Веденяпин. Постараемся. Провод часто бывает занят военными депешами, и это лишает нас возможности передавать непосредственно. Сейчас приму меры, чтобы Вы получили сведения.
Начальник штаба. Очень благодарен. Счастливо оставаться»[759].
Связь Махина с Уфой не прекратилась и после омского переворота. 19–20 ноября он вновь беседовал с Веденяпиным. Махин заявил: «Теперь на нас лежит большая задача спасти Россию и восстановить границы, как Франция восстановила в семьдесят первом году.
Веденяпин. – Приезжайте к нам, Вас ждем. Все Вам шлем привет, в настоящее время на Самарском фронте развивается наше наступление и можно ожидать большой трепки большевикам[760]». Махин ответил на это: «Ура. Будем стараться, только дальше от всех тех самарских авторитетов, которые в верхах творят здания военной мощи России. К Вам постараюсь приехать. Держите крепко свое знамя. До свидания»[761].
В ночь с 1 на 2 декабря 1918 г. заговорщики провели свое первое и последнее совещание в Оренбурге, в здании Караван-Сарая – резиденции башкирского правительства. Случайность или нет, но незадолго до совещания 19 ноября 1918 г. комендант зданий Караван-Сарая Т. Алиев был произведен из подпоручиков в поручики и тем же приказом из поручиков в штабс-капитаны[762]. На совещании, по воспоминаниям одного из его участников, М. Чокаева, присутствовали Валидов, Чокаев, Махин, Каргин и Чайкин[763]. Однако, по мнению генерал-майора И.Г. Акулинина, присутствовали также члены башкирского правительства, местные социалистические лидеры и несколько офицеров башкирских полков[764]. К данному свидетельству следует относиться достаточно осторожно, так как сам Акулинин, разумеется, не являлся участником совещания и не мог в точности знать состав присутствовавших.
На совещании заговорщики утвердили состав будущего объединенного правительства трех стран (Казахстан, Башкурдистан, Казачье государство). Полковник Махин должен был стать главнокомандующим, атаман 1-го военного округа Каргин – Войсковым атаманом Оренбургского казачьего войска[765], Башкурдистан представлял Валидов, Казахстан – представитель Алаш-Орды в Оренбурге С.К. Кадирбаев (ранее – уполномоченный Комуча по Тургайской области, утвержден в должности 25 июля 1918 г. по представлению Дутова[766]) и Чокаев (пост министра внешних связей), Чайкин также получил должность в этом правительстве. Позднее он писал, что в Оренбурге принимал «руководящее участие в подготовке восстания против атамана Дутова»[767]. Есть сведения о нерешительности заговорщиков – в частности, К.Л. Каргин предлагал повременить с арестом Дутова[768].
Во время совещания в Оренбурге были расквартированы четыре башкирских стрелковых полка (1, 2, 4 и 5-й), Атаманский дивизион Оренбургского казачьего войска, 1-й Оренбургский казачий запасный полк, в котором обучались молодые казаки, конвойная сотня и караульная рота, а также артиллерийские и технические части[769]. Таким образом, у заговорщиков, при опоре на башкирские части, были все основания рассчитывать на победу. Однако поручик Али-Ахмед Велиев (Ахметгали), по характеристике Валидова, – татарский купец из Челябинска[770], – донес о тайном совещании коменданту Оренбурга капитану А. Заваруеву. Тот, в свою очередь, предупредил об этом главного начальника Оренбургского военного округа генерал-майора И.Г. Акулинина. Сразу же были приведены в боевую готовность Атаманский дивизион и запасный полк, установлено наблюдение за Караван-Сараем и казармами башкирских частей, в распоряжение коменданта города вызваны русские офицеры, служившие в башкирских полках. Однако, поняв, что инициатива перешла к сторонникам Дутова, Валидов в полдень 2 декабря выехал из города, захватив все имевшиеся в наличии вагоны. Он остановился в селе Ермолаевка Оренбургского уезда Оренбургской губернии. Так или иначе, но попытка заговора против власти Дутова и Колчака не удалась.
2 декабря 1918 г. Дутов писал помощнику военно-морского министра по казачьим делам генерал-майору Б.И. Хорошхину: «Меня травят везде и всюду, но, пока я на своем посту, – я не брошу борьбы, как бы тяжело и обидно подчас ни было. Казаки меня понимают. В самом Оренбурге тоже имею сильных врагов – атамана Каргина и полк[овника] Махина. Характеристику обоих спросите у [Н.С.] Анисимова; я писать не буду: долго и много надо говорить. Башкурдистан сошел с ума и выразил неподчинение адмиралу; ну, да я очень-то не буду разговаривать, а вы там устройте так, чтобы им не давали денег на их дела, ибо это преступление – жить на российских хлебах и вести интригу и не подчиняться власти. Полки свои втянули в политику, и мне много приходится тратить времени и труда, чтобы все это улаживать. Алаш-Орда тоже шипит, а татарва уже заявила свой нейтралитет. Противно это все. Валидов это – одна сплошная глупость и недоразумение. Работы так много, что последние нервишки кончаю и устал безумно…»[771]
Дальнейшая судьба заговорщиков различна. Полковник Махин получил от штаба Юго-Западной армии предписание отправиться в Омск, ему была гарантирована полная безопасность. Из Омска через Владивосток он выехал за границу[772]. В командование Актюбинской группой вступил генерал-лейтенант Г.П. Жуков. Башкирские части были выведены из Оренбурга на усиление Северного участка Юго-Западной армии, прикрывавшего территорию Башкирии[773]. По имеющимся данным, атаман Каргин ездил по округу и агитировал казаков переходить к большевикам[774], по постановлению окружного съезда 1-го военного округа он был смещен со своей должности и даже попал в тюрьму, в отсутствие Дутова выпущен, затем вновь арестован и отправлен в Ставку[775], позднее был взят в плен красными под Иркутском и, по некоторым данным, расстрелян в 1921 г. по приговору военного трибунала 5-й армии. Чокаев с супругой отправился в Гурьев и далее в Баку. Чайкин уехал вместе с ними[776]. А.-З. Валидов через некоторое время перешел на сторону большевиков.
Однако после провала заговора попытки выступлений не прекратились. Под влиянием воззваний оппозиционеров группа офицеров и казаков 4-й сотни 16-го Карагайского атамана Дутова полка повела агитацию против Колчака[777]. Руководители выступления были арестованы и отправлены с фронта в Оренбург. Наказания для них, чтобы не разжигать противоречия еще больше, были ограничены дисциплинарными взысканиями.
Есть данные о том, что Валидов в декабре 1918 г. установил из Ермолаевки связь с Уфой посредством летучей почты, доставка корреспонденции занимала менее суток[778]. Кроме того, он встречался с неким офицером Кондратьевым – доверенным лицом Н.Д. Авксентьева, отвечавшим за связи с башкирским правительством. Возможно, что после высылки членов Директории за границу он представлял при Валидове интересы оставшихся на свободе эсеров. По крайней мере, он считал, что диктатура Колчака долго не продержится и власть вновь вернется к сторонникам Учредительного собрания. Этот же офицер передал башкирам оружие, спрятанное на Усольском заводе[779]. Конечно, все эти инициативы нельзя сравнивать по масштабам с попыткой переворота в Оренбурге.
В свете вышеприведенных фактов становится ясной несостоятельность тезиса советской историографии о том, что против большевиков эсеры боролись всерьез, тогда как против белых как будто бы «понарошку»[780]. На самом деле, наоборот, в конце 1918 г. эсеры пришли к прекращению борьбы с большевиками и всемерно стремились к свержению диктатуры Колчака, считая большевиков куда менее опасным противником. Доказательством тому – уфимские переговоры группы эсеров во главе с В.К. Вольским с большевиками в январе 1919 г. (справедливости ради отмечу, что эсеровские организации почти сразу после этих переговоров поспешили от них откреститься и назвать переговорщиков провокаторами[781]). Эта постоянная борьба стала одной из причин неудачи Белого движения на Востоке России, однако она не привела к победе и самих эсеров.
Характерна цитата из антиэсеровского политического памфлета, составленного неким В. Ферганским во Владивостоке в 1921 г.: «Партия эс-эров в течение четырех лет русской революции сыграла роковую для русского народа роль. Эс-эры систематически взрывали все возникавшие на территории Совроссии национальные государственные образования. Добравшись до власти и не будучи в силах удержать ее в своих руках, эс-эры позорно капитулировали перед коммунистами. Преступная, предательская, антинациональная работа»[782].
Оценки представителей белого лагеря единодушны. По свидетельству очевидца событий, лидеры Комуча – «люди, далекие от мысли о России, некультурные, узкие, ни политически, ни общественно не воспитанные. Они уцепились за власть и, точь-в-точь как большевики, не хотят и не могут ее выпустить»