— Хорошо, только Аню подвезу до дома.
— Я сама подвезу ее, — сказала Демидова.
Я нервно сглотнула.
Алек согласно кивнул и, улыбнувшись мне, вышел из гаража.
— Не надо меня подвозить, я сама доеду, — холодно произнесла я.
— Нам надо поговорить, — сказала Демидова. — Насчет твоего контракта.
Дождавшись, пока Алек уедет, она махнула мне рукой, веля следовать за ней. Я послушно поплелась за Демидовой и села в ее машину.
— Можешь забыть о долге, — заведя мотор, сказала она.
— Откуда вдруг такая щедрость? — с сомнением спросила я.
— Я уже получила от этой сделки все, что хотела. Больше мне от тебя ничего не нужно.
Ага, конечно, так я и поверила. Наверняка сейчас предложит еще какую-нибудь гадость. Однако Демидова молчала. Мы уже миновали гаражи и выехали на трехполосную дорогу, а она все молчала.
— Вы правда прощаете мне долг? — осторожно уточнила я.
— Правда прощаю, — кивнула Галина Юрьевна.
— И я вам больше ничего не должна? Ни денег, ни фото ни чего-либо еще?
— Абсолютно верно.
— Хм, спасибо, — больше из вежливости сказала я.
Если честно, то благодарности я вообще не чувствовала, и облегчения тоже. Наоборот, стало даже тяжелее.
— Если ты мне благодарна, то выполни одну просьбу.
Я чуть не закатила глаза. Начинается. Правильно я подумала, что просто так Демидова ничего не делает.
— Кого на сей раз надо поцеловать? — вздохнула я.
Галина Юрьевна ухмыльнулась и ответила:
— Моего сына.
Я удивленно уставилась на ее.
— Мне кажется, я с ума схожу, прося тебя о таком, но… — Она замолчала ненадолго, пожевала нижнюю губу и продолжила: — Он влюблен в тебя и ни о ком другом больше не думает. Разумеется, я против ваших отношений, но видеть, как мой сын сходит с ума от безответных чувств, я тоже не в силах. Поэтому, пожалуйста, прояви к нему интерес. Не оставляй моего сына несчастным.
Было видно, как тяжело Демидовой дались эти слова. Ради сына она переступала через себя, что такой женщине как она вообще не свойственно.
— Та девушка, Оксана, она уже давно влюблена в моего сына, но он видит только тебя. Она дочь богатых родителей, деловых партнеров моего мужа. Чтобы Алек ее заметил, я сделала ее его секретарем, но, увы. Чувствам не прикажешь.
— Так о болезни Саши вам сказала Оксана. — Моя догадка подтвердилась.
Богатая девушка Оксана Морозкина так хотела заполучить Алексея Демидова, что даже стала его секретаршей. Ее устройству на работу помогла мать Алека и, само собой разумеющееся, что Оксана будет плясать на стороне своего благотворителя. Мы спокойно работали и обсуждали коммерческие и не только тайны, даже не подозревая, что в нашем маленьком и теплом кругу все это время был шпион.
— Да, это была она, — не стала отрицать Демидова. — Признаться, я не ожидала подобного. Сразу же начала проверять факты, достала медкарту и ужаснулась. Мой бедный племянник страдает от ПТСР и продолжает так усердно трудиться, усугубляя свое здоровье.
— Вот только не начинайте, — скривилась я. — Вы уже продемонстрировали свои актерские таланты перед советом директоров.
— Какая же ты нахалка, Аня Соловей, — ядовито, но с ухмылкой на губах сказала Демидова.
— Какая есть, — буркнула я.
— Мой племянник тоже нахал. В этом вы похожи, — с презрением сказала Демидова, но я восприняла эти слова как комплимент. — Кстати, я так и не рассказала тебе об одной интересной подробности из жизни Ларского. Подробности, которая связывает вас.
На ум сразу же пришла наша с Сашей встреча в детстве. О ней знали только я и он, откуда у Демидовой могла быть эта информация? Она что, ясновидящая?
— Знаешь ли ты, как погиб мой брат и его жена? — спросила Галина Юрьевна.
— В аварии, — кивнула я. — Много лет назад.
— Восемь, если быть точным.
— Мои родители тоже погибли восемь лет назад. — Эту общую подробность она имела ввиду?
— Я знаю. И случилось это из-за Ларских.
— Что вы имеете ввиду? — нахмурилась я.
— Ты еще не поняла? — удивилась Галина Юрьевна. — Твои и его родители погибли в одной аварии. Мой брат не справился с управлением, его вынесло на встречную полосу и случилось то, что случилось.
— Не может этого быть… — пробормотала я, пытаясь осознать сказанное Демидовой.
— Разве ты не помнишь, как я разговаривала с твоей тетей на похоронах? Хотя, тебе тогда наверняка было не до женщины, на чьи деньги вы долгое время жили.
— Деньги? — совершенно растерянно переспросила я.
— Компенсация, — пояснила Демидова. — Ведь виновником аварии был мой брат. Саша весь в него, всегда умалчивает о самом важном…
К горлу резко подступила тошнота, а в голове зазвенело.
— Можете остановить здесь, я прогуляюсь, — выдавила я.
— Как скажешь, — не сала настаивать Галина Юрьевна. Кажется, она ухмылялась. Вот же ведьма!
Машина остановилась перед автобусной остановкой и я, не прощаясь, вывалилась из машины Демидовой. На улице тошнота сразу прошла, но голова все еще гудела. Поймав такси, я назвала водителю адрес Ларского. Если не поговорю с ним сейчас, то не смогу сегодня спокойно уснуть, обдумывая слова Демидовой. Хотелось бы мне верить, что они были ложью, но интуиция подсказывала, что это не так.
Разумеется, Саша долго не открывал дверь. Лишь после четвертого звонка он все же соизволил произнести в домофон одно единственное слово:
— Уходи.
— Почему ты не рассказал, что наши родители погибли в одной аварии? — быстро произнесла я.
Повисло молчание. Сначала мне показалось, что Ларский меня не услышал, поэтому я занесла руку для нового звонка, но дверь, на ручке которой все еще висела моя сумка с едой, внезапно открылась.
Бледный и осунувшийся Ларский смотрел на меня суженными воспаленными глазами. От этого взгляда все в компании давно бы уже пустились наутек, но я выдержала его и повторила свой вопрос, сократив его до одного слова:
— Почему?..
— Кто сказал? — хрипло спросил Ларский.
— А ты не догадываешься? — горько усмехнулась я, по его виду поняв, что Демидова не соврала.
Ларский молчал, буравя меня взглядом. За одно мгновение в его глазах отразилась и боль, и злость, и отчаяние и, кажется, сожаление.
— Прости… — выдавил из себя он.
От этого его «прости» мне стало еще больнее. Его изначально было трудно понять, но теперь…
Слезы выступили на моих глазах, но я даже не потрудилась их смахнуть. Сняв с ручки сумку е едой, я нервно выдохнула и сказала, не глядя на Ларского:
— Я так хотела лучше узнать тебя, так стремилась понять, но, видимо, у меня не получилось… В случае с фото я виновата перед тобой, и ты ясно дал понять, что больше не желаешь иметь со мной ничего общего, но теперь… Ты то со злобой, то с жалостью смотришь на меня. То любишь, то ненавидишь. Я…
— Аня, послушай! — вдруг произнес Ларский, шагнув ко мне, но я резко отступила от него. — Мне, правда, жаль, что я не сказал тебе о наших родителях. Я просто не хотел тебя терять, но…
Я вскинула на него заплаканное лицо и, глядя в зеленые глаза, сказала:
— Не хотел терять меня? Боже, Саша, я тебя совсем не понимаю… Я так устала… Так устала пытаться тебя понять…
В груди болело так, что я с трудом дышала. Головная боль обострилась, глаза застилали слезы. Больше не в силах терпеть эту пытку, я развернулась и кинулась к лестнице.
— Аня! — услышала я голос Саши. — Аня, постой! Аня!
Но в этот раз я не выполнила его просьбу.
Глава 24
Люди гораздо больше, чем вещи, нуждаются в том,
чтобы их подобрали, починили, нашли им место
и простили; никогда никого не выбрасывайте…
Одри Хепберн
Все выходные я была сама не своя. Много плакала, хоть уже обида и боль давно прошли, много думала и много лежала. За это время я поняла, что тоже не хочу больше видеть Сашу. Не из-за того, что все еще обижена или сержусь, нет. Я действительно очень устала пытаться понять его намерения. А еще устала от работы и поэтому в воскресенье вечером позвонила Зине и спросила, могу ли я взять три дня отпуска за свой счет. Оказалось, что могу.
Первые два дня прошли точно так же, как и выходные, за исключением того, что мне постоянно писал Демидов, которому я сообщила, что просто неважно себя чувствую.
В последний день меня разбудил звонок Кати, которая без всяких приветствий принялась кричать мне на ухо:
— Объясни мне, моя дорогая подруженька, какого рожна я должна по просьбе своего парня топать домой к твоему парню, чтобы проведать его?
— Зачем? — непонимающе пробормотала я.
— Вот я и прошу мне объяснить! Зачем? У меня своих дел полно, у Никиты операция послезавтра, а он локти кусает из-за того, что Ларский трубку не берет второй день! Давай, ноги в руки и сама к нему езжай. Потом отпишешься, живой он там или что, — протараторила Катя и отключилась.
Я несколько раз моргнула, глядя на экран телефона. Затем в голове Катиным голосом раздалось «трубку не берет второй день», и я, охнув, вскочила и быстро засобиралась. Минут через десять я была уже готова и, спустившись, села в вызванное такси.
В голову лезли самые страшные мысли, но я гнала их прочь, стараясь сконцентрироваться на ненавязчивой музыке, которая доносилась из аудиосистемы.
Оказавшись перед домом Саши, я кинулась к лифту, поднялась на нужный этаж и, подлетев к двери, принялась названивать в домофон. Никакого отклика не последовало. Тогда я позвонила Саше на телефон, но и тут было безрезультатно.
Продолжая терроризировать домофон, я покосилась на электронный замок с сенсорной панелью. Недолго думая, я ввела дату рождения Саши — дверь не открылась. На всякий случай без какой-либо надежды попробовала свою дату — ничего. Дата Никиты? Мамы? Папы? Киры? Бездумно ввела четыре единицы и вуаля! — дверь открылась.
— Серьезно? Так банально? — удивилась я, зайдя внутрь.
В квартире царил полумрак из-за задвинутых штор. В гостиной было так грязно, словно здесь недавно была вечеринка подростков. Всюду валялись крошки, фантики, упаковки от чипсов и лапши быстрого приготовления, а на столе, словно солдаты в неровном строю, стояли пустые бутылки из-под алкоголя. На разобранном диване, раскинув руки в стороны и посапывая, спал Ларский. Просто спал, ничего такого страшного с ним не случилось. Телефон, кстати сказать, лежал на столе рядом. Видимо, он просто выключил звук.