, она встала на четвереньки, начала двигать тазом, затем легла и, едва успев дотронуться до себя несколько раз, испытала оргазм.
Спустя десять минут Ноэль лежала на траве с закрытыми глазами, слушала музыку и растворялась в ощущениях тела.
«Быть в теле».
Ноэль боялась признаться сама себе, что если бы в момент знакомства с Луиджи она «была в теле», то, скорее всего, она бы не выбрала его в мужья.
Похоже, она выбрала мужа исключительно головой…
Она думала о том, что раз отношения – танец, то она танцует сольный вот уже несколько лет подряд. И сколько угодно она может делать шаг навстречу, но если партнёр всё так же стоит на месте, то танец не получится.
После танца Ноэль возвращалась на виллу пешком, ей надо было пройтись и послушать свои мысли. А думала она о том, что деревня в регионе Пьемонт усыпила в ней ту дикую Ноэль, которая жила до встречи с Луиджи. Она, родившаяся в столице, обитавшая всё время в больших городах, не привыкла к полусонному образу жизни. И если на время беременности и первого года жизни ребёнка спокойная жизнь казалась манной небесной, то сейчас всё её нутро сопротивлялось.
Ноэль шагала, и всё внутри её дрожало, правда больно пульсировала в висках…
Многоголосая правда орала в голове, каждый из голосов неожиданно проснулся и стал требовать своё.
Ты уверена, что сделала правильный выбор тогда?
Я не хочу больше жить в этой дыре!
И что теперь?
Как я оставлю ребёнка без отца?
Развод – это грех.
Что скажет мама?
Мне страшно!
Куда я поеду жить?
Луиджи – хороший отец.
И муж.
Может так быть, что то, что я чувствую прямо сейчас, наваждение и сон?
Ноэль словно починила долго стоявший без звука радиоприёмник и включила его на полную громкость. И теперь, когда вся она наполнилась звуками, когда от многоголосой правды болела голова, она хотела убавить громкость, но такой опции больше не было. Надеть наушники тоже нельзя было.
Голоса звучали, просили, требовали и заявляли о себе.
Но что теперь делать с этой правдой, Ноэль не знала.
Ведь она в Италии совсем одна, у неё дочка, Луиджи – хороший отец, а её учили, что:
Секс – не самое главное…
37Женя
Впервые за много лет Женя чувствовала себя хорошо среди женщин. Она сидела на траве, наблюдала, как выплясывает Сара, Ноэль, и улыбалась. Надо же, до чего же лихо. А мама? Она оказалась ничем не хуже Регины. Да, понятно, мама не была настолько модной, стильной и всё такое, но за эту неделю она и правда преобразилась. Даже выглядела моложе обычного.
Женя испытывала какие-то непривычные эмоции, которые Лейла наверняка бы назвала «принятие» и «любовь».
Конечно, Женя никого не идеализировала.
Не испытывала иллюзий по поводу того, что Регина, например, и правда по-настоящему принимала каждую из них, или Маша, – у неё, по мнению Жени, было действительно мало эмпатии, и в принципе Женя рада её внезапному отъезду.
И всё-таки. Женя впервые чувствовала себя по-настоящему частью невидимого женского Вселенского круга. Она могла напитываться его мудростью, гордиться тем, что она – его часть. Женя такая же, как они, эти взрослые мудрые женщины. Словно у неё появилось сразу пять сестёр, у которых она может спрашивать совета и брать всё то, чего ей не хватало. Ну, конечно, маму она сестрой не считала, хотя и та являлась частью этого «священного круга», к тому же она вызывала у Жени меньше раздражения, Женя поймала себя на мысли, что начинает испытывать к маме что-то похожее на принятие. Эта мысль сначала испугала Женю, но потом она подумала, что наверняка принятие лучше, чем раздражение.
Когда мама, наплясавшись, села рядом, Женя захотела сказать ей эти слова:
– Мама, спасибо.
– За что? – Маму явно благодарность Жени застала врасплох.
– Ну, за это путешествие… прикольно.
– Я очень рада… – Оля дотронулась до Жениной руки, и та, обычно убиравшая сразу руку, не шевельнулась, позволила маме сделать этот жест.
– Я, типа, многое про себя поняла… – прошептала Женя.
– И я, – отозвалась эхом мама.
– Я решила, что всё же поеду работать в Гданьск.
– А я подумала, что схожу на свидание с кем-то моложе меня.
Женя сделала невозможно огромные «глаза-пуговицы», и мама прыснула от смеха.
Следователь: Что именно произошло в тот вечер?
Анита: Никто толком не понял.
Следователь: И всё же?
Анита: Это была практика расстановок вперемешку с глубокой медитацией под звуки шаманского барабана, если проще – практика психодрамы с элементами шаманизма и расстановок.
Следователь: А если ещё проще?
Анита: Если проще, всех нас так пробрало, что трясёт до сих пор.
38Сара
«Медитация в пещере с ночёвкой».
Разве медитация в пещере входила в программу? Сара не помнила ничего такого и уже хотела было привычно напрячься, но то ли Лейлины практики наконец-то расслабили, то ли разморило её тосканское солнце, и Сара не стала выяснять.
Она приняла новость о пещере с улыбкой. В конце концов, там в горах намного прохладней. Сарины приливы, несмотря на крем и витамины, всё не уходили, поэтому она была рада провести время среди горной прохлады. Единственное, что её и правда беспокоило, так это поездка на огромном Лейлином внедорожнике по узким серпантинам. Лейла решила взять свою машину, потому что из-за того, что не было ни Маши (и как же хорошо, что она уехала раньше), ни Жени (ей было чем заняться с трактористом), они все поместились во внедорожнике.
Машину шатало из стороны в сторону, а когда они проезжали по самому краю обрывов, в животе словно что-то обрывалось.
Волнение Сары усиливалось тем, что впереди ехала Регина. Сумасшедшая, она решила добраться до пещеры на мотоцикле.
После роскошных апартаментов, мягких перин и фресок на потолке они оказались в очень странном месте. Пещера не сказать чтобы была какой-то дырой, внутри уже лежали ковры, подушки и даже горели свечи. Сара не представляла, как они будут здесь ночевать, но спальные мешки в углу ответили сами за себя. Сара ночевала в палатке в последний раз на первом курсе университета, ничего особенно не помнила, ну кроме того, что именно в том походе она лишилась девственности. Символично. Чего лишится Сара в этот раз?
– Сегодня нам предстоит с вами последняя практика. Мы будем делать очень глубокое погружение в родовые паттерны, – произнесла Лейла.
Она сидела посередине привычного женского круга в позе лотоса.
– Я буду произносить слова, играть в барабан, и постепенно, слово за словом, ритм за ритмом вы начнёте погружаться в недра вашего подсознательного… опускаться туда, где лежат нужные вам ответы, для каждого свои… – Лейла говорила, как всегда, нежно, но чётко.
Сара прекрасно помнит, в каком скептическом настроении приехала сюда неделю с лишним назад.
Сейчас Сара была полностью расслаблена, внимательна к мельчайшим оттенкам телесных ощущений, замечала моменты сжатости и контроля и вовремя отпускала эти зажимы. Только сейчас к ней пришла безоговорочная вера, что совсем скоро с ней случится долгожданная беременность и эта финальная медитация лишь ускорит процесс.
Женщины закрыли глаза, кто-то сидел, кто-то лежал. Сначала Лейла просто пела, затем она взяла свой шаманский барабан и начала бить в него, сперва тихо, медленно, постепенно ускоряя и усиливая удары. Ритм барабана заглушил привычную для Сары бормоталку в голове, она исчезла, растворилась.
Звук отдавался в теле вибрацией, возбуждая энергию каждой клетки, и уводил куда-то в глубину.
Сара увидела себя плутающей по школьным коридорам. Вот спортивный зал, вот за ней бежит какой-то мужик в спортивном костюме, похож на их школьного физрука, вот ещё одна комната, Сара заходит и…
– Мама?
Мама была другая, не подтянутая гром-баба-тренер, какой она её помнит. Мама была совершенно обычной, даже весёлой. Нарядная, расслабленная, в красивом платье и… с бокалом вина и тонкой сигаретой. Ни вина, ни сигарет Сара за ней при жизни не замечала.
Сара присела за столик, а мама подвинула к ней бокал вина. Неожиданно для того, кто всю жизнь держал спортивную форму.
– Выпей за моё здоровье, – сказала мама и засмеялась, – а я выпью за твоё.
– Мама, я так хотела с тобой поговорить, уже давно, но ты всё не приходила.
Мама смотрела на неё и улыбалась.
– Ты простила меня? – вдруг спросила её Сара.
– За что? – засмеялась мама.
– Мне всю жизнь казалось, что ты умерла, потому что я не стала тем, кем ты хотела, чтобы я стала.
Мама покачала головой.
– Это был не твой путь. Иди своей дорогой, – мама подняла бокал и стала полупрозрачной.
Саре так захотелось обнять эту полупрозрачную фигуру, в ней плескалось столько невысказанной нежности и любви, столько всего, что она не могла сказать ей при жизни. Ритм барабана звучал по-прежнему, но обстановка внутри поменялась, Сара оказалась в абсолютно другом месте. Перед ней сидела женщина в ободранных одеждах, на руках у неё плакал ребёнок. Женщина положила младенца на пол перед собой и отошла. Ребёнок продолжал разрываться.
Сара стояла и просто смотрела, вдруг женщина подняла голову, вперила в Сару свой пустой взгляд и произнесла:
– Всё равно помрёт скоро или с голоду, или от болезни какой… не хочу привязываться. Пусть растёт как растёт.
Сара почувствовала обиду за малыша и жалость к нему, даже если Сара понятия не имела, кто он и кем может приходиться ей, она почувствовала жалость к себе, маленькой Саре, а потом Саре-взрослой. Она почувствовала невероятную тоску по маме, по той фигуре, которая должна была её безоговорочно любить, но не любила. А может, и любила, но почему-то не так, как Саре-маленькой, а потом Саре-подростку было нужно. Не потому, что мама была плохой, а потому, что, видимо, её не научили, ей передали именно такую программу.