— У вас не хватит денег, Барретт. На земле еще не отчеканили столько монет, чтобы заставить меня говорить о Джадвее.
— А вам известно, что вас могут вызвать в суд повесткой?
— А вам известно, что я могу заболеть потерей памяти? Не угрожайте мне, Барретт. Джадвей и Касси — лучшая часть моего прошлого. Я не собираюсь грабить их могилы и свои мечты ради денег.
— Простите, — извинился Барретт. — Хорошо, тогда последний вопрос. Совсем недавно нью-йоркский торговец автографами, Олин Адамс, приобрел несколько писем Джадвея. Он сказал мне, что предложил их вам. У вас не было денег, и вы отказались. Через несколько дней вы неожиданно позвонили Адамсу и сказали, что достали деньги и хотите купить письма. Зачем?
— Зачем? — фыркнул О'Фланаган. — Я скажу вам зачем. Они были мне нужны для коллекции рукописей О'Фланагана в библиотеке парктаунского колледжа. Это небольшой колледж рядом с Бостоном. Когда я издавал свой журнал, они присвоили мне почетную степень, а я, в свою очередь, подарил им мой архив и все остальное. Мне всегда хотелось иметь что-нибудь от Джадвея. К сожалению, у меня ничего не было. То малое, что осталось после Джадвея, Касси забрала себе. Не знаю, уничтожила она его бумаги и письма или сохранила. Когда эти письма были выставлены на продажу, я захотел купить их, но тогда не мог себе этого позволить. Потом подвернулся шанс занять немного денег, и я сделал еще одну попытку, но опоздал. — Он вздохнул. — Они бы хорошо выглядели в моей коллекции в Парктауне. Очень жаль.
— Коллекция… — задумчиво повторил Барретт. — Как по-вашему, мне разрешат взглянуть на нее?
— Она открыта для публичного осмотра. Любой человек, который приедет в парктаунский колледж, может увидеть ее. Вы можете оказаться первым желающим. Вирджил Кроуфорд, молодой хранитель библиотеки, наверное, умрет на месте, когда вы попросите показать коллекцию О'Фланагана.
— Я бы хотел поехать в Парктаун и взглянуть на нее. Вирджил Кроуфорд? Могу я сослаться на вас?
О'Фланаган попытался поставить локти на стол, но один локоть соскользнул, и поэт начал падать. Барретт поддержал его.
— Спасибо, — пробормотал старик.
— Можно сослаться на вас в разговоре с Кроуфордом? — повторил Барретт.
— Ссылайтесь на кого хотите, черт побери.
Барретт взял счет, портфель и встал.
— Очень благодарен вам за беседу. Сейчас мне пора.
— Закажите мне еще бренди, когда будете уходить.
— Конечно.
— И, Барретт… послушайте меня, вы напрасно теряете время. Вам ничего не раскопать о Джаде, чтобы защитить его от этих поджигателей книг. Джад… Джадвей опережал время. Он по-прежнему опережает его, и его книга и доброе имя будут оправданы только тогда, когда придет нужное время, когда мир будет готов к воскрешению. До тех пор не тревожьте его прах. Пусть бедняга спит спокойно, пока не наступит новый мир.
Барретт выслушал старика и спокойно ответил:
— Для меня существует только старый мир, сегодняшний мир. Возможно, когда-нибудь в грядущем и будет лучший мир, мистер О'Фланаган, но я не могу позволить себе ждать, когда наступит это грядущее.
Дальше все складывалось на редкость удачно.
В Гринвич-Виллидж Майк Барретт поймал такси и вернулся на Манхэттен. Из своего номера в «Плазе» он позвонил в библиотеку колледжа в городке Парктаун, штат Массачусетс. Наступило время ужина, и он сомневался, что застанет Вирджила Кроуфорда на работе. Секретарша сняла трубку и ответила, что мистер Кроуфорд уже ушел домой и появится на работе только в понедельник. Когда Барретт начал настаивать, что должен немедленно переговорить с мистером Кроуфордом по очень важному делу, секретарша (одна из немногих женщин, которые верили в важность междугородних звонков) без промедления дала ему домашний номер Кроуфорда.
Через несколько минут Майк Барретт уже разговаривал с Вирджилом Кроуфордом. Кроуфорд заинтересовался сразу, как только узнал о роли Барретта в процессе, проходящем на западном побережье, а услышав о разговоре с О'Фланаганом и о желании осмотреть его коллекцию, был польщен и предложил Барретту приехать к десяти утра в библиотеку.
После неторопливого ужина в «Оук-рум» Барретт выехал из «Плазы» и вылетел первым же рейсом в Бостон, где переночевал в отеле «Риц-Карлтон».
Утром в пятницу выглянуло яркое солнце. Майк Барретт взял напрокат «мустанг» и направился в Парктаун, который находился в пятидесяти милях от Бостона на дороге в Уорчестер. Ему очень хотелось побыстрее преодолеть эти пятьдесят миль, чтобы взглянуть на коллекцию О'Фланагана, но, как ни велик был соблазн, Майк понимал, что еще рано. К тому же столь прекрасное утро в Массачусетсе было одним из редких подарков природы. Он проезжал мимо лугов, озер и ручьев, берега которых поросли березами, ивами и соснами, мимо сверкающих шпилей соборов и поросших мохом надгробий кладбищ первых поселенцев. Все это заставляло забыть о времени, и Майк вел «мустанг» с умеренной скоростью.
Парктаунский колледж оказался более современным и большим, чем он ожидал. Оставив машину на стоянке рядом со зданием студенческого союза, Майк спросил у охранника дорогу, миновал шумный фонтан и увидел за ним двухэтажное здание библиотеки.
Без двух минут десять он пожал руку Вирджилу Кроуфорду.
К удивлению Барретта, Кроуфорд оказался очаровательным моложавым мужчиной. Он был стройным, подтянутым оптимистом и от всего сердца хотел быть полезным.
Проведя Барретта по лестнице на второй этаж, он объяснил:
— В большинстве маленьких колледжей нет отдела специальных коллекций. Это дорогое удовольствие не только из-за помещений и персонала, но в основном из-за дороговизны покупок. Нам повезло, и мы заинтересовали «Друзей парктаунской библиотеки», которые неустанно ищут нам спонсоров. Мы гордимся своими коллекциями трудов писателей и поэтов Новой Англии. В прошлом месяце купили две коллекции документов Джона Гринлифа Уитьера, целое сокровище: черновики стихов, переписка, журналы. Я с удовольствием могу вам сообщить, что не за горами покупка бесценной коллекции документов разных новоанглийских аболиционистов. Знаете, Уэнделл Филлипс, Чарльз Самнер и другие борцы против рабства.
— А как в эту компанию затесался Шон О'Фланаган? — полюбопытствовал Барретт.
— О, он родился в Провинстауне. Правда, он прожил в Новой Англии не больше пары лет, но не в этом дело, а в том, что он поэт. Я пытаюсь собрать коллекцию авангарда. Мы уже многого добились. У нас есть письма Бёрнса и Суинберна, несколько рукописей Аполлинера.
Они прошли по коридору, и Кроуфорд показал на комнату справа, где располагался его кабинет. Слева находилось хранилище микрофильмов.
Они вошли в просторную комнату, обставленную большими столами и шкафами со стеклянными дверцами.
— Ну вот мы и пришли, — сказал Кроуфорд и показал на открытую дверь за библиотечной стойкой. — Там экспонаты нашего отдела специальных коллекций. Наверное, у вас нет времени посмотреть некоторые из наших сокровищ?
— Боюсь, нет, — ответил Барретт.
— Коллекция Шона О'Фланагана обработана и занесена в каталог. Вы хотите взглянуть на что-нибудь конкретно?
— Меня интересует не сам О'Фланаган, а его дружба в парижский период жизни с Джадвеем. Мне нужен Джадвей.
— Джадвей, — удивился Кроуфорд. — Так вы ищете только Джадвея?
— Да.
— Наверное, я неправильно понял вас по телефону, мистер Барретт. Мне показалось, что вы сказали, будто хотите использовать на процессе в качестве свидетеля Шона О'Фланагана и… — Он печально покачал головой. — Но если вам нужен Джадвей, боюсь, мы не сможем помочь вам, как я надеялся. Джадвей умер слишком молодым и не оставил после себя много документов. К тому же, насколько мне известно, черновики и другие бумаги, касающиеся «Семи минут», не сохранились. Знаете, какой самый большой бич нашей профессии? Уничтожение рукописей и черновиков обещающими авторами. Сомневаюсь, что вы найдете что-нибудь о Джадвее в коллекции О'Фланагана. Если подождете минуту, я еще раз проверю по каталогу.
— Я скрестил пальцы на удачу, — сказал Барретт.
Кроуфорд торопливо направился к ящикам каталога, а Барретт принялся бесцельно бродить по комнате, останавливаясь время от времени, чтобы заглянуть в шкаф.
— Мистер Барретт, — обратился к нему Кроуфорд. — Мне ужасно жаль, но все, как я и предполагал. Ни единого документа Джадвея.
— А может, есть какие-нибудь материалы о нем? В конце концов, О'Фланаган утверждает, что был ближайшим другом Джадвея.
— Возможно, в папках с коллекцией О'Фланагана и могут оказаться одна-две ссылки на Джадвея, но вам для того, чтобы найти их, придется перелопатить всю коллекцию. Правда, у вас на это не уйдет много времени. Кроме того поэтического ежеквартальника, который редактировал и издавал О'Фланаган, и подписанных им книг, которые он нам подарил, в его коллекции имеются всего лишь три коробки с бумагами. Хотите посмотреть их?
— Очень.
— Тогда устраивайтесь поудобнее за одним из этих столов. Я принесу коробки.
Через пять минут перед Майком Барреттом на длинном столе стояли три коробки. Кроуфорд пошел по своим делам, но пообещал далеко не уходить на тот случай, если понадобится.
Первый ящик оказался наполнен пронумерованными бумажными папками с черновиками О'Фланагана. Сначала внимательно, потом все более нетерпеливо Барретт принялся просматривать эти бумаги в поисках аннотаций, в которых присутствовало бы имя Джадвея, или ссылок на период жизни в Париже между 1934 и 1937 годами, но ничего не нашел, кроме непонятных стихов.
Сложив папки в ящик и отодвинув его в сторону, Барретт открыл второй. В основном в нем хранились наброски написанных от руки или отпечатанных на машинке стихов и в самом конце — три папки с письмами. Затеплившаяся было у Барретта надежда быстро погасла. Все письма относились к послепарижскому периоду, это была переписка между самим О'Фланаганом и спонсорами его журнала. Ни в одном из них не было даже маленького намека на Джадвея.
Разочарованный Барретт открыл третий и последний ящик, который только наполовину был наполнен папками. В них находились вырезки и объявления, в которых упоминался или сам О'Фланаган, или его журнал. Там же лежала стопка вырванных из блокнотов и тетрадей листков, на которых О'Фланаган долгие годы делал наброски к стихам и записывал любимые высказывания и цитаты.