагодарила я Ларского, который наливал чай.
— Это Никиты, — не поднимая на меня глаз, сказал Ларский.
— А-а-а, ясно, — протянула. Комфортнее от его слов не стало.
— Вот, пей. — Ларский подошел ко мне и протянул кружку с горячим черным чаем.
— А вы?
— А я в душ.
Взяв с дивана сложенную одежду, он скрылся в ванне. Я же, шмыгнув носом, добавила себе в чай сахара, села за барную стойку и сделала глоток горячего напитка. Волна жара растеклась по моему телу, и я балдежно улыбнулась.
В огромном коттедже было полутемно и тихо. Раз на мне одежда Подольского, то он, скорее всего, уже спит на втором этаже — не просто так Ларский разговаривал со мной относительно тихо, не громыхал и даже верхнее освещение не включил.
Допив чай, я подошла к чайнику, чтобы налить себе еще. Шум воды в ванне стих и спустя пару минут вышел Ларский.
— Еще не согрелась? — спросил он, увидев, что я налила себе еще чая.
— Согрелась, просто пить хочется, — ответила я и сделала маленький глоток.
Хмыкнув, Ларский вытер влажные волосы полотенцем, а затем кинул его на диван. Подошел к чайнику и тоже налил себе чашку чая.
— Я допью и пойду, — заверила его я. Наверняка ему со мной некомфортно.
— Ты в окно смотрела?
— А?
— Там ливень. Сиди уже тут.
Ларский понюхал свой чай, пригубил, сморщился и подошел к камину. Некоторое время смотрел на него, потом огляделся, взял с полки зажигалку и поджег заботливо приготовленную персоналом кучку поленьев. Огонь затрещал, разгораясь и поедая древесину. В огромной и неживой гостиной вдруг стало уютно. Захотелось подойти ближе к камину и полюбоваться на огонь, но меня пугал расположившийся на белом пушистом ковре Ларский.
— Красиво, — вдруг пробормотал он, глядя на огонь. Запрокинув голову, чтобы видеть меня, Ларский сказал: — Иди сюда. Не люблю, когда кто-то сверлит мне взглядом затылок.
Встав с места, я подошла к дивану и опустилась на него.
— Ближе.
Закатив глаза, я придвинулась ближе к Ларскому.
— На пол, сюда. — Он похлопал по месту рядом с собой.
— Я вам не собака! — недовольно заметила я.
— Знаю, ты попугай. — Ларский повернул ко мне голову и вдруг улыбнулся.
Подумав, что мне это кажется, я моргнула несколько раз, но Ларский уже снова смотрел на огонь. Заинтригованная, я осторожно опустилась на ковер рядом с ним и замерла. Минуть десять мы просидели в тишине, которую нарушал лишь треск огня в камине.
— Огонь всегда меня успокаивал, — прервал молчание Ларский. — Многих успокаивает вода, а вот меня — огонь.
— Значит, надо на работе во всех отделах поставить камины. — Слова сорвались с моего языка, прежде чем я поняла это.
Закусив губу, я испуганно посмотрела на начальника, но он лишь усмехнулся.
— Я ругаюсь не из-за того, что психически неуравновешен. Просто хочу, чтобы все хорошо выполняли свою работу с первого раза. Мне не нужен огонь на работе, чтобы успокоиться. В последнее время у меня появился… — Ларский помедлил, загадочно ухмыльнулся и продолжил: — …другой источник.
Приоткрыв от удивления рот, я смотрела на своего начальника и думала о том, что кто-то его подменил в ванне. Наверно, рядом со мной сейчас сидит инопланетянин.
— С вами все хорошо? — не могла не спросить я.
— Да, а что? — Ларский смотрел на меня взглядом невинного барашка.
— Говорите так, как обычно не говорите. Странно себя ведете. Может, мармеладных мишек съедите? У вас они с собой?
— С собой, — кивнул Ларский. — В дорожной сумке. Но они мне не нужны, я чувствую себя хорошо. Спасибо за заботу, Аня.
— Вы не температурите? — Нет, ну с ним явно что-то не то. С чего он такой добренький-то стал?
Ларский помотал головой, сделал глоток чая и сказал:
— Просто меланхолия напала. В этот день мне всегда грустно.
Я чувствовала, что должна спросить, что сегодня за день такой и почему ему грустно, но боялась. Несмотря на изменившееся поведение, Ларский все еще оставался Ларским. Вдруг он сочтет меня чересчур любопытной и выгонит из этой теплой и уютной гостиной в темную дождливую ночь? Этого мне сейчас совсем не хотелось. Все, чего я так желала сейчас — это смотреть на огонь, пить черный чай в пакетике и сидеть рядом с очень странным человеком, который то притягивал меня к себе, то, наоборот, отталкивал.
— Сегодня годовщина смерти моей невесты, — неожиданно сказал Ларский. — Ровно три года прошло.
Я удивленно уставилась на него, переваривая услышанное. Он сказал правду? Ну, конечно же, правду, таким не шутят. Но зачем ему говорить это мне? Зачем делиться настолько сокровенным?
— Это случилось, когда мы жили в Англии. Мы немного поругались перед этим, потому что Кира хотела остаться дома, а я настоял на том, чтобы поужинать в ресторане. — Ларский склонил голову и рассматривал свои пальцы, сжимающие кружку с чаем.
Он выглядел таким потерянным и беззащитным, что мне захотелось дотронуться до его плеча и ободряюще ему улыбнуться. Наверно, он очень любил свою Киру, раз даже перепутал меня с ней, когда пьяный спал у меня дома.
— Шел дождь, дорога была скользкой, и я не справился с управлением. Машину занесло на встречную полосу, я никак не мог вырулить назад и, когда на нас несся грузовик, поступил крайне трусливо…
Он затих, поэтому я, полностью погруженная в рассказ, тихо спросила:
— Как?..
Ларский зажмурился, глубоко вдохнул, отставил кружку в сторону и сжал кулаки.
— Я вывернул руль влево, подставив ее под удар, — наконец хрипло сказал Ларский. — А должен был поступить наоборот. Я без раздумий должен был подставить под удар себя. Мне постоянно снится эта проклятая авария, и каждый раз я поступаю так же. Я ничего не могу изменить даже в чертовых снах!
Ларский тяжело задышал, прикрыл глаза ладонью и откинул голову назад.
— Это была самозащита, — попыталась успокоить его я. — В подобной ситуации многие так поступают, у вас не было времени на раздумье…
— Я не должен был думать… Я должен был сразу же среагировать и защитить ее… Я убил ее…
Он начал заикаться и, кажется, дышать через раз. На висках выступили капли пота.
— Вам плохо?! — воскликнула я, поняв, наконец, что у Ларского снова началась паническая атака. — Мармелад! Где мармелад? В сумке? Я принесу!
Я вскочила с места, но Ларский вдруг крепко схватил меня за руку. Я посмотрела на него сверху вниз. Он убрал руку с глаз и теперь умоляюще смотрел на меня. «Не уходи», говорили его глаза.
— Вам надо что-то принять. — Я попыталась вырваться из его хватки. — Таблетки, мармелад, — да хоть что-то, что вам поможет!
— Не хочу все это, — хрипло ответил Ларский, мотая головой.
— А что вы хотите? Что вам принести? — в отчаянии спросила я. Это его состояние так меня пугало, что у меня даже задрожали руки.
— Хочу попробовать кое-что другое. — Он потянул меня за руку, и я упала перед ним на колени.
Лицо Ларского оказалось так близко к моему, что от волнения я затаила дыхание. Он не смотрел мне в глаза — все его внимание было сосредоточено на моих губах. Шумно вдохнув, Ларский осторожно коснулся губами моих губ. Я замерла, ожидая, почему-то, что он быстро отстранится от меня, потому что мои губы, во-первых, сильно обветрились, а во-вторых, в лесу на нервах я еще их знатно покусала. Однако Ларский даже не думал отстраняться.
Замерев, он провел языком по моей нижней губе, втянул ее и чуть прикусил. Затем пришла очередь верхней, а потом поцелуй углубился, и я почувствовала во рту его язык. По спине пробежали мурашки. Мои руки сами поднялись и коснулись шеи Ларского. Расценив это действие как приглашение, он повторил за мной и тоже прикоснулся к моей шее, большими пальцами лаская мочки ушей.
Все мысли покинули мое сознание. Остался только этот мужчина, его невероятно ласковые руки, горячее дыхание и восхитительный поцелуй, который не сравнится ни с каким другим.
Что уж говорить — я даже забыла, что надо скорее делать фотографию. Да даже если бы и вспомнила, то фотографировать мне было нечем — телефон умер смертью храбрых. Но сейчас все это было абсолютно не важно, потому что в этот самый момент в моей душе проклюнулись чувства к Александру Ларскому.
***
Катя проснулась, когда за окном начало светать. До восхода солнца было еще далеко, но небо было уже светлым и безоблачным, предвещая еще один хороший день.