Тарашкевич, состоя председателем Минской Чека Литбел с мая 1919 г., в своих действиях допустил ряд преступлений. Так, в конце июля в Минске, в заседании тройки, состоявшей из него и представителей Особого отдела Зап[адного] фронта Никольского и Шульмана, были вынесены смертные приговоры по памяти: были случаи, что никто из присутствовавших на заседании этой тройки не знал, в чем обвиняется арестованный, и в зависимости от ответа того или иного сотрудника Чека и арестованного фамилия арестованного заносилась в список подлежащих расстрелу (показания председателя Совнаркома Литовско-Белорусской республики т. Мицкевича-Капсукаса на л. д.[1769] 1 и 92 и показание председателя Ц.К. Советов Литвы и Белоруссии т. Циховского на л. д. 1).
Шульман и Никольский в своих показаниях говорят, что «арестованные, большая часть дел о коих была эвакуирована в Бобруйск, приглашались в кабинет заседания, где по личным опросам, а также и сведениям, даваемым следователями и заведывающим» секретно-оперативным отделом, выносилось то или иное постановление (л. д. 9, 12об., 258об.).
12 августа 1919 года в Бобруйске тройка из Тарашкевича, представителей ВЧК т. Ихновского и Особого отдела Зап[адного] фронта Антонова (л. д. 55) также пыталась решать дела без самих дел, только по устному докладу, причем определенных докладчиков не было. Тарашкевич из присутствовавших вызывал докладчиков словами: «Кто будет докладывать». На присутствовавшего в заседании члена ЦК Литбел т. Далецкого, Антонов произвел впечатление садиста за фразы его «убить», а не расстрелять, «что вам жалко контрреволюционера» (л. д. 155об., 248).
В заседании тройки, 23 июля 1919 г., в Минске, в составе Тарашкевича, Шульмана, Никольского, Балтина, Саватьева, Эйдукевича были приговорены к расстрелу 2 польских коммуниста Орловской организации Квек и Замко без предварительного следствия и запроса Орловской организации только за то, что у Квека были найдены чистые бланки организации (л. д. 53, 92, 97, 142, 147, 12, 258). Т. Мицкевич-Капсукас показывает на л. д. 92, что Квек и Замко были приговорены к расстрелу и расстреляны без предъявления какого-либо обвинения. Следователь Цесляк, производивший следствие о Квек и Замко, не найдя достаточных данных для их обвинения и пришедший к убеждению вместе с т. Ихновским, присутствовавшим на допросе их, что они действительно польские коммунисты, командированы в Политотдел 16 дивизии и задержаны ошибочно, наложил резолюцию «освободить» (показание следователя Ч.К. т. Цесляка на л. д. 228 и показание заведывающего экономическим отделом В.Ч.К. т. Ихновского на л. д. 250), причем сам Тарашкевич признает приговор в отношении их неправильным; арестованы они были вечером, а утром расстреляны. При Тарашкевиче был случай освобождения по просьбам сотрудников Чека приговоренных к расстрелу 4-х человек, оказавшихся добровольно бежавшими от белых (показание инспектора секретной части Смоленской Ч.К. т. Забелло на л.д. 142), и освобождение уже отправленного на расстрел шофера, которого случайно опознали сотрудники Особого отдела и засвидетельствовали его непричастность к контрреволюции (показание члена Реввоенсовета 16 армии т. Уншлихта). Расстрелы при Тарашкевиче производились в недопустимой форме: смертные приговоры приводились в исполнение не определенными лицами, а «охотниками» (показание заведывающего юридическим отделом Минской ЧК т. Ронина на л. д. 117). Так, в Бобруйске, в ночь на 13 августа, расстреливал Тарашкевич совместно с Антоновым, не установленным по фамилии следователем Чека и Семеновым, причем они все вместе были в пьяном виде, расстреливали поодиночке, в присутствии остальных приговоренных: мать и отца Глуховских расстреляли на глазах сына-гимназиста, которого оставили в живых за обещание выдать лиц, принадлежащих к П.О.В.[1770] Над приговоренными издевались (показание инспектора секретной части Смоленской ЧК т. Забелло на л. д. 142, показание заведывающего секретно-оперативным отделом Смоленской ЧК т. Эйдукевича на л. д. 139).
Тарашкевич допустил расстрел на ст. Жлобин, при эвакуации Чека из Бобруйска в Смоленск, в 12 часов дня, у полотна жел. дороги, за водокачкой, 4-х арестованных в целях воздействия, ввиду бегства и покушения на побег арестованных, в присутствии ехавшей в эшелоне посторонней публики (заявление 10 членов Коммунистической рабочей партии Польши на л. д. 97 и показание председателя Ос[обой] прод. комиссии Зап[адного] ф[ронта] т. Калмановича на л. д. 39). Тарашкевич оставил безнаказанным Айселиника[1771], вместо расстрела заколовшего ножом приговоренного Гольдина-Володарского, и Семенова, обнаружившего у арестованного ножик и заставившего его проглотить этот ножик (показание состоящего для поручений при Реввоенсовете Запфронта т. Шапиро на л. д. 144).
Трупы расстрелянных погребались небрежно или вовсе не зарывались. Так, в Бобруйске, после расстрела, 7–8 трупов были оставлены на дворе и лежали в течение суток. Трупы зарывались небрежно, так, что части тела торчали из земли: были видны разможженные от выстрелов головы, – это дало повод распространять провокационные слухи о зверствах большевиков (л. д. 92, 138, 142, 97, показание члена Реввоенсовета 16 армии т. Уншлихта на л. д. 138 и показание инспектора секретной части Смоленской ЧК тов. Забелло на л. д. 142).
При Тарашкевиче приговоренные к расстрелу иногда освобождались при уплате известного штрафа: были случаи, что Чека арестованных, к коим нельзя было предъявить какое-либо обвинение, зачисляла заложниками и наоборот, например, Чехович был арестован как заложник, потом освобожден, а потом опять арестован (л. д. 1, 92, 94, 145).
Отобранное при обысках имущество не сдавалось, как полагалось, в Продком, Совнархоз, военное ведомство и народный банк, а хранилось в огромном количестве в Чека. Ревизией Госконтроля обнаружено в кассе Чека 550 000 рублей. Имущество раздавалось сотрудникам без всякой нормы и системы. Имуществом распоряжались безотчетно, так, Семенов забирал массу вещей «на фронт», а оправдательных документов в израсходовании их никому не представлял. Сотрудникам Чека раздавались спирт и вино по простым запискам (показание заведывающего судебно-административным отделом Минского губ. отделения госконтроля т. Бернштейна на л. д. 108; показание комиссара особых поручений Ч.К. т. Савицкого на л. д. 123, показание завед. юридическим отделом Минской Ч.К. т. Ронина на л. д. 269).
Таким образом, Тарашкевич своим бездействием и превышением власти в корень дискредитировал в глазах трудящихся Советскую власть в недавно занятой местности Литбел, чем он унизил авторитет Чека, возбудил к ней ненависть как в советских учреждениях, так и среди пролетариата.
Семенов, будучи комендантом Минской Ч.К. Литбел в конце июля 1919 года, во время массового расстрела в Минске, утерял список приговоренных к расстрелу, и он восстановил его по памяти из общего списка арестованных, и по этому новому списку и были произведены расстрелы (показание заведывающего секретно-оперативным отделом Смоленской Ч.К. тов. Эйдукевича на л. д. 138; показание инспектора того же отдела т. Забелло на л. д. 142). При аресте у Семенова были отобраны двое золотых часов и золотая цепочка, стоимостью по вольной оценке 37 000 рублей, и несколько золотых колец (л. д. 181, 210). 13 августа прошлого года, в Бобруйске, Семенов сам расстреливал в пьяном виде, издевался над арестованными, а своими действиями вообще дискредитировал в корень Советскую власть.
Чекатун и Айселиник, состоя сотрудниками Чека Литбел, приводили смертные приговоры в пьяном виде и тем самым в корень дискредитировали Советскую власть.
Представители Особого отдела Зап[адного] фронта Антонов, Шульман, Никольский и сотрудники Чека Литбел Балтин, Саватеев и Эйдукевич в заседании тройки в июле месяце 1919 года, разбиравшей дела об арестованных без самих дел, выносили необдуманные, а иногда и неосновательные приговоры о расстрелах, не имея перед собою дел, которые были эвакуированы в Бобруйск, а Антонов, кроме того, своим поведением оказывал дурное влияние на Тарашкевича и лично расстреливал в пьяном виде и своим поведением дискредитировал Советскую власть.
2) Что по настоящему делу не привлечены еще к ответственности Балтин, Саватеев, Эйдукевич за участие их в заседании тройки с правом решающего голоса, вынесшей приговор о расстреле двух польских коммунистов Квек и Замко;
3) что по настоящему делу допрошены Антонов, Тарашкевич, Семенов, Ронин, а остальные еще не допрошены по не зависящим от следствия обстоятельствам;
4) что Ронин, как пробывший короткое время, с 8 июля по 12 августа, заведывающим юридотделом Минской Губ. Ч.К. Литбел, не мог вследствие обилия работы и недостатка следственного персонала привести в должный порядок дела Юридотдела, а потому он подлежит освобождению от суда за отсутствием состава преступления в его деяниях.
Принимая во внимание предложение Предреввоентрибунала Зап[адного] фронта, постановил: настоящее не законченное следствием дело представить в Реввоентрибунал Зап[адного] фронта для препровождения его в Реввоентрибунал Республики.
Военный следователь (подпись)
Справка: Предписано Тарашкевичу выехать в ВЧК 20/II-20 г. за № 6763. Секр[етарь] РВТ Зап[адного] фр[онта] (подпись)
Верно: / секретарь РВТР Мисевич
РГВА. Ф. 24380. Оп. 7. Д. 282. Л. 281–282об. Заверенная машинописная копия.
Приложение 12
Неизвестный дневник барона А.П. Будберга 1919–1920 гг.
Знаменитый «Дневник» генерал-лейтенанта барона Алексея Павловича Будберга (21.05.1869—14.12.1945) был впервые опубликован в 1923–1924 гг. в берлинском «Архиве русской революции» (Т. 12–15). Дневник охватывал период с 7 октября 1917 по 31 октября 1919 г.
Колоссальная значимость этого документа стала очевидна сразу после его публикации, причем как ветеранам Белого движения, так и их противникам, не говоря уже об историках революции и Гражданской войны. Полковник Р.Р. фон Раупах отмечал: «Полное созвучие ежедневно заносившихся наблюдений этого горячего патриота с выводами и впечатлениями очевидцев и участников Гражданской войны на других фронтах, бесконе