[592]. После этого продолжение борьбы в Семиречье становилось совершенно бессмысленной жертвой. Весной 1920 г. Семиречье пришлось оставить, анненковцы ушли в Китай, причем часть их позднее попала на Дальний Восток.
На Дальнем Востоке на протяжении 1919–1922 гг. с переменным успехом продолжалась борьба с красными партизанами. Колчак так и не смог подавить сепаратизм местных атаманов. Ни одной части на Восточный фронт дальневосточное казачество не дало. Колчаку оставалось лишь, задабривая атаманов высокими назначениями, использовать их в контрпартизанской борьбе. Летом 1919 г. в Забайкалье даже установилась линия фронта, однако благодаря агитации на сторону партизан перешли некоторые казачьи части. Казаки двух сотен 1-го Забайкальского казачьего полка перебили своих офицеров и ушли к противнику. В ответ на это Г.М. Семенов издал приказ о расстреле на месте казаков, попадавших в плен к белым. Осенью 1919 г. казаки совместно с японцами предприняли масштабный рейд против забайкальских партизан. Тем не менее одержанные частные успехи не привели к каким-либо серьезным переменам. Осенью 1920 г. Забайкалье было оставлено белыми. Борьба с партизанским движением на огромных пространствах Дальнего Востока была крайне затруднительна для малочисленных белых сил. То же самое испытали и красные – вплоть до середины 1920-х гг. белоказачьи отряды осуществляли рейды в Забайкалье с территории Китая.
В жизни иркутского казачества 1919 г. был отмечен конфликтом Войскового атамана генерал-майора П.П. Оглоблина с командующим войсками Иркутского военного округа генерал-лейтенантом В.В. Артемьевым, арестовавшим иркутского атамана за самоуправство. Атаман Оглоблин боролся за официальное признание Иркутского казачьего войска. Колчаковское правительство узаконило статус войска 10 июня 1919 г. После этого Оглоблин, неадекватно понявший свое новое положение, решил подчинить себе Иркутский казачий полк, входивший в состав Сводной казачьей бригады генерал-майора И.Ф. Шильникова. Через голову последнего Оглоблин тайно сменил командира полка, назначив вместо полковника П.И. Войлошникова другого полковника, оренбуржца А.Г. Бычкова. Подобное вмешательство представителя гражданской администрации (хотя и с правами командира отдельного корпуса), каким являлся атаман, встретило резкий отпор как со стороны командира бригады, так и со стороны командующего войсками округа. В начале июля 1919 г. Оглоблин и некоторые другие представители казачьей администрации были арестованы. 28 июля в Иркутск прибыла следственная комиссия под председательством генерал-лейтенанта В.В. фон Нотбека для расследования инцидента, подтвердившая обоснованность обвинений в отношении Оглоблина. Тем не менее вскоре при помощи влиятельного оренбургского атамана Дутова Оглоблин был освобожден из-под ареста. В 1920 г. Иркутское войско, несмотря на попытку атамана Оглоблина подчеркнуть свою лояльность красным, было ликвидировано, а сам атаман арестован, но спустя полгода выпущен на свободу. В то же время иркутские казаки в 1920-е гг. приняли активное участие в антибольшевистском повстанческом движении[593].
Летом 1919 г. в политической жизни Востока России значительно усилилась роль вождей казачества, стремившихся оказывать влияние на политические и военные вопросы. Казаков в связи с продолжительным отступлением белого Восточного фронта как в обществе, так и в правительственных кругах считали фактически последней надеждой. Очень скоро, однако, стала очевидна призрачность этой надежды.
19 августа в Омске открылась Чрезвычайная конференция представителей девяти казачьих войск (Уральского, Оренбургского, Сибирского, Семиреченского, Енисейского, Иркутского, Забайкальского, Амурского и Уссурийского) под председательством генерал-лейтенанта П.П. Иванова-Ринова. На предварительном заседании, прошедшем накануне, конференция была признана аналогичной Войсковому кругу, ее почетным председателем избрали Дутова[594]. На заседании 21 августа Ивановым-Риновым было сделано громкое политическое заявление о том, что конференция является оппозицией верховной власти с целью очистить Колчака от окружавшей его «камарильи»[595]. Казачьи вожди к августу 1919 г. перестали довольствоваться своей прежней незначительной ролью в политической жизни Востока России и стремились играть более заметную роль, влияя на государственное управление. Верховная власть была вынуждена считаться с этим давлением.
Участники конференции, видя слабость фронта и тыла, высказались за переустройство государственной власти в сторону военной диктатуры. Казаки выступили за подчинение Совета министров непосредственно Колчаку, упразднение двоевластия (Верховный правитель – председатель Совета министров), реконструкцию всей системы государственного управления. Была выдвинута идея учреждения при Колчаке помощников по гражданской (председатель Кабинета управляющих) и военной (главнокомандующий) части[596]. Приоритетной ставилась задача обороны от большевизма. Казачьи атаманы высказались за созыв Государственного совещания – высшего законосовещательного органа из лучших людей для единения власти и общества.
28 августа делегация конференции встретилась с Колчаком и потребовала принять это предложение, вместе с тем в свой проект казаки включили и неприемлемые для верховной власти требования контроля казачьей конференции за принятием всех решений, касавшихся казачества, а также посылки казачьих частей на фронт только по согласованию с их выборными атаманами[597]. В итоге атаманам пришлось пойти на уступки.
Казаки восточных казачьих войск, связавшие свою судьбу с белой армией, принимали участие в Гражданской войне на Востоке России вплоть до конца 1922 г., пройдя вместе с белыми и Сибирский Ледяной поход (оренбуржцы и сибирцы), и борьбу в Забайкалье и Приморье. Определенный костяк казаков являлся непримиримым по отношению к красным (в Оренбургском войске – не более 30 % воюющих). Настроенные таким образом непримиримые активно участвовали в антибольшевистском сопротивлении на всех его этапах, ожесточенно боролись и в конце концов были вынуждены уйти в эмиграцию (для примерного выявления этой цифры по всем войскам необходимо установить численность казаков-эмигрантов мужского пола, оставшихся за пределами Советской России и не вернувшихся на Родину в первые годы эмиграции). На долю этих людей выпали наибольшие тяготы и страдания.
В то же время в казачьих войсках Дальнего Востока ярко проявилось стремление к саморасказачиванию и окрестьяниванию, значительно усилились пробольшевистские настроения. Фактически основная масса дальневосточного казачества в 1920–1922 гг. заняла пассивную позицию, что стало одной из причин поражения белоповстанцев в борьбе с войсками Народно-революционной армии Дальневосточной республики.
Период крестьянско-казачьего повстанчества в казачьих областях после ухода белых
В 1920–1921 гг. и позднее на казачьих землях Юга России, Урала Сибири развернулось стихийное мощное крестьянско-казачье повстанческое движение, выделить из которого именно казачью составляющую довольно сложно. Первопричиной было недовольство политикой военного коммунизма, продразверсткой, а позднее и продналогом. Способствовали восстаниям казачий корпоративизм, отлаженная веками способность к быстрой военной самоорганизации и мобилизации, сохранение в казачьих регионах некоторого количества оружия со времен Гражданской войны.
Это была борьба обреченных. Офицерский корпус казачьих войск был разгромлен, многие его представители погибли, ушли с белыми, оказавшись в эмиграции, или находились в советских тюрьмах и лагерях. Теперь за отсутствием в станицах офицеров борьбу возглавили казачьи унтер-офицеры и простые казаки, которые не обладали необходимым для борьбы с регулярной армией военным и административным опытом. Показательно и то, что повстанческое движение вовсе не прекратилось после введения НЭПа. Следовательно, борьба повстанцев носила не только экономический, но и политический характер. Повстанцы не имели ни достаточного количества оружия и боеприпасов, ни надлежащей организации, ни квалифицированных командных кадров, их выступления носили локальный характер, не приходилось рассчитывать и на помощь со стороны. Тем не менее отчаявшиеся казаки и крестьяне шли на эту борьбу[598]. Известны Донская и Кубанская повстанческие армии; действовавшие в Поволжье, на Урале и в Сибири отряды К.Т. Вакулина, А.П. Сапожкова, Я.Г. Луконина, Г.С. Охранюка (Черского); казачья повстанческая армия есаула Сибирского войска Д.Я. Шишкина; Народная дивизия подхорунжего С.Г. Токарева и подъесаула А.А. Гноевых.
На Дону в конце 1920 г. в повстанческом движении участвовали свыше 5000 казаков, на Кубани осенью 1921 г. – свыше 7500 казаков. Общая численность повстанцев в Северо-Кавказском военном округе (Донская и Кубанско-Черноморская области, Ставропольская и Терская губернии), по данным на август 1921 г., достигала 23 тысяч человек[599]. Эти движения были настолько популярны, что красные для борьбы с ними сами стали создавать ложные отряды, однако такая игра не всегда развивалась в нужном для большевиков направлении. Использовались и другие методы борьбы – в станицах брались заложники, в отряды внедрялись агенты ВЧК. Только в конце сентября – ноябре 1921 г. на Кубани по обвинению в причастности к повстанцам было расстреляно, по неполным данным, свыше 3000 человек. Выступления носили сезонный характер, но репрессии далеко не сразу привели к ликвидации повстанчества. На Северном Кавказе очаги сопротивления сохранялись до начала 1925 г., хотя, очевидно, что к этому времени повстанчество носило лишь локальный характер, все больше превращаясь из идейной борьбы крестьян и казаков за свои права в обыкновенный бандитизм.