Хорват, видимо, верил этой выдумке и был очень удивлен, когда я рассказал ему обратное, т. е. что Сыромятников был в заговоре с Гайдой и осведомлял его о всех против него распоряжениях и что я был близким свидетелем всей борьбы и могу категорически ручаться, что у Р. не было ничего, кроме желания разгромить бунт и покончить с Гайдой.
По рассказам Самойлова и Баранова, моя временная служба во Владивостоке разожгла старую ненависть Арнольда, и тот сочинил и пустил по Харбину порядочную пачку самых подлых инсинуаций о моей там деятельности; старается и работает по специальности, ибо к иному не способен.
28 декабря. Вчерашний вечер провел у Петра Петровича[1951], где был старый контролер Валюжинич, по его словам, Хорват ухлопал миллионы ж.д. денег на поддержку атаманов, прикрыв это фиктивными расходами на другие нужды, отсюда крупный дефицит, усугубленный уменьшением доходов и постоянной работой дороги по перевозкам союзных и китайских войск, выполняемым пока на «запиши». Весь состав служащих сверху донизу старается обеспечить себя от всяких случайностей; кражи и взяточничества, эти обычные язвы К.В.Ж.Д., умножались и увеличивались во много-много раз. Честный и очень порядочный помощник управляющего Казакевич[1952] выразился даже, что удивляется, как это до сих пор не разворовали всю дорогу и ее станции. Сейчас все рвач[е]ские аппетиты сосредоточены на том, чтобы хоть чем-нибудь примазаться к нарядам и погрузкам вагонов на южный бобовый экспорт; бобовые грузы гниют в штабелях, спрос на бобы в Дайрене огромный и за наряд вагона или платформы платят тысячами романовских.
Получены первые приказы читинского главнокомандования с повышением в новых должностях всех самых отвратных персон семеновского антуража (во главе, конечно, Афанасьев[1953], Тирбах[1954] и Ко).
Слухи о читинских боях оказались, конечно, очередной уткой; были какие-то словесные столкновения, а харбинская сплетня постаралась и умножила.
Видел несколько старых офицеров нашего округа, устроившихся на службу в охранной страже; поведали мне про всякие безобразия, главным образом по хозяйственной части; все в руках разных подрядчиков, платящих крупные взятки, поставляющих всякую дрянь и не боящихся жалоб; состав нижних чинов очень неважный, большинство озлоблено и при первой возможности может пойти на всякие эксцессы.
29 декабря. Был у Плешкова[1955]; по-прежнему весел, приветлив и хлебосолен; событиями в Иркутске особенно не интересуется и не тревожится, убаюкивая себя надеждой, что все разрешится достаточно благополучно. Редкий характер. Недаром он выглядит на двадцать лет моложе своего возраста.
Связи с Иркутском нет; семеновская агентура, связанная с Читой, кидает загадочные фразы, что в Иркутске неблагополучно, более точные данные сообщают, что там появилась эсеровская народная армия.
Выскочило то, о чем и я, и Бурлин докладывали адмиралу в Омске и что стало особенно ясным после проезда Гайды через Иркутск, а именно то, что там главная эсеровская штаб-квартира и идет энергичная работа по организации партизанщины и по подготовке восстания, причем эсерам помогает сам управляющий губернии Яковлев[1956].
Адмирал одно время забеспокоился, но все было смято заявлениями самого Вологодского и еще нескольких министров, заверивших[1957] в полной лояльности Яковлева и в его-де зорком наблюдении за деятельностью эсеров в его губернии.
30 декабря. Обедал у Скидельского[1958]; дорога должна ему по угольным и дровяным поставкам за целый год; в таком же положении и другие подрядчики.
Чешская сводка сообщает о боях с красными к западу от Иркутска и о занятии «народными войсками[»] станции Батарейной. По телеграфной записи телеграфиста Иркутской городской станции, в городе идет бой между зелеными с одной стороны и юнкерами и офицерами с другой; в Иркутске сидит-де уже эсеровское правительство, а на Черемховских копях образовалось свое большевистское. Чита ничего не сообщает об иркутских событиях и об армии, что создает необычайно приподнятое настроение.
Послал Розанову телеграмму с просьбой разрешить мне остаться в Харбине и не возвращаться во Владивосток для исполнения одной только формальности официальной передачи Смирнову уже занимаемой им должности начальника штаба округа. Предполагаю дождаться здесь Андогского и попробовать устроиться при академии.
31 декабря. Получил ответ с просьбой все же приехать, так как положение все более запутывается и осложняется и С.Н. хотел бы иметь меня около, хотя бы в совершенно частном положении. Одновременно дано поручение поговорить с Хорватом по поводу вагонов и тарифов по вывозу закупаемого в Маньчжурии хлеба для войск и населения Приамурского края, а также и о разрешении оплачивать перевозки чеками на харбинские банки.
Хорват был очень любезен и с готовностью удовлетворил все просьбы.
Союзные осведомители сообщают, что союзное главнокомандование решило передать дорогу Красноярск – Мысовая под власть старшего чешского командования впредь до смены чехов другими союзными войсками, под последними надо понимать, по-видимому, японцев, но остается непонятным, обязались ли чехи удерживать голову этого участка до смены их этими «другими войсками». Последнее весьма сомнительно, а в таком случае наши армии и идущие за ними красные будут идти за хвостом сматывающихся на восток чехов и тогда никакой охраны сибирской магистрали не получится.
Моему пессимизму чудится, что распоряжение союзного командования сделано в угоду чехам и нам в ущерб, да еще какой! Теперь чехи – законные хозяева на магистрали и могут делать что угодно, оставаясь на законной почве. Ждать от них благородства и человеческого отношения к нам, нашим нуждам и страданиям нет никаких оснований. Конечно, эта мера как будто бы возлагает на них нравственную ответственность, но если бы они были способны на такие гуманитарные призывы, то поступили бы надлежащим образом с самого начала и нашли бы какое-то среднее решение, вполне выгодное для них самих и в то же время не губящее несчастные русские армии и десятки тысяч наших беженцев.
Семенов выступает в роли государственного деятеля, отдал приказ о созыве совещания по продовольственным и общеорганизационным вопросам с приглашением общественных и профессиональных представителей; это хотел сделать Розанов, долго с этим носился, а Семенов-Мерлин схватил эту идею и осуществил ее в Чите. В теории надо было бы радоваться крупному проявлению изменения читинского каторжного режима, но в действительности при созыве совещания под главенством архи-одиозного Афанасьева нет никакой надежды ожидать от этого каких-либо положительных результатов.
1 января [1920 г.]. Не мог отказать Розанову в его просьбе и отправился назад во Владивосток; везу с собой генерала Иностранцева[1959], вагон которого сгорел во время пути[1960] и который ухитрился бросить где-то адмирала и «уехать в отпуск». Мои владивостокские перспективы очень нерадостны.
По тому, что я там видел и узнал, мне представляется весьма вероятным и недалеким по времени, что Семенов уберет Розанова и посадит на его место Калмыкова; об этом еще при мне носились какие-то смутные предположения (особенно после приезда Вериго и его поездки в Хабаровск).
С назначением Семенова главнокомандующим такая комбинация более чем возможна, так как положение Розанова и его удельный вес в Чите, вообще достаточно шаткие, очень сильно упали после перебежки к Семенову Семенова-Мерлина, очень нерасположенного к Розанову.
Хорватовское окружение тоже считает, что возвышение Семенова должно вызвать соответственный подъем в положении его хабаровского «младшего брата», который давно уже тяготится ограниченностью своей сферы действий и, конечно, сделает все, чтобы скакнуть в командующие войсками Приамурского военного округа.
2 января. Поезд идет очень медленно; вся линия занята китайскими солдатами. Товарных поездов не видно ни на станциях, ни в пути; весь вагонный парк или на западе, или на южной ветке. В пути нет никакого осведомления; настроение подавленное, все мысли к западу от Иркутска; вспоминаются картины уральской и челябинской эвакуации, а в ночных мыслях восстают бесконечные линии наших эшелонов, брошенных вдоль сибирской магистрали без топлива и без довольствия и отданных на смерть от мороза, голода и красных палачей.
Одновременно грызет вопрос: может ли Семенов измениться, а главное вышвырнуть от себя свое прежнее каторжное, грабительское, из палачей составленное окружение? Первые его шаги дают отрицательный ответ; нет особой надежды и на японцев, которыми он только и держится и которые не могли и не могут не знать всего того, что творилось и творится этой шайкой. А ведь в этом единственное спасение, так как с Семеновым, окруженным порядочными советниками и исполнителями, можно было бы еще помириться.
3 января. Приехал во Владивосток и опять наткнулся на забастовку.
Уколол С.Н., указав ему на бездействие его хваленой контрразведки, которая допустила подготовку и осуществление забастовки; прежде самый посредственный жандармский офицер так не опростоволосился; а все потому, что все внимание агентуры направлено не туда, куда следует. Посему паки и паки рекомендовал выделить военную и антибольшевистскую контрразведку и передать ее в ведение Смирнова, у которого зашевелятся те остатки старого жандармского управления, которые бездействуют или растрачиваются на бесполезную работу у Крашенинникова.