[986]. Армия, в которой назначения высшего командного состава осуществлялись практически по принципам допетровской Руси, была обречена на поражение.
Сменились и другие представители высшего командного состава. 3-ю армию возглавил генерал Каппель, 2-ю – Войцеховский. Опытного генерал-майора П.Ф. Рябикова в должности начальника штаба главнокомандующего сменил сослуживец Сахарова генерал-майор В.И. Оберюхтин, по оценке генерал-лейтенанта Д.В. Филатьева, «совершеннейший младенец»[987]. Сам Филатьев стал помощником Сахарова по части снабжения.
Однако 14 ноября колчаковцы оставили Омск и начали отходить на Новониколаевск, город был занят частями 27-й стрелковой дивизии. В плен в районе Омска попало более 30 тысяч человек из тыловых частей, красным достались 31 тысяча винтовок, 19 миллионов патронов, около 1000 пулеметов, 34 орудия, 199 тысяч ручных гранат[988]. Сдача Омска, по мнению И.И. Сукина, обозначала конец конструктивного периода колчаковской эпопеи и переход к отчаянному спасению[989].
Катастрофа колчаковского Восточного фронта разрасталась. Из-за ошибок командования пострадали десятки тысяч солдат и офицеров. Опасаясь большевистских репрессий, с колчаковскими армиями отступали тысячи гражданских беженцев, в том числе члены семей офицеров и солдат. Преследование белых после взятия Омска было возложено на части 5-й армии, в состав которой 25 ноября из 3-й армии были влиты 30-я и 51-я стрелковые дивизии, в результате чего ее численность достигла 200 тысяч человек. Скорость преследования белых достигала 25–30 км в сутки, иногда доходя до 40 км в сутки. При таких темпах отхода белые просто не имели шансов закрепиться на каком-либо рубеже.
Управление отступавшими остатками колчаковских армий было нарушено. Войска, пытаясь оторваться от преследовавших красных, передвигались в эшелонах, растянувшихся на десятки километров, боевые части смешались с тылом, из-за закупорки движения в районе Новониколаевска паровозы замерзали, отступавшие пересаживались на сани (главнокомандующий генерал Каппель со своим штабом пересел на сани 22 декабря), двигались верхом и пешком, вместе с армией отступали многочисленные беженцы. После отъезда из Омска Колчак фактически утратил контроль над ситуацией, постоянно колебался в принятии тех или иных решений. По свидетельствам очевидцев, Верховному правителю изменило и чувство реальности[990]. Все это добавлялось к прежним упущениям. По свидетельству генерала Щепихина, комплектованию штаба 2-й армии, видимо, не было уделено необходимого внимания, подбор кадров носил случайный характер, «ни спайки, ни даже простого содружества в работе не было и в помине… все чины сидели по своим углам, не имея особого желания встречаться и общаться с другими работниками штаба»[991].
Положение усугублялось произволом недавних союзников белых – чехословаков, ранее охранявших Транссибирскую железную дорогу. Чехословаки теперь сняли с себя все обязательства и задерживали все русские эшелоны западнее станции Тайга, пропуская на восток только свои собственные. Пользуясь бессилием белых, они повели себя как в завоеванной стране – отбирали у беженцев исправные паровозы и эшелоны, причем взяли в Красноярске даже два паровоза из эшелона самого Колчака[992]. В одночасье белые оказались отрезаны от своего тыла. Впрочем, никакой помощи от тыла нельзя было ожидать и без вмешательства чехословаков. Движение эшелонов по Транссибу осуществлялось «лентами» в одну сторону. Соответственно, в сторону фронта, если его так можно назвать, не могли двигаться ни эшелоны с пополнениями, ни с боеприпасами. К тому же ни тех, ни других не было. Тем не менее генерал Сахаров не оставлял беспочвенных прожектов перехода в контрнаступление, в частности, на Оби. Кроме того, он планировал свернуть 1-ю армию Пепеляева в корпус, что привело к печальным последствиям для самого Сахарова.
Темп отступления увеличивался. Если, по наблюдению генерал-майора Ф.А. Пучкова, от Тобола до Иртыша фронт отступал в среднем на 10 верст в сутки, то от Иртыша до Оби – на 12–13 верст, а от Оби до Томи – на 25–28 верст. Отдельные суточные переходы достигали 45 верст[993]. Разложение белых армий прогрессировало по мере ухудшения обстановки на фронте, затронув даже высший командный состав. Известно несколько случаев серьезных нарушений дисциплины колчаковскими генералами и штаб-офицерами в конце 1919 – начале 1920 г.
17 ноября 1919 г. во Владивостоке поднял мятеж против Колчака бывший командующий Сибирской армией Р. Гайда, ранее уволенный из армии с лишением чина генерал-лейтенанта. После подавления мятежа, поддержанного эсерами, Гайда был выслан в Чехословакию. Командующий Северной группой войск 2-й армии генерал-майор П.П. Гривин, несмотря на директиву не отходить без сопротивления, отдал приказ об отходе в район города Каинска. 22 ноября командующий армией генерал С.Н. Войцеховский потребовал от Гривина выполнить приказ или сдать командование. После отказа Гривина выполнить это распоряжение Войцеховский застрелил его за неисполнение боевого приказа[994].
9 декабря 1919 г. командующий 1-й Сибирской армией генерал-лейтенант А.Н. Пепеляев с братом, колчаковским премьер-министром В.Н. Пепеляевым, будучи недовольны неумелым, по их мнению, руководством командующего Восточным фронтом генерал-лейтенанта К.В. Сахарова, сместили его с должности и арестовали на станции Тайга[995]. Колчак, не располагавшей тогда реальной силой, был вынужден смириться с такими действиями. Место Сахарова, освобожденного из-под ареста уже вечером следующего дня, занял генерал-лейтенант В.О. Каппель.
Начальник гарнизона Новониколаевска и командир 2-го Барабинского полка полковник А.В. Ивакин предпринял попытку арестовать в Новониколаевске генерала Сахарова, а после ее провала – штаб 2-й армии во главе с генералом Войцеховским. Однако и эта попытка не удалась, Ивакин был арестован и застрелен.
Командующий войсками Енисейского района и начальник гарнизона Красноярска генерал-майор Б.И. Зиневич поднял восстание против Колчака, а 23 декабря 1919 г. направил Колчаку ультиматум с требованием передать власть Земскому собору, после чего по телеграфу сдал Красноярск красным. В результате выступления Зиневича поезд Колчака оказался отрезан от колчаковских армий, еще не добравшихся до Красноярска, что предопределило трагическую гибель Верховного правителя.
Еще одним примером утраты доверия к руководству в среде высшего командного состава стал ответ генерала Дитерихса на декабрьское предложение Колчака вновь возглавить фронт. Дитерихс соглашался при условии незамедлительного отъезда Колчака за пределы Сибири.
Рядовая масса колчаковцев была деморализована. 7 декабря в Новониколаевске вспыхнуло восстание во 2-м Барабинском полку, подавленное 5-й польской дивизией. 17 декабря в Томске восстали части 1-й армии, а 23 декабря, как уже отмечалось, в Красноярске восстал местный гарнизон.
На фронте события развивались стремительно. 10 декабря красные вступили в Барнаул и Семипалатинск (ранее занят партизанами), 13 декабря взяли Бийск и Каркаралинск, 14 декабря – Новониколаевск, 15-го – Усть-Каменогорск. В районе Новониколаевска красные захватили свыше 30 тысяч колчаковских солдат и офицеров, 88 орудий, 200 автомашин и т. д.[996]
Отдельная Оренбургская армия Дутова оказалась полностью отрезана от остальных колчаковских армий и не имела иного выхода, как отступление в Семиречье, на соединение с войсками генерал-майора Б.В. Анненкова через малонаселенную Голодную степь. В результате неподготовленного отступления от голода и холода погибли тысячи людей, включая отступавших с армией беженцев с Поволжья и Южного Урала. Отступление сопровождалось разложением армии и массовыми сдачами в плен: в полном составе сдались красным 22-й и 35-й Оренбургские казачьи полки, 1-я батарея 5-го артиллерийского дивизиона и другие части, была брошена почти вся армейская артиллерия. Отстававшие погибали в столкновениях с кочевниками. Этот поход получил впоследствии название Голодного. В начале 1920 г. к Сергиополю вышли остатки армии – около 10 тысяч человек из 20 тысяч, числившихся в районе Кокчетава, остальные погибли. Ситуация усугубилась враждебным отношением к дутовцам со стороны военной администрации Семиречья во главе с генерал-майором Б.В. Анненковым. Отдельная Оренбургская армия была сведена 6 января 1920 г. в отдельный отряд атамана Дутова под командованием генерал-майора А.С. Бакича, который вошел в состав Отдельной Семиреченской армии Анненкова. В марте 1920 г. остатки войск Дутова были вынуждены отступить из Семиречья на территорию Западного Китая, где были интернированы в районе города Чугучак[997].
Схожим был финал Отдельной Уральской армии. В начале 1920 г. армия оказалась прижатой к замерзшему Каспийскому морю. Во избежание окружения и уничтожения командующий армией атаман генерал-майор В.С. Толстов повел войска (всего до 15 тысяч человек) по пустынному восточному берегу Каспийского моря на юг. После двухмесячного похода до Форта Александровского дошло не более 3 тысяч человек из 15. Большинство казаков, обессилевших в результате тяжелейшего похода, в апреле 1920 г. сдались красным, небольшая часть во главе с В.С. Толстовым ушла в Персию.
Основные силы колчаковского Восточного фронта в конце 1919 – начале 1920 г. прошли через аналогичный исходам уральских и оренбургских казаков гибельный Сибирский Ледяной поход – отступление от Омска до Забайкалья. К середине декабря 1919 г. красные вышли на линию реки Обь, 20–21 декабря без боя был занят Томск, 26 декабря красные взяли Кузнецк, 28 декабря – Мариинск, 2 января 1920 г. – Ачинск. То, что не сделали красные, сделали за них лютые сибирские морозы и отсутствие у белых надлежащей