Барретт развернулся и на большой скорости спустился с холма. У заправочной станции он остановился и протянул руку:
— Она у тебя, Мэгги?
Девушка улыбнулась, достала из сумочки почтовую открытку и положила на его ладонь.
— Вот твои ключи к царству.
Он смотрел на глянцевую фотографию санатория «Саннисайд». На обратной стороне был текст. Справа — адрес и имя Фрэнка Гриффита, а слева все пространство, отведенное для сообщения, было до последнего миллиметра заполнено мелким почерком. Более-менее легко можно было разобрать только подпись: «Касси Макгро».
— Текст и подпись написаны разными почерками, — заметил Барретт. — Давай проверим, настоящая подпись или нет?
Из внутреннего кармана пиджака он достал фотокопии, сделанные в Парктаунском колледже, и развернул их. Потом положил обратную сторону фотографии, на которой были сняты О'Фланаган, Джадвей и Касси Макгро, рядом с почтовой открыткой.
— Ну? — спросила Мэгги.
— Старая написана твердой рукой, а эта похожа на кардиограмму, но и тут, и там одинаковые плоские верхушки у «г» и похожие на стрелы точки над «i»… — Он поднял голову и улыбнулся. — Да, подпись сделана той же самой рукой. Мы нашли Касси Макгро.
— Слава богу.
— И благодаря тебе. — Майк вновь завел машину. — Куда тебя отвезти?
— Я надеялась, что ты отвезешь меня домой.
— Домой?
— К себе.
Он уже собрался трогаться с места.
— У меня только одна кровать, Мэгги, одна двуспальная кровать.
— Двуспальная — значит, для двоих, так ведь?
Он накрыл ее руки, лежавшие на коленях, своими.
— Я говорил, что люблю тебя?
— Почему бы тебе не сказать это позже?
— Позже мне придется улететь в Чикаго.
Мэгги подалась к нему, приоткрыла губы, и они поцеловались, соприкоснувшись языками. Потом она прошептала:
— Неужели Касси не может подождать до завтра?
— Может.
Он отпустил ее, и машина тронулась с места.
10
Чикаго не просто город, который находится на полпути между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком, подумал Барретт. У него яркое и запоминающееся лицо.
Стольким враждебным глазам он казался некрасивым. Карл Сэндберг назвал его «самым большим убийцей свиней в мире», Арнольд Беннетт — «окраиной Варшавы», а Редьярд Киплинг — «грязным городом, в котором жили дикари». Для тех, кто знал Чикаго лучше, это был город, в котором были «Трибьюн» и Вейчел Линсдей, сестры Эверли и Джейн Аддамс, Аль Капоне и Эдгар Ли Мастерс, Сэмюэль Инсалл и Маршал Филд. Для любящих и знающих город людей Чикаго был «Петлей», надземкой, университетом, Центральным Иллинойсским вокзалом, небоскребом «Сирс и Робак», парком Линкольна, Лейк-Шор-драйв, Кук-Каунти, Городом ветров. Это был красивый, устрашающий и волнующий город, который всегда покидаешь в ранней юности и который навсегда остается в сердце.
Как и во многих городах и людях, в нем было много всего, и плохого, и хорошего, думал Барретт, выглядывая в окошко такси, но это явно был не тот город, в котором можно найти Касси Макгро, когда-то жившую в Париже на Монпарнасе.
Тем не менее она в Чикаго, и через какие-то минуты они встретятся лицом к лицу. И его родина, где он провел юность, почти забытая, неожиданно показалась ему прекрасной.
Майк Барретт оставил Мэгги, когда уже совсем рассвело, улетел из Лос-Анджелеса и теперь, во вторник, находился в Чикаго. В небе солнце неуверенно сражалось с целой армией воинственных тучек, но в конце концов проиграло сражение. Он уже проехал большую часть расстояния между отелем «Восточный посланник» и санаторием «Саннисайд», который находился на окраине чикагского Норт-Сайда, и, несмотря на пасмурный день, чувствовал, как в нем кипит энергия. Его переполняло ожидание.
Подняв окно такси, Майк Барретт как бы прогнал мысли о Чикаго, постарался забыть Мэгги и не думать о бесполезном дне, который предстоял Эйбу Зелкину в суде, и наконец сосредоточил все внимание на предстоящей встрече с Касси Макгро.
Почти автоматически, будто это превратилось в привычку, он достал из кармана почтовую открытку и в который уже раз перечитал ее. «Узнала из газеты о том, что произошло с Вашим сыном, и что Вы во всем вините „Семь минут“ и их автора. Я была подругой мистера Джадвея и вдохновила его на создание книги. Клянусь жизнью нашей дочери Джудит, которая сейчас служит Богу, как ее отец когда-то служил человечеству, что мистер Джадвей написал „Семь минут“ с одной-единственной целью: освободить сегодняшнюю молодежь от страха перед сексом. Книга не могла причинить вреда Вашему сыну, наоборот, она поможет ему обрести веру в себя и спасет его. Леру и остальные не знают правды. Поверьте мне и будьте милосердны. Искренне Ваша, Касси Макгро».
«Я верю тебе, Касси, — хотелось крикнуть Барретту, — какой бы ни была твоя правда, но поверишь ли ты мне, когда я попрошу разворошить прошлое? Хватит ли у тебя смелости нарушить свое уединение, рискнуть скандалом и выступить, чтобы спасти живых? Поможешь ли ты нам, Касси?»
Машина остановилась. Таксист выключил счетчик, повернулся и сообщил сумму.
Доставая бумажник, Майк Барретт склонил голову и посмотрел в окно. Санатории такого рода были ему хорошо знакомы. В одном из них, только на Востоке, провела последние годы жизни его мать. То, что он сейчас видел, лишний раз подтверждало его убеждение: у всех у них были одинаковые фасады, все они были одноэтажными, с белыми стенами и чем-то походили на тюрьму. «Саннисайд» отличался от виденных им на Востоке только тем, что по обе стороны от высоких стеклянных дверей стояли горшки с геранью, придавая санаторию более дорогой и ухоженный вид.
Барретт расплатился с таксистом, дав чаевые, быстро вылез из машины и направился по короткой цементной дорожке к «Саннисайду».
Помня санатории, в которых доживала свою жизнь его мать, он ожидал что вот-вот вдохнет слабый запашок мочи и моющих средств, но, к удивлению и радости Барретта, внутри пахло сиренью. Просторный коридор устилала широкая ковровая дорожка. Впереди виднелись стеклянные двери во внутренний дворик, заставленный ящиками с яркими цветами. В центре этого цветочного великолепия, под яркими разноцветными зонтиками стояло несколько металлических столиков, но, за исключением пожилого джентльмена в шляпе, просторном свитере и мешковатых брюках, который клевал носом на стуле, в дворике никого не было.
В регистратуре, расположенной от дверей во дворик, сидела аккуратно одетая и похожая на херувима медсестра. Она с любопытством посмотрела на посетителя.
Майк Барретт представился и объяснил, что прилетел из Лос-Анджелеса, чтобы встретиться с главным врачом санатория. Девушка несколько минут наводила справки по внутренней связи, потом его направили в кабинет главврача. Майк прошел мимо комнаты психотерапии, огромной комнаты отдыха, где работали телевизоры, доски объявлений, и очутился в небольшом кабинете главного врача санатория «Саннисайд». Сейчас он сидел напротив мистера Холлидея, который напоминал чисто выбритого Христа Спасителя, если можно представить себе Христа с лицом бухгалтера. Он встретил Барретта немного настороженной улыбкой. Хотя Барретт явился неожиданно, он мог оказаться родственником потенциального пациента. Погладив пуговицу «Ротари-клуба», Холлидей сказал:
— Вы прилетели из самого Лос-Анджелеса, только чтобы встретиться со мной? Или я неправильно понял? Хотите устроить к нам какого-нибудь знакомого или родственника?
— Я хотел поговорить с вами и одной из ваших пациенток.
— Лос-Анджелес… Я был там на конференции лет пять назад, — с теплотой произнес мистер Холлидей, и Барретт сразу догадался, что доктор приезжал без жены. — Времени для осмотра города почти не было. Мы побывали только в Диснейленде и Ноттс-Берри-Фарм. Огромный санаторий и курорт.
— Никогда не задумывался об этом, — с улыбкой ответил Барретт.
— Ну что же… — Мистер Холлидей слегка подвинул арифмометр и высыпал пепел из пепельницы в корзину для бумаг. — Чем могу служить, мистер Барретт?
— Я хотел бы встретиться с одной из ваших пациенток… или, если будет нужно, с одной из сестер. Только не знаю, с которой.
Мистер Холлидей взял карандаш.
— Имя пациентки?
— Касси Макгро.
Главный врач нахмурился.
— Она белая?
— Да.
— Кроме двух старших сестер, весь персонал в санатории цветной. Что-то не припоминаю у нас пациентки с такой фамилией. — Он взял бумаги. — Макгро, говорите? Сейчас посмотрим.
Он пролистал первые страницы, потом провел карандашом по странице с фамилиями пациентов, начинавшимися на «М».
— Сейчас у нас в санатории больше ста пациентов, но, боюсь, ни одной Макгро. Ни одной фамилии, даже отдаленно похожей на эту. Может, вы говорите о женщине, которая когда-то была здесь, но сейчас ее у нас нет? В таких санаториях, знаете ли, пациенты постоянно меняются. — К нам привозят старых людей, которые обижаются и считают, что их посадили чуть ли не в тюрьму. Им, конечно, одиноко. Когда раз или два в неделю их навещают родственники, они постоянно выслушивают жалобы на администрацию. Родственники с самого начала чувствуют вину, поэтому они обычно верят жалобам и рано или поздно перевозят своих отцов и матерей в другие санатории, но там выслушивают такие же жалобы. После двух-трех переездов они начинают понимать, что виноваты не мы, а старческий синдром. Так что, наверное, ваша Касси Макгро была…
— Мистер Холлидей, она находилась у вас две с половиной недели назад.
— В самом деле? Сейчас проверим списки выбывших за прошлый месяц.
Он открыл ящик стола, потом другой и наконец нашел нужные документы. Медленно прочитал первую страницу, нахмурился и положил бумаги обратно в ящик.
— Никакой Макгро в «Саннисайд» не было ни две с половиной недели назад, ни вообще в прошлом месяце. Извините, мистер Барретт. Может, вы ошиблись санаторием?
Барретт достал почтовую открытку и фотокопии из Парктауна и протянул открытку главному врачу.
— Ваша?
Мистер Холлидей посмотрел на лицевую сторону карточки.