[905]. После того как распутица прекратилась, в начале мая из-за частых дождей ситуация на фронте Северной группы Сибирской армии повторилась. К 4 мая «воды в Каме прибыло на 136 вершков. Вода сносит телеграфные и телефонные столбы, заливает дороги и прерывает связь с[о] многими участками»[906].
Нехватка оружия и боеприпасов представляла лишь наиболее важную в военном отношении проблему, но чего стоит внешний вид простого колчаковского солдата! Немногочисленные фотоснимки изображают ужасающую картину. Еще страшнее то, что не запечатлено в кадре, но известно по документам. В частях Северной группы Сибирской армии «люди босы и голы, ходят в армяках и лаптях… Конные разведчики, как скифы ХХ века, ездят без седел»[907]. В 5-м Сызранском стрелковом полку Южной группы Западной армии «обувь у большинства разваливалась, шли по колено в грязи»[908]. Во II Уфимский армейский корпус Западной армии пополнения прибывали без обмундирования прямо от воинских начальников и посылались в бой[909]. Единственная на Востоке России суконная фабрика располагалась в Белебее и оказалась у красных, в связи с чем возник дефицит шинелей, которые приходилось закупать за рубежом[910]. По свидетельству генерала Сахарова, облик бойцов Западной армии в конце мая 1919 г. был таков, «как будто это были не воинские части, а тысячи нищих, собранных с церковных папертей»[911]. Оренбургские казаки вместо шинелей носили китайские ватные куртки, из которых при потеплении многие бойцы повыдергивали вату[912], а после неожиданного наступления холодов стали мерзнуть и заболевать. «Надо было видеть своими глазами, чтобы поверить, во что была одета армия… Большинство в рваных полушубках, иногда одетых прямо чуть ли не на голое тело; на ногах дырявые валенки, которые при весенней распутице и грязи были только лишней обузой… Полное отсутствие белья»[913].
В мае прибывший на передовую Колчак «выразил желание видеть части 6-го Уральского корпуса… ему были показаны выводимые в тыл части 12 Уральской дивизии. Вид их был ужасный. Часть без обуви, часть в верхней одежде на голое тело, большая часть без шинелей. Прошли отлично церемониальным маршем. Верховный Правитель был страшно расстроен видом…»[914] Аналогичная ситуация в донесении из Сибирской армии: «Корпус Пепеляева дальше Глазова продвинуться не сможет, ибо нет сапог»[915]. При этом снег под Глазовым был выше колен.
Генерал Г.А. Вержбицкий сообщал полковнику А.Я. Крузе, что Воткинская стрелковая дивизия была совершенно не обеспечена самым необходимым, так как «сводный корпус обобрал их окончательно, взял артиллерию, оставил 26 пулеметов, отобрал 135 верст телефонных проводов, командный состав блещет отсутствием, в нескольких батальонах всего по 2–3 офицера, прибыли без патронов, приходится делиться с ними на месте из того ничтожного запаса, что там имеется у меня, продовольственное дело поставлено ужасно, большая половина ходит в лаптях, жалуются, что вместо 350 рублей в месяц стали им выдавать по 60, не выдавая того, что получает регулярный солдат. Все эти данные не создают иллюзии относительно боеспособности…»[916]
Эта картина не вяжется с данными о многомиллионных поставках союзников Колчаку, в том числе о поставках двух миллионов пар обуви и полного обмундирования на 200 или даже на 360 тысяч человек[917], не говоря уже о сотнях тысяч снарядов, винтовок, сотнях миллионов патронов, тысячах пулеметов. Если все это и было поставлено во Владивосток, то до фронта в значительной степени так и не дошло.
По данным управления заграничного снабжения, с 1 ноября 1918 г. по 15 июля 1919 г. в Сибирь от союзников было поставлено следующее количество военного имущества (табл. 6).
Таблица 6
Официальные данные о военных поставках союзников в белую Сибирь с 1 ноября 1918 по 15 июля 1919 г.[918]
По всей видимости, эти материалы неполны, поскольку демонстрируют относительно скромные масштабы снабжения. Вообще сведения о поставках союзников существенно различаются. По официальным британским данным, с октября 1918 по октябрь 1919 г. в Сибирь только из Великобритании было поставлено 600 тысяч винтовок, 346 миллионов патронов, 6831 пулемет, 192 полевых орудия, обмундирования и снаряжения на 200 500 человек[922]. Из США были получены около 400 тысяч винтовок, 1000 пулеметов, большое количество боеприпасов. Из Франции колчаковцы получили 400 орудий, 1700 пулеметов, 30 аэропланов. Из Японии на Дальний Восток было отправлено 30 орудий, 50 тысяч снарядов, 100 пулеметов, 70 тысяч винтовок, 42 миллионов патронов, 120 тысяч комплектов обмундирования[923].
Как бы то ни было, в связи с транспортным кризисом и неупорядоченностью снабжения одним из значимых источников обеспечения войск являлись трофеи, захваченные у красных. По свидетельству генерала Сахарова, в Челябинске в мае 1919 г. на складах Западной армии имелся полуторамесячный запас продовольствия, однако интендантство не знало нужд армии и не отправляло то, что необходимо, в войска[924]. Голод, усталость от беспрерывных маршей и боев, отсутствие нормальной одежды создавали благодатную почву для большевистской агитации, а чаще помимо нее приводили к волнениям в войсках, убийствам офицеров, переходам на сторону противника. Мобилизованные крестьяне воевали неохотно, быстро разбегались, переходили к противнику, унося с собой оружие и открывая огонь по своим недавним товарищам. Имели место случаи массовой сдачи в плен.
Наибольшую известность получил организованный подпольщиками бунт в 1-м Украинском курене им. Тараса Шевченко 1–2 мая 1919 г. в деревне Кузькино к югу от станции Сарай-Гир Самаро-Златоустовской железной дороги. В ходе восстания было убито около 60 офицеров, а на сторону красных перешло 2500–3000 вооруженных солдат, в основном из состава 11-й (помимо Украинского куреня 41-й Уральский и 43-й Верхнеуральский стрелковые полки) и 12-й (46-й Исетский стрелковый полк) Уральских стрелковых дивизий VI Уральского армейского корпуса при 11 пулеметах и 2 орудиях[925]. Курень им. Шевченко был переименован в 210-й стрелковый полк им. В.И. Ленина. Также среди мятежников были бойцы 22-го Златоустовского стрелкового полка 6-й Уральской дивизии горных стрелков, входившей в III Уральский корпус горных стрелков.
Немаловажно, что до мятежа, в апреле 1919 г., 11-я Уральская дивизия героически сражалась в долине реки Ток и понесла тяжелейшие потери, практически была уничтожена[926], а к красным переходили уже прибывшие после пополнения. Позднее на сторону противника перешли 11-й Сенгилеевский полк, 3-й батальон 49-го Казанского полка и др.[927] Похожие, но меньшие по своим масштабам случаи имели место в Южной группе Западной армии, Сибирской и Отдельной Оренбургской армиях. В июне 1919 г. к красным, перебив офицеров, перешли два батальона 21-го Челябинского горных стрелков полка, а в конце месяца под Пермью без боя сдались 3-й Добрянский и 4-й Соликамский полки[928]. В общей сложности в ходе контрнаступления до окончания Уфимской операции красными было взято в плен около 25 500 человек[929].
При неспособности командования создать войскам элементарные условия для нормального несения службы результат колчаковского наступления неудивителен. Начальник 12-й Уральской стрелковой дивизии генерал-майор Р.К. Бангерский доносил командующему корпусом генералу Н.Т. Сукину 2 мая 1919 г.: «Тыла у нас никогда не было. Со времени Уфы[930] мы хлеба не получаем, а питаемся чем попало. Дивизия сейчас небоеспособна. Нужно дать людям хотя бы две ночи поспать и придти в себя, иначе будет большой крах»[931]. При этом Бангерский отмечал, что не видел в старой армии такого героизма, какой был проявлен белыми войсками во время Уфимской и Стерлитамакской операций, но всему есть предел. «Хотелось бы так знать, во имя каких высших соображений пожертвовано 12 дивизией», – вопрошал Бангерский[932].
Но пожертвовано было не только дивизией Бангерского, а всей колчаковской армией вообще. Действовавшие в составе Западной армии оренбургские казаки не имели фуража для конского состава, лошади страдали от бескормицы, постоянных переходов и еле передвигались шагом[933]. Такое плачевное состояние конского состава лишало его важного преимущества – быстроты и внезапности. Белая конница, по свидетельству участника боев, не шла ни в какое сравнение с красной, лошади которой были в отличном состоянии и вследствие этого обладали высокой подвижностью.