как Хартулари покончил с собой в тюрьме Екатеринодара, оставив предсмертную записку: «Я – полковник Генштаба Владимир Дмитриевич Хартулари. Со мной кончается подпольная деятельность господина Деникина. Организации у меня еще нет, есть несколько намеченных лиц, но без моих инструкций они ничего не будут делать… Контрреволюция на юге кончилась… Советская власть непобедима»[1158]. Этой запиской разведчик пытался спасти свою агентуру, так как на самом деле организация у него существовала, и остался он на советской территории с целью разведывательной работы.
В руководстве разведки и контрразведки белого Юга стояла целая плеяда офицеров: полковники Т.А. Аметистов, В.Н. Арнольдов (начальник центрального разведывательного пункта при штабе войск Новороссийской области), Б.И. Бучинский (начальник контрразведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой армии), В.В. Добрынин, Н.В. Ерарский, В.В. Крейтер, В.М. Мельницкий, Р.Д. Мергин, С.Н. Ряснянский (начальник разведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой армии), К.К. Шмигельский (помощник начальника разведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой армии и заведующий агентурой особого отделения отдела Генштаба Военного управления), А.К. Шнеур (начальник агентурной разведки штаба главнокомандующего ВСЮР), подполковник В.П. Кадыкин (начальник контрразведывательного отделения штаба Донской армии), капитаны Б.М. Сессаревский (заведующий агентурой) и Н.Е. Невядомский. В большинстве своем эти офицеры не были специалистами в области разведки и контрразведки.
Важную роль в организации разведки на советской территории, особенно на начальном этапе Гражданской войны, в 1918 г., сыграла сеть так называемых центров Добровольческой армии – фактически представительств белого командования в крупных городах Юга России и Украины. Центры стали создаваться весной 1918 г. и выполняли множество функций, в том числе занимались пропагандой, вербовкой кадров для белых армий Юга России, организацией снабжения белых армий и разведывательной деятельностью[1159]. Летом 1918 г. территория Украины, Крыма, Северного Кавказа была разделена на районы, подчиненные центрам. Руководителей центров назначал лично генерал М.В. Алексеев. Практически все они были генштабистами. Центры подчинялись одновременно трем инстанциям – военно-политическому отделу Добровольческой армии, осведомительному отделению и штабу армии. Условия работы центров были различными. Если на гетманской Украине они существовали практически открыто, то на советской территории должны были действовать нелегально. Часть центров существовала лишь на бумаге. Ввиду отсутствия постоянной связи с центрами их ежемесячно должен был объезжать офицер Генштаба из штаба армии. По мере расширения территории Юга России, контролировавшейся белыми, центры, оказывавшиеся на этой территории, расформировывались[1160].
Бывшим депутатом Государственной думы В.В. Шульгиным в Киеве была создана организация «Азбука», которая в дальнейшем финансировалась Деникиным (руководство организации перебралось в Екатеринодар). Сотрудники организации получали псевдонимы по названиям букв старославянского языка. Помощником начальника организации был полковник А.А. фон Лампе, получивший кодовое имя Люди[1161]. Организация занималась пропагандистской деятельностью, содействовала отправке к белым офицеров, а также вела разведку на советской территории. В ряде случаев кадровый состав Центров и «Азбуки» совпадал. Так, начальником Киевского Центра был полковник В.П. Барцевич, также руководивший местным отделением «Азбуки» (псевдоним Фита).
Однако разведывательную работу в советском тылу вели не только опытные генштабисты и профессионалы шпионажа и контршпионажа. Такие люди, скорее, были исключением, а преобладали дилетанты. Тем более что даже костяк белых разведчиков – офицеры старой армии – в абсолютном большинстве не обладали никаким опытом конспиративной деятельности. Но, как справедливо отмечал один из первых исследователей советских спецслужб С.С. Турло, «в эпоху Гражданской войны, когда буржуазия еще надеялась услышать звон кремлевских колоколов, тогда шпионажем занимались все. Занимались и буржуазия, и интеллигенция, и офицерство, и ученые. Занимались шпионажем и офицеры Генштаба, и просто разные командиры. Доходило до того, что люди из “благородного” общества, “хорошо воспитанные” родители в целях этой “священной миссии” благословляли своих детей 15–16 лет на разврат. Здесь было все испытано, чтобы спасти Россию от большевиков»[1162].
Широчайшее распространение как у белых, так и у красных получил женский шпионаж, порой мало отличавшийся от проституции[1163].
Например, командующий 2-й советской армией В.И. Шорин, а также некоторые работники штаба армии в 1919 г. посещали проституток и кокаинисток Н.С. Соловьеву и Е.И. Сурконт, у которых также бывали агенты белых[1164]. Не исключено, что через этих женщин белая разведка получала какую-то информацию из штаба армии[1165]. Тем более что Соловьева, работавшая сестрой милосердия, как выяснилось, имела все основания ненавидеть красных – у нее был убит отец и на ее глазах расстрелян муж[1166].
Успешную разведывательную миссию осуществил А.А. Борман – сын известной журналистки и общественного деятеля А.В. Тырковой-Вильямс. Это был молодой человек, юрист по профессии, без опыта разведывательной работы, который в марте 1918 г. прибыл в Москву и за короткий срок сумел стать заведующим отделом внешней торговли и исполняющим должность наркома торговли Советской России, встречался со многими членами большевистского правительства и даже был представлен В.И. Ленину. На самом деле Борман выполнял задание штаба Добровольческой армии. Борман с ностальгией вспоминал о широких возможностях ведения разведывательно-диверсионной работы в Советской России в это время: «Какие тогда были возможности! Чека еще не оплела всю Россию своей сетью и действовала ощупью, работать было не только возможно, но даже не очень трудно. Чекисты были заняты, главным образом, ловлей невинных людей, а лица, стремившиеся работать против большевиков, разъезжали в комиссарских вагонах, сидели на видных местах в комиссариатах и в красных штабах. Однако не сумели сделать того, что хотели. Чего-то не хватало. Недоставало центрального штаба действия. Было слишком много мудрствования и обсуждений. Все примеряли и прикидывали, а когда собирались резать, то наступал какой-то паралич рук»[1167]. В конце 1918 г. Борман был вынужден бежать из Советской России под угрозой разоблачения[1168]. Разумеется, подобные громкие истории нуждаются в тщательной проверке, однако в обстановке 1918 г., когда государственный аппарат Советской России еще только налаживался, они были вполне возможны.
Другим распространенным способом разведки была засылка на советскую территорию агентов-ходоков. В этом была своя сложность, поскольку интеллигентный облик такого агента-ходока сразу же вызывал серьезные подозрения и мог привести к трагическим последствиям. Впрочем, по показаниям пленных колчаковских генштабистов, курировавших вопросы разведки, основная масса агентов представляла собой полуинтеллигентов. Как отмечал бывший офицер по разведке штаба Волжской дивизии есаул А.П. Колесников, в дивизии агентуры не было, попытки организации ее не удавались из-за постоянного движения фронта, пропускали только агентов штаба армии, в период стояния на реке Белой их прошло несколько партий, «преимущественно башкиры и разные полуинтеллигентные типы, интеллигент[ных] очень мало»[1169]. В последние два месяца перед пленением офицера агентура штаба армии не проходила через участок дивизии вовсе. Агентура от реки Белой работала до Волги. Много сведений давали возвращавшиеся из Германии и Австрии военнопленные, получали информацию и из советских газет. Вывод Колесникова, однако, был неутешителен для белых: «На основании агентурных данных в армейских сводках можно судить, что агентура белых не была на должной высоте. Дивизионная разведка уделяла мало внимания своей работе, и я, будучи обер-оф[ицером] по разведке, больше привлекался для занятий по оперативной части в своем штадиве»[1170].
Колесникову вторил полковник М.Е. Шохов – бывший старший адъютант разведывательного отделения штаба 3-й армии белых. По его свидетельству, в качестве агентуры использовали беженцев, женщин и 3–4 офицеров, в основном же агентами были все те же полуинтеллигентные типы. За год штабом армии было отправлено только 25 агентов, из которых вернулись двое или трое, доставив малозначимые сведения. При этом агентам платили по 5–10 тысяч руб. в месяц. Готовили агентов за одну-две недели, занимаясь с ними по 1–2 часа в день по организации РККА, расположению частей, приемам добычи данных. Вербовали агентов инструктора, основываясь на справке из милиции. Изучения агентов не проводилось. Таким образом, к агентуре подходили как к расходному материалу, который не представлял большой ценности. Шохов отмечал: «Я как нач[альник] отд[еления] сознавал, что импровизировать агентурную разведку в процессе Гражданской войны, при постоянно меняющихся фронтах – бесполезно и ожидать хороших результатов не приходилось»[1171]