амуниции. Условия безостановочного отступления по тайге, усугублявшиеся сильными морозами и эпидемией тифа, были чудовищны. Тифом переболели большинство участников похода (например, в штабе 8-й Камской стрелковой дивизии 50 % офицеров и 100 % солдат[998]). Эпидемия перекинулась на местное население, а от него на преследовавшие части 5-й советской армии.
В отступлении участвовали 2-я и 3-я армии белых, тогда как остатки 1-й армии, ранее отведенные в тыл, разложились во время начавшихся антиколчаковских восстаний в сибирских гарнизонах. Существовала возможность закрепиться на выходах из тайги, причем оборона была возможна незначительными силами при наличии пулеметов и запаса патронов. Это могло дать возможность приостановить бегство колчаковцев и привести войска в относительный порядок. Однако приказ о защите выходов их тайги, подписанный Каппелем, не получили даже штабы корпусов 3-й армии[999]. 2-я армия должна была отступать вдоль Сибирского тракта и железной дороги, тогда как 3-я армия белых, прикрывавшая направление на Бийск и Барнаул, должна была до 120 верст пройти по лесной просеке (переселенческому тракту) в Щегловской тайге (от района Томска до Алтая), где почти не было населенных пунктов. Просека была забита санями с беженцами в три ряда, движение, несмотря на мороз, было крайне медленным[1000]. Обозы никем не управлялись, координации действий не было, приказы не выполнялись. Замерзали люди и лошади. Взаимопомощи не было. Помощник главнокомандующего фронтом по части снабжения генерал Д.В. Филатьев, придавленный упавшей лошадью, полчаса пролежал в сугробе. Мимо проехали сотни саней с солдатами, но никто не отозвался на крики о помощи. Впрочем, генералу повезло – он смог выбраться самостоятельно и не замерзнуть[1001]. Однако немало было аналогичных случаев с иным исходом.
При отступлении на узкой просеке были брошены артиллерия и несколько тысяч подвод, что на некоторое время заблокировало красным возможность преследования. Помощь частям РККА оказывали сибирские партизаны, совершавшие диверсии на железной дороге, устраивавшие засады и нападения на белых. 29 декабря 3-я армия вышла из тайги. У станции Минино, западнее Красноярска, 2-я и 3-я армии белых соединились. Однако на этом злоключения колчаковцев не закончились, так как дальнейшее движение было немногим легче. К тому же красные продолжали активные действия. Никто не был застрахован от попадания в плен. Например, начальник штаба 3-й армии генерал-майор С.Н. Барышников едва не попал в плен к красным при окружении штаба армии в районе станции Кемчуг.
В результате боев 4–7 января 1920 г. красные закрепились в районе Красноярска, где в плен сдались около 60 тысяч колчаковцев. Красные захватили более 200 орудий. Об уровне боеспособности белых в это время свидетельствует тот факт, что они отказались от наступления на Красноярск, лишь увидев на железной дороге бронепоезд, который, как оказалось, принадлежал полякам и даже не открывал огня. На следующий день, несмотря на распоряжения Каппеля, несколько тысяч солдат перед Красноярском не пожелали вылезать из саней, в которых ехали, чтобы обстрелять пехотную полуроту, высланную из города[1002]. Солдаты устали от бесконечного бессмысленного отступления и в массовом порядке сдавались в плен красным.
Белое командование некоторое время не знало, на какие силы еще могло рассчитывать, и предпочло безостановочное бегство, хотя, как выяснилось, красные прекратили преследование[1003]. Красноярск поглотил силы красных, которые занялись трофеями. Однако стихийный отход белых был слабо управляем. Как свидетельствовал генерал Филатьев, «то было уже не войско, а панически настроенная толпа, тупо, без всякой мысли, стихийно стремившаяся на восток в чаянии где-то, за каким-то рубежом оторваться от красных и почувствовать себя в безопасности. Наступил момент животного страха»[1004]. Паника была столь велика, что колчаковцы предпочитали при звуке выстрелов бросать все, запрягать лошадей и убегать. Этим пользовались их же товарищи по несчастью, шедшие следом, например, чтобы захватить хорошие избы с приготовленной их предшественниками пищей[1005].
Остатки отступавших белых армий обошли Красноярск и вышли по Енисею к устью его притока – реке Кан. Основные силы двинулись по льду реки Кан в сторону Канска – к железной дороге. Во время отступления генерал Каппель провалился в полынью, в результате чего заболел двусторонним крупозным воспалением легких и гангреной нижних конечностей. 25 января Каппель передал командование генералу Войцеховскому, а на следующий день скончался.
Между тем 15 января частями 30-й стрелковой дивизии был занят Канск, 31 января части РККА заняли Нижнеудинск. 30 января произошел крупный бой у станции Зима в 150 верстах от Иркутска, после которого остатки белых армий перешли в наступление на Иркутск.
В конце декабря 1919 г. начались антиколчаковские восстания в городах и гарнизонах Восточной Сибири. Произошли выступления в Черемхове (железнодорожная станция в 60 верстах западнее Иркутска), Киренске, в период с 27 декабря 1919 по 5 января 1920 г. произошло восстание в Иркутске, где власть перешла к эсеровскому Политическому центру. 5 января Колчак, заблокированный в своем поезде между Красноярском и Иркутском, передал полномочия Верховного правителя России Деникину, хотя и не имел на это права. В Нижнеудинске с конца декабря 1919 г. Колчак уже оказался на положении пленника чехов. 15 января 1920 г. Колчак и премьер-министр Пепеляев при потворстве союзников и лично французского генерала М. Жанена, главнокомандующего союзными войсками в Сибири, были переданы представителям иркутского Политцентра и заключены в тюрьму. 22 января власть в Иркутске перешла к большевистскому военно-революционному комитету. Видимо, по указанию из Москвы 7 февраля 1920 г. Колчак и Пепеляев были казнены. В тот же день командование Чехословацкого корпуса на станции Куйтун заключило соглашение с РВС 5-й армии о порядке эвакуации корпуса из России, по которому чехи получали подвижной состав и свободу выезда из страны в обмен на захваченный ими у Колчака золотой запас. Отступавшие каппелевцы решили не штурмовать Иркутск, не имея достаточно сил (в двух армиях боевой состав не превышал 8000 бойцов (во 2-й армии – боеспособна была четверть от общей численности, остальные – раненые, больные и обмороженные) при 4 действующих и 7 разобранных орудиях и при 2–3 действующих пулеметах на дивизию[1006]) и боеприпасов, а также опасаясь вмешательства чехословаков и окончательного разложения своих войск в случае занятия города. По льду Байкала остатки разбитых колчаковских армий ушли в Забайкалье, контролировавшееся атаманом Г.М. Семеновым, куда прибыли к середине февраля в количестве около 27 тысяч человек[1007]. Эпопея колчаковского Восточного фронта завершилась, однако Гражданская война на Востоке России еще продолжалась и закончилась лишь в 1922 г.
Итоги
Анализ внутреннего состояния колчаковских армий наглядно показывает невозможность успешной реализации планов белого командования при сложившемся на Востоке России положении дел. Красные, успешно запустившие маховик массовой мобилизации, обладали почти постоянным превосходством в силах и средствах. В течение 1919 г. средний ежемесячный прирост численности РККА (как боевого, так и небоевого состава) составлял 183 000 человек[1008], что, к примеру, превосходило общую численность войск, имевшихся у белых на Восточном фронте. К 1 апреля 1919 г., когда белые еще надеялись на успех, в РККА уже состояли полтора миллиона бойцов, и их численность постоянно возрастала. Численность войск всех противников красных, вместе взятых, не шла ни в какое сравнение с этой цифрой.
Слабость мобилизационного и карательного аппарата белых, бессистемность их работы не позволили им создать вооруженные силы, сопоставимые по численности с РККА. Имевшееся у белых до создания массовой Красной армии преимущество в качестве личного состава было быстро утрачено. Казачьи войска Востока России сыграли двойственную роль. За редким исключением тех воинских частей, которые командование смогло влить в регулярные формирования, казаки по-настоящему боролись с красными только на своей войсковой территории. Таким образом, белые в самый напряженный период смогли использовать лишь потенциал Уральского и Оренбургского войск. Остальные казачьи войска не приняли активного участия в борьбе с большевиками на Восточном фронте. Более того, казачьи войска Дальнего Востока оказались во власти враждебных Омску атаманов-сепаратистов. Подготовка резервов в белом тылу носила хаотический характер. Дивизии отправлялись на фронт в сыром виде, солдаты не имели боевого опыта, не получали необходимой подготовки и слаживания и, оказавшись на передовой, переходили к красным. Надежды, возлагавшиеся на эти пополнения, оказались напрасными. Численность войск красных, а во многих случаях и их качество стремительно возрастали – качество войск белых при относительно мало изменившейся численности постоянно падало.
Центральное положение красных позволило им не только воспользоваться запасами старой армии и ресурсами промышленного центра, но и действовать по внутренним операционным линиям, громя противника поочередно. Белые же, наоборот, действовали разрозненно, попытки координации их действий оказывались запоздалыми. Более того, должной координации не было не только между различными белыми фронтами, но порой и внутри этих фронтов между различными армиями.