опри помощи числящегося помощником Розанова генерала Семенова-Мерлина[1816], готовится к возможности полного краха власти адмирала[1817] и замышляет автономию Дальнего Востока под верховной властью читинского Гришки.
Слухи об этом приходили в Омск в последние дни моей там службы и тогда казались совершенно нелепыми; теперь же выходит, что дым был [не] без огня.
Розанова эта компания прихватила временно и только по протекции Калмыкова; в дальнейшем же его предполагают убрать.
8 ноября. Был впервые у Хорвата, разговаривали о перспективах, связанных с событиями около Омска. Хорват показал мне телеграмму адмирала с повелением предоставлять Семенову ежедневно не менее 25 вагонов в южном направлении, на что отвечает, что исполнение невозможно и что в случае повторения приказа Хорват будет вынужден сложить свои полномочия и просить об увольнении.
Очевидно, что эта телеграмма вынуждена у адмирала под давлением Сыробоярского и Кои под влиянием того значения, которое приобретается Забайкальем с переносом правительства в Иркутск. У Хорвата на руках самые неопровержимые доказательства, что почти все вагоны, наряжаемые для нужд семеновских войск, продаются семеновскими агентами (Ходским и др.) за большие деньги, а последние поступают исключительно в карманы всей читинской клики.
Хорват сообщил мне очень печальную новость об уходе Дитерихса[1818], о замене его Сахаровым[1819] и о назначении Иванова-Ринова[1820] помощником главнокомандующего. Это похоже на начало конца; Сахаров в роли главнокомандующего и Иванов-Ринов его помощник! Это ужасно!
В японских газетах очень показательна статья информатора японского командования на Дальнем Востоке, некоего Зумото, который совершенно откровенно отстаивает идею полезности создания автономной Сибири, но только не под властью адмирала Колчака; вместе с тем высказывается мысль о неизбежности разделения России на несколько отдельных республик и о выгодности этого для азиатских интересов Японии.
С последним экспрессом проехала в Читу группа японских капиталистов, учредителей Общества эксплуатации Забайкалья (капитал 23 миллиона иен); по сведениям контрразведки, эта компания уже приобрела кабинетские Нерчинские прииски[1821], причем Семенов и его приближенные получили весьма крупные комиссионные.
В связи с этим Хорват сообщил мне, что при последнем свидании с Семеновым тот разоткровенничался и рассказал, что недавно получил от японцев пять миллионов иен за уступленные им монгольские земли, отведенные ему, Семенову, в собственность союзом монгольских князей.
По этому поводу Хорват наводил справки у очень влиятельных и осведомленных японцев, и те категорически заверили, что Семенов никогда и никаких земель от монголов не получал. Отсюда ясно, что миллионы иен попали в атаманские руки за что-то другое. Вообще же, по словам Хорвата, в Чите большое оживление, связанное, очевидно, с надеждами на жирное будущее; туда уже вернулись опальные Вериго[1822], Малиновский[1823] и т. п.
Из других источников проскальзывают намеки, что аппетиты Читы направлены уже в сторону Харбина и что уже было подано несколько проектов об его захвате семеновским отрядом при благосклонном-де попустительстве японцев.
9 ноября. Заходил ко мне генерал Полидоров[1824], своевременно бросивший свое место главного военного прокурора и устроивший себе совершенно постороннюю для своей специальности командировку в Харбин для выработки нормальной дислокации вновь восстанавливаемого корпуса пограничной стражи полосы отчуждения.
По его рассказу, под Петропавловском нас жестоко побили, причем одной из главных причин была измена карпаторусских частей и их переход на красную сторону.
Вспомнил свои предупреждения Дитерихсу и Рябикову[1825] по поводу карпаторуссов, сделанные мною на основании весьма основательных данных, сообщенных мне в Омске стариками-ижевцами во главе с Хлебниковым; ижевцы стояли в Куломзино вместе с формировавшимся тогда карпаторусским полком и не раз слышали в нем разговоры о том, чтобы в первом же бою перебить всех офицеров и уйти на красную сторону, а оттуда добраться и до дома.
Тогда мои предупреждения встречались весьма скептически, а временами явно враждебно. Дитерихс, Иванов-Ринов, Голицын[1826] и иже с ними были увлечены утопиями всевозможных формирований до крестоносцев включительно. Кто-то додумался до мобилизации карпаторуссов, в свое время очень быстро сдавшихся нам в плен и отлично устроившихся в Сибири рабочими в разных мастерских; их сорвали с работы, одели с иголочки, вооружили, снабдили обозом… и в первом же бою все это отправилось к красным.
Японское осведомительное бюро распространяет по Харбину по виду как будто бы и совершенно беспристрастные, но по сущности и освещению умышленно искаженные, тревожные и невыгодные для адмирала данные о положении на фронте и в Омске.
Не выдержал, поехал к Самойлову и Хорвату, и с разрешения последнего, вполне со мною согласившегося, послал телеграммы Семенову и Розанову с горячим призывом ввиду общерусской опасности всем тесно объединиться вокруг Верховного правителя и боевого фронта, сообщить им о нашей готовности поддержать их всеми силами и раздавить всех внутренних и внешних врагов, сплетников и провокаторов. С тем же обратился к биржевым комитетам во Владивостоке и Харбине.
10 ноября. Проект лечь в харбинский госпиталь не удался; совершенно нет мест; приходится лечиться дома. Послал адмиралу телеграмму с ходатайством усилить работу осведомительных учреждений и дать средства для самого широкого оповещения всего населения о происходящем в районе военных действий, а также и о планах и распоряжениях правительства. Имеем всюду многочисленные осведомительные органы с тысячами присосавшихся к ним тунеядцев и шкурников; расходуем на это дело десятки миллионов, оклеиваем плакатами все омские заборы, а население питается всякими сплетнями и слухами.
Все семеновцы ходят здесь гоголями, в ресторанах не стесняются – видимый результат невидимых вагонных махинаций.
11 ноября. В газетах приказ адмирала о назначении Сахарова главнокомандующим с подчинением ему Министерства путей сообщения и снабжения, служащие каковых объявлены состоящими на военной службе. Затем опубликовали более чем запоздалые оповещения о земле крестьянам и о созыве земского собрания.
С этого надо было начинать; теперь же это какая-то жалкая потуга вернуть что-то уже ускользнувшее из рук.
Настроение Омска очень хорошо характеризуется опубликованием дополнительного приказа о том, что командующим Московской группой армий вместо Сахарова назначается генерал Каппель[1827]. Сколько раз я пытался убедить адмирала о необходимости сократить наши высшие административные и военные инстанции. Теперь, более чем когда, это нужно и это нетрудно исполнить, а все остается по-старому. Катимся назад, резервов никаких, будущность самая мрачная, а мы назначаем командующего, да еще [ «]Московской группой армий», заведомо зная, что бойцов у него не наберется и на одну настоящую дивизию.
Думаю об омском положении и страшусь за судьбу офицерских семей; ожесточенно осуждаю себя за то, что в вопросе об эвакуации всех семей в Забайкалье и Приморье, с которым я так долго возился, не проявил достаточно резкой решительности и не добился соответственного результата в августе, когда настаивал на необходимости разгрузки Омска и ближайших тылов от всего небоевого. Каково будет положение женщин и детей во время хаотической эвакуации; чтобы представить это, достаточно вспомнить, что было при оставлении Уфы и Екатеринбурга, а потом Челябинска.
12 ноября. Последние известия из Омска меня прямо ошеломили;
вместо трезвых и решительных распоряжений несутся какие-то истерические вопли о недопустимости оставления Омска, ибо это равносильно признанию конца. По этим выкрикам случайная сибирская станица, знаменитая до сих пор только своей баснословной грязью и пылью, оценивается выше Москвы и ради ничтожной географической точки ставится на карту судьба всех сибирских боевых кадров. Несомненно, что в этом очередном омском преступлении сказывается влияние творца предыдущего челябинского преступления генерала Бетонная голова[1828] и его теперешних сподвижников Иванова-Ринова и казачьей конференции.
Судя по полученной информации, на омском горизонте вновь воссиял крестоносный Голицын и его компания, вопящая о поголовном вооружении (с неизменным фактическим «ребята вперед, а мы за вами»).
Послал донкихотскую телеграмму адмиралу, умоляя отказаться от защиты Омска и спасать только живую силу армии. Зная омскую обстановку, понимаю безнадежность своего обращения, но по свойству своего характера не могу оставаться безучастным ко всему там совершающемуся.
Биржевой комитет Владивостока, реагируя на мою к нему телеграмму, выпустил воззвание поддерживать правительство и не выдумывать сейчас никаких новых политических комбинаций; последнее является, несомненно, следствием большей, чем моя, осведомленности комитета о семеновско-японских планах по части автономии Дальнего Востока.
Отмена золотой валюты и неудавшаяся реформа с ликвидацией сибирских денег вызвала стихийное стремление избавиться от последних; вчера на станции Харбин 90 процентов всей выручки было в сибирских.