Капитан И.С. Ильин в дневниковой записи от 2 июля 1918 г. отметил, что новый устав, введенный в Народной армии по распоряжению Комуча, – «полная чушь. По этому уставу никакой армии не создашь»[621]. Парадоксально, но с такой оценкой был согласен и тот, кто отвечал за введение подобного устава, – старый сослуживец Ильина управляющий военным ведомством Комуча полковник Н.А. Галкин, заискивавший и пасовавший перед эсеровскими деятелями[622].
Колчаковский офицер капитан И.А. Бафталовский вспоминал о правительстве Директории: «Естественно, что одна только политическая физиономия “этих господ” говорила сама за себя и предуказывала на характер и образ их деяний, в которых интересы “своей” партии[623] будут доминировать над интересами и благом Родины»[624]. Очевидно, подобный взгляд широко распространялся в среде офицерства. Обладая слабой опорой среди офицеров, эсеры потерпели сокрушительное поражение не только в борьбе с внешним врагом, но и в попытках вооруженного противостояния внутри антибольшевистского лагеря.
Приход к власти адмирала А.В. Колчака в результате омского переворота 18 ноября 1918 г. стал одним из узловых моментов истории Белого движения. Политическая история этого события имеет обширную историографию, однако военно-политический аспект произошедшего, одним из наиболее ярких проявлений которого стало противоборство между сторонниками Колчака и социалистами-революционерами, оставался в тени. Даже в специальных работах этот вопрос или не рассматривался вообще, или затрагивался поверхностно[625], между тем именно наличие или отсутствие поддержки армии у противоборствующих сторон предрешило тогда исход политической борьбы. Военная деятельность ПСР до сих пор во многом остается «белым пятном». Попробуем проанализировать ход и итоги военно-политического противоборства Колчака и эсеров в конце 1918 г.
Каковы были цели эсеров в борьбе с Колчаком? Прежде всего, они стремились любым путем вернуть себе власть в России, утраченную после падения Временного Всероссийского правительства (Директории). Являясь победителями на выборах во Всероссийское Учредительное собрание, они считали только себя вправе встать у руля государственной машины в этот непростой момент. Как писал член ЦК ПСР В.Г. Архангельский, «партия, собравшая большинство голосов при выборах в Учредительное собрание, обязана была выступить на его защиту против посягательств представителей меньшинства на ясно выраженную волю народа»[626]. Однако опыт нахождения эсеров у власти в 1917 г. и летом – осенью 1918 г. отчетливо продемонстрировал полную несостоятельность их политического курса, ведшего к гибели страны. Как писал генерал В.Г. Болдырев, «самарское правительство было весьма тесно связано с только что утратившей власть эсеровской партией, с которой у многих еще слишком свежи были счеты. Керенщина была еще слишком памятна даже при нависшей угрозе со стороны Советов»[627]. Во многом по этой причине противники эсеров – сторонники правого курса – считали «состав “черновского” Учредительного собрания, избранного в ненормальных условиях и состоявшего почти наполовину из большевиков и левых социалистов-революционеров, не правомочным…» и выступали за созыв нового Учредительного собрания после свержения власти большевиков[628].
Еще до омского переворота эсеры «готовились к неминуемой атаке справа»[629]. В военно-политическом отношении эта подготовка сводилась к агитации и формированию батальонов имени Учредительного собрания и русско-чешских полков. Ко времени переворота 18 ноября эсеры имели три центра своего политического влияния на Востоке России: Директорию (Омск), заметно полевевший съезд членов Учредительного собрания (Екатеринбург)[630] и Совет управляющих ведомствами Комуча (Уфа)[631].
Здесь уместно процитировать высказывание находившегося в 1918–1919 гг. на Востоке России британского полковника Д. Уорда – командира 23-го Мидлсекского батальона: «Уфимская Директория вела свою власть от умеренной партии социалистов-революционеров и состояла из “интеллигенции” – республиканцев, визионеров, непрактичных людей… Эти люди обвиняли казаков за их безотчетную лояльность, а офицеров армии за все преступления, в которых виноваты цари, и в худшие дни Второй Революции они травили их, подобно крысам, в подвалах и на улицах. Офицеры и казаки в свою очередь проклинали Керенского и социалистов-революционеров за расстройство старой армии, за то, что именно они развели в стране анархию и большевизм. Не может быть никаких сомнений, к кому надлежит отнести порицание»[632].
Не стоит сомневаться в том, что в случае победы белых Колчак действительно созвал бы Учредительное собрание. Об этом он сам совершенно искренне писал 28 июля 1919 г. в частном письме генерал-лейтенанту А.Н. Пепеляеву: «Не мне, принявшему перед Сенатом присягу в передаче этому собранию всей полноты власти и обязавшемуся в его немедленном созыве, как только будет уничтожен большевизм, говорить о целесообразности этого…»[633] При этом Колчак был резко против предложения Пепеляева о немедленном созыве Учредительного собрания в ходе войны, полагая, что «это будет победа эсеровщины, того разлагающего фактора государственности, который в лице Керенского и Коестественно довел страну до большевизма. На это я никогда не пойду»[634].
Не смирившись с потерей власти после переворота в Омске 18 ноября 1918 г., социалисты предприняли ряд безуспешных попыток реванша. Одной из наиболее опасных для Белого движения можно назвать попытку захвата власти в результате заговора против Войскового атамана Оренбургского казачьего войска и командующего войсками Юго-Западной армии генерал-лейтенанта А.И. Дутова в Оренбурге. Об этой и других попытках вооруженного реванша эсеров в союзе с лидерами национальных окраин и пойдет речь.
Почти за месяц до переворота, 22 октября 1918 г., ЦК ПСР выпустил обращение ко всем партийным организациям. Обращение составил лидер партии В.М. Чернов, призвавший соратников по партии быть готовыми к отражению ударов контрреволюции[635]. Это обращение, безусловно, принесло большой вред эсерам. В то же время Чернов сумел в чем-то предвосхитить грядущие события. Уже 5 ноября в разговоре по прямому проводу между Уфой (М.А. Веденяпин (Штегеман) и С.Ф. Знаменский) и Омском (В.М. Зензинов) Веденяпин сообщал Зензинову: «Мне очень хотелось бы Вас хоть немного познакомить с положением после падения Самары[636]. Развал в армии произошел полный, ее почти нет, она рассыпалась. Это заставило Центральный Комитет призвать всех членов партии под ружье[637], и тут мы это осуществили и вместе с чешским командованием вопреки приказам Болдырева создали добровольческие части, которые держат фронт, в наших частях с офицерства берется подписка не носить погон и кокард, только при таких мерах приходится что-либо делать. Нами предприняты шаги совместно с чехами к широкому формированию добровольцев. Несколько дней назад мы отправили все части на фронт, дав им задачу взять Самару. Здесь создался известный подъем, и наши товарищи выполнят это задание, если Вы не произведете тут перемен, которые разрушат все. В партии определенное настроение отойти в сторону от борьбы, полное недоверие к Временному правительству [638] как только связали свою судьбу с Сибирским правительством…»[639] Таким образом, деятели ПСР имели основания всерьез опасаться за свое будущее еще до переворота в Омске.
В этот же период эсеры предприняли ряд шагов по укреплению своего положения. Прежде всего, активно велись переговоры с военными, о чем будет сказано ниже. Кроме того, была предпринята попытка поставить под свой контроль местные власти. В частности, в десятых числах ноября оренбургским губернским уполномоченным была получена телеграмма из Уфы с возмущением против того, что некоторые учреждения получают распоряжения из Омска, минуя Совет управляющих ведомствами. Уфимские политики требовали руководствоваться их распоряжениями, а не омскими. Дутов писал в Омск, что «означенным распоряжением предложено руководствоваться всем правительственным учреждениям, находящимся на территории Оренбурга и губернии. Ввиду того, что до образования Всероссийского съезда [территория] находилась в сфере влияния Самарского Комуча, остальная территория подчинялась Сибирскому и Оренбургскому войсковому правительствам, [в] настоящее время [с] образованием центровласти подобное распоряжение Совета создает двойственность управления губернии. Благоволите разъяснить взаимоотношения и в интересах общегосударственных предоставить Губернскому уполномоченному Врем[енного Всероссийского] правительства по гражданской территории губернии право непосредственных сношений с центром»[640].
Вопросы военного планирования в ПСР доверялись профессионалам. Функционировала специальная военная комиссия[641], в состав которой входил член партии подполковник Ф.Е. Махин – один из главных участников заговора в Оренбурге. Махин вполне осознанно участвовал в подготовке переворота, представляя среди заговорщиков оппозиционные атаману Дутову силы в армейской среде. Именно он являлся автором доклада о восстановлении Восточного фронта против германцев, будучи негласным консультантом Комуча