— Понятно, — кивнула Мариша. — И вы не интересовались у Анны Евгеньевны, что стало с ее внучкой после того, как девочка ушла из интерната?
Верочкино лицо слегка помрачнело.
— Видите ли, — произнесла она, — мне не у кого стало спрашивать.
— В каком смысле?
— В том самом, что Анна Евгеньевна никогда не оставляла мне своего домашнего адреса. И я более чем уверена, что фамилия, которую она мне назвала при нашем знакомстве, не была ее настоящей фамилией, — ответила нотариус. — Иначе в чем смысл конспирации?
— Ну да, — пробормотала Мариша, с ужасом понимая, что единственная ниточка, которая вела к наследству Аньки, трещит и вот-вот порвется.
— После того, как Анечка вышла из своего интерната, ее бабушка, Анна Евгеньевна, никогда больше ко мне в контору не приходила.
— Почему? — удивилась Мариша. — Разве девочке после выхода в большой мир не нужна была ее поддержка?
— Дело, думаю, в другом, — произнесла Верочка.
— В деньгах, которых не стало? — спросила Мариша, вспомнив, что отдельную квартиру Аньке ее бабушка так и не приобрела. — Потому что денежная река оказалась перекрыта, да?
— В этом тоже, — кивнула Верочка. — Но я неоднократно говорила Анне Евгеньевне о своем намерении перебраться жить в деревню. И полагаю, она просто решила обратиться за помощью к другому нотариусу.
— К кому?! — хором воскликнули подруги.
— Этого я не знаю, — покачала головой Верочка.
Подруги молчали. Разочарование было слишком сильно.
Они так надеялись на эту поездку. И что же? Узнали фамилию Анькиной бабушки, которая, скорей всего, была вымышленной! Верочка сочувственно наблюдала за подругами, размышляя о чем-то про себя.
— Давайте я вас хоть супчиком угощу, — внезапно предложила она, явно желая подбодрить подруг хотя бы своей вкусной стряпней. — Суп у меня сегодня просто замечательный получился.
Подруги рассеянно кивнули, продолжая думать о своем. Верочка тем временем засуетилась, загремела кухонной посудой, в воздухе разнеслись ароматные запахи. И через несколько минут перед подругами появилось по полной тарелке золотистого бульона с мелко порубленной зеленью, в котором плавали розочки из моркови, ажурный темно-золотистый лук и безупречные светло-желтые нити домашней лапши.
Несмотря на то, что суп стоял на плите и лапша провела в нем куда больше часа, она ничуть не разварилась, и ее внешний вид не пострадал. Она и сейчас выглядела так, словно ее опустили в кипяток никак не больше десяти минут назад.
— Какая изумительная у вас лапша, — не удержалась от похвалы Мариша. — Вы ее, наверное, сами делаете?
— Это же сколько терпения и времени на такую работу надо потратить! — поддержала ее Юля. — Вообще-то я слышала, что итальянки для своих мужей делают макаронные изделия вручную, но чтобы русская женщина стала так баловать своего мужика!
Верочка неожиданно отвернулась в сторону и весело захихикала.
— Вообще-то мужу об этом знать не полагается, — произнесла она, закончив веселиться. — Но вам я, так и быть, открою свой секрет. На самом деле это вовсе не домашняя лапша. В том смысле, что я ее сама не делала.
Она встала и быстро подошла к шкафу, откуда извлекла пакет с уже знакомой подругам надписью.
— Вот видите! «Макфа»! — с гордостью сказала Верочка, демонстрируя пакет подругам. — Попробовала один раз и с тех пор только ее и варю. Отличное качество. И цена для такого продукта отнюдь не высокая. Куда лучше, чем всякие импортные аналоги. Стоимость их гораздо выше, да и потом, зачем нам — русским людям — поддерживать иностранных производителей, когда есть отечественные продукты и ничуть не хуже?
Затем она снова подсела к подругам, которые уже наворачивали по второй тарелке. Настроение у них несколько улучшилось. А вот вид у Верочки, когда она наблюдала за подругами, был снова глубоко несчастный и задумчивый. Она несколько раз вздохнула и наконец решилась.
— Девочки, — произнесла она, — я вижу, что ничем вам не помогла.
— Зато накормили вкусно! — попыталась отшутиться Юля.
— Это да, — кивнула Верочка. — Но вот по поводу того, зачем вы ко мне приехали, я вам не помогла. Поэтому…
И, набрав в грудь побольше воздуха, она сказала:
— В общем, я знаю еще кое-что об Анне Евгеньевне. Но только… Понимаете, это я узнала не от нее самой. И поэтому хочу, чтобы вы не разглашали никому, что эти сведения получили от меня.
— Конечно! — оживились подруги. — О чем речь! Мы будем молчать как рыбы.
— Хорошо, — сказала Верочка. — Я вам верю. Слушайте, вы должны меня понять. Эта история меня очень заинтересовала. Таинственность, которую соблюдала Анна Евгеньевна, меры предосторожности, с которыми она передавала деньги, разного рода недомолвки. В общем, все это в совокупности так разогрело мое любопытство, что я решила проследить за Анной Евгеньевной.
И, подняв глаза на подруг, она спросила:
— Вы меня осуждаете?
— Вовсе нет! — закричали подруги. — Мы бы и сами так поступили.
— Конечно, это был большой риск с моей стороны, но я все равно решила, что хватит ей водить меня за нос, — обрадовалась Верочка. — Могла бы Анна Евгеньевна наконец понять, что я человек надежный, и если меня попросить, то я болтать не стану. К тому же я все равно понимала, что скоро оставлю работу в нотариальной конторе и уеду в деревню. Одним словом, все так сложилось одно к одному. Короче, я предприняла собственное маленькое расследование.
— Итак, вы за ней проследили? И что узнали? — нетерпеливо перебила Юля все еще мучающуюся сомнениями Верочку.
— Что-то интересное об их семье? — спросила Мариша.
— Да, — кивнула нотариус. — Анна Евгеньевна мне не соврала. Ее невестка в самом деле была очень больной. Это охотно подтвердили соседки в их дворе. Когда я дошла следом за Анной Евгеньевной до ее дома, то не решилась подняться следом за ней на этаж. Вместо этого я присела на лавочку к бабулькам и уже через несколько минут узнала о семье Анны Евгеньевны очень много интересного.
В целом Анна Евгеньевна правдиво обрисовала ситуацию в семье. Невестка была особой крайне неуравновешенной. И вывести ее из себя ничего не стоило. Чего тут было больше — избалованности или болезни, сказать трудно. Но Рената — так звали невестку Анны Евгеньевны — могла ногами пинать крохотную собачонку, посмевшую ее облаять.
Когда сосед не пропустил ее первой в дверь подъезда, потому что тащил в руках кучу пакетов и не заметил соседки, Рената тут же подлетела к его машине и прямо на глазах опешившего мужчины принялась колошматить по ней огромным обломком кирпича, который затем попыталась опустить на голову самого хозяина машины.
Конечно, это все были небольшие штришки к портрету. Но тем не менее о Ренате шла дурная слава. Женщины поспешно уходили, когда Рената со своей дочерью выходила на улицу. Когда ее дитя играло в песочнице, Рената могла запросто покалечить чужого ребенка, если ей казалось, что кто-то обидел ее крошку.
— Почему же все терпели ее дикие выходки? — поразилась Мариша. — В те времена ведь существовали еще хорошие участковые милиционеры. Они могли привлечь женщину к ответственности за хулиганство.
Ну, — пожала плечами Верочка, — ничего особо уж криминального Рената не совершала. А штрафы за исцарапанную машину или лечение собаки ее муж в качестве возмещения морального ущерба выплачивал, не торгуясь. И лишь просил, чтобы дело не доводили до милиции и суда. Соседи брали деньги. И, в душе жалея мужика, соглашались молчать.
— А еще что вам удалось узнать? — жадно спросила у женщины Мариша.
— Как я и подозревала, фамилия Анны Евгеньевны оказалась вовсе не Пономарева, а Макеева. Но имя она мне назвала верно — Анна Евгеньевна.
— Значит, бабушку нашей Аньки звали Макеева Анна Евгеньевна? — повторила Мариша.
Верочка кивнула.
— Я узнала ее фамилию от соседей. Думаю, им не было нужды врать мне.
Это уже было кое-что! По крайней мере хоть какая-то зацепка.
— А ее сын? — спросила Юлька. — Он тоже был Макеев?
— Да, — кивнула Верочка. — Думаю, что да. О нем мне точно известно только имя — Михаил, Рената и их маленькая прелестная Гризетта.
— Как? — переспросила Мариша.
— Кто? — не поняла Юлька.
— Так звали их дочь, — объяснила Верочка. — Ту самую, из-за которой маленькую Анечку лишили родного дома и внимания отца и бабушки.
— Ну и имечко, — вздохнула Мариша. — Чего только люди не придумают, чтобы выпендриться.
— Охотно верю, что с головой у этой Ренаты было не слава богу, — согласилась Юлька. — Надо же так обозвать дочку!
И по словам соседей, душевное состояние Ренаты с каждым годом все ухудшалось, — добавила Верочка. — А потом они ее даже почти не видели — то ли родные держали ее дома под присмотром, то ли на некоторое время отправили в специальное учреждение. Этого они сказать не могли. А спрашивать у Макеевых такие вещи, сами понимаете, тоже ни у кого язык не поворачивался.
— А где они жили? — спохватилась Мариша. — Адрес вы помните?
— Вообще-то сам дом помню, — задумалась Верочка. — А вот адрес… Он был у меня где-то записан. Подождите немного.
И она ушла в другую комнату. Искала адрес долго. Уже вернулся ее муж — белокурый здоровяк со славным улыбчивым лицом. Вышла Верочка, муж первым делом крепко обнял жену и от души чмокнул в щеку. Подруги наблюдали за этой семейной сценой с улыбкой. На эту пару было приятно смотреть. Есть такие люди, которые словно светятся изнутри. И стоит на них взглянуть, как сразу становится ясно — хорошие люди.
С помощью мужа, который лучше самой Верочки помнил, где она хранит все свои бумажки, адрес Анькиных отца и бабушки был наконец найден.
— Только учтите, этому адресу уже, наверное, лет пятнадцать, а то и все двадцать, — предостерегла Верочка подруг на прощание. — С тех пор они могли десять раз переехать.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Верочкино пророчество сбылось. В элитном доме на Красногвардейской площади, который до сих пор производил благоприятное впечатление своими массивными колоннами у входа и общей породистостью, никаких Макеевых не оказалось. В их прежней квартире жили совсем другие люди. О прежних владельцах они ничего сказать не могли или не хотели. И даже дверь не открыли.