Фельдмаршал обратился к Смелому Льву:
— Ваше звериное войско выказало чудеса храбрости в битве с солдатами семи королей. Что, если мы каким-нибудь образом сумеем спустить это войско в Пещеру?
Лев покачал косматой головой.
— Боюсь, что это невозможно. Я мог продержать тигров, ягуаров и рысей на фруктовой диете трое суток, но ведь от моих владений до страны Жевунов десять-двенадцать дней пути. Я боюсь, что моё храброе воинство, проголодавшись, взбунтуется и съест всех людей, которые ещё остались в Волшебной стране.
Довод Льва был признан убедительным.
— Ну, а птицы? — спросил Дин Гиор.
— Видите ли, одни птицы не могут решить дело. Они полезны, когда преследуют разбитого противника, но ведь его сначала надо разбить.
— Придётся вооружать Мигунов, — сказал Железный Дровосек.
Элли рассмеялась, а потом сконфузилась и принялась играть кисточкой львиного хвоста.
— Я знаю, чему ты смеёшься, — сказал Дровосек. — Ты вспомнила, как попáдали Мигуны при выстреле большой пушки.
Девочка утвердительно кивнула головой, а ворона вдруг каркнула, заставив всех вздрогнуть.
— Да, жители Волшебной страны не любят и не умеют воевать, — задумчиво сказал Дровосек. — У них мягкие сердца, не то, что у жителей Пещеры. Извини меня, друг Арриго, то, что я сказал, не относится к тебе.
— Это не относится и ко многим моим соплеменникам, — поправил Арриго. — К сожалению, они слишком привыкли подчиняться семи королям. Им внушают ужас воины и драконы…
— А я бы не побоялась дракона! — заявила Кагги-Карр.
От её зычного голоса всё заколебалось в зале, и с потолка свалилось лепное украшение. Элли рассердилась, сделала вороне выговор, и потому похвальба Кагги прошла незамеченной.
— Просто не знаешь, что и придумать, — вздохнул Лестар. — Нет у нас такой силы, чтобы пустить её против подземных владык. Поневоле вспомнишь дуболомов Урфина Джюса: нам бы сейчас таких солдат!
— Слишком они боялись огня! — заметил Дин Гиор.
— Но ведь и мои соплеменники боятся огня, — молвил Арриго.
— Это всё пустой разговор, — сказал Дровосек. — Главное, их лишили свирепости. Они теперь не солдаты, а просто добродушные работники.
— Кстати, что с ними случилось? — спросил моряк.
— Да то и случилось, что они все сдались в плен почти без борьбы, — объяснил Дин Гиор. — Вот что значит потерять понятие о воинской чести.
— Послушайте! — в волнении вскочил Чарли Блек. Ему пришла в голову поразительная мысль. — Послушайте, а что, если дуболомам вернуть свирепость? Ведь они тогда разгромят армию подземных королей!
Общий восторг был ответом. Люди закричали, Лев заревел, а Кагги-Кapp закаркала так оглушительно, что с потолка кусками посыпалась штукатурка, и никто за это даже не выбранил ворону. Однако восторг скоро сменился унынием.
— У нас нет в стране ни одного мастера, который мог бы придать лицам дуболомов свирепое выражение, — сказал Дин Гиор. — Ведь, понимаете, работа резчика идёт от сердца, а если у тебя в сердце нет какого-то чувства, как ты вложишь его в работу?
На это рассуждение, достойное самого Страшилы, нечего было возразить. Наступило долгое молчание. Потом Элли нерешительно заметила:
— Наверно, Урфин Джюс смог бы…
— Ещё захочет ли он? — возразил фельдмаршал.
— Захочет, наверно, захочет! — загораясь уверенностью, вскричала Элли. — Уж неужели у него в душе не осталось никаких добрых чувств?!
— А где его взять, Урфина Джюса? — сказал Дин Гиор. — После того, как его изгнали, он исчез и теперь обретается неведомо где. Пришлось бы пустить тысячу разведчиков, чтобы его разыскать в нашей обширной стране.
— Ну, такие разведчики у меня найдутся, — сказала Элли, и все посмотрели на неё с недоумением.
А девочка поднесла к губам серебряный свисток, висевший у неё на шее. Со словами «Дядя Чарли, крепче держи Тотошку!» она подула в свисточек. По полу затопотали маленькие ножки, и перед Элли появилась королева мышей Рамина.
— Что вам угодно, милая сестра? — пропищала она.
Тотошка рвался из рук моряка, чтобы схватить ненавистную мышь. Пёсик понимал, что поступает дурно, что мешает Элли в её планах, но ничего не мог поделать с собой. В нём говорила древняя вражда собачьего племени с мышиным. Тотошка залаял, но Чарли зажал ему рот.
— Простите, ваше величество, что я снова беспокою вас, но теперь причина ещё уважительнее, чем в прошлый раз.
— Не извиняйтесь, милая фея! Положение волнует не только вас, но и меня. Ведь если жители Изумрудной страны перестанут обрабатывать поля, то наступит голод, а от этого пострадают и мои подданные. Я готова служить вам!
— Видите ли, нам нужно разыскать бывшего короля Урфина Джюса, который после изгнания скрылся неизвестно куда.
— Только-то? Задача не слишком трудна. Если Джюс живёт в полях, его найдут мои разведчики. А если он ушёл в леса, то я отправлю гонцов к моей наместнице, правительнице лесных мышей Элифе, и отдам ей приказ. Через неделю ждите меня с адресом Урфина.
В этот момент Тотошка вырвался из рук зазевавшегося моряка и бросился на Рамину, но мышь уже исчезла.
Искушение Урфина Джюса
Урфин Джюс уходил от стен Изумрудного города, сопровождаемый лишь верным Топотуном. Лютая злоба терзала душу свергнутого короля. Если бы он знал слово, которое могло бы уничтожить весь мир, Урфин сказал бы его, хотя бы погиб при этом и сам.
— С одной стороны девчонка… Человек с одной ногой… Ничтожные, трусливые Мигуны… — бормотал Урфин Джюс. — А с другой — моя могучая неуязвимая армия… И всё же я разбит! Какое унижение!..
Время от времени Урфин оборачивался и видел вдалеке мягкое зелёное сияние. И снова он горько сожалел о тех днях, когда ему так приятно было сознавать себя властелином этого великолепного города и всех его сокровищ. Глухие стоны вырывались из груди Джюса. Добродушный Топотун попытался его утешить.
— Полно, повелитель! — сказал он. — Что толку горевать? Жили мы без королевства, проживём и теперь.
Урфин сердито прервал рассуждения медведя.
— Повелитель?! Кем я повелеваю? Одной медвежьей шкурой?! Зови меня хозяином!
— Слушаюсь, хозяин! — согласился медведь. — Как прикажешь, так и будет.
— Ах, да замолчи ты, — взмолился Урфин. — Всё правильно, что ты говоришь, но пойми, мне не до тебя!..
Урфин шагал, пока ноги не стали подламываться под ним от усталости. Тогда он сел на спину медведя, и неутомимый Топотун повёз его дальше.
«Забыть… — думал он. — Разве можно забыть, когда встречные отворачиваются от меня с презрением, а дети бегут под защиту матери?.. Нет, только одиночество, полное одиночество, быть может, принесёт мне исцеление…»
Через Большую реку Урфин переправился на спине медведя, и тут, совсем некстати, пришло к нему воспоминание, как его деревянная армия очутилась в воде во время похода на Изумрудный город.
«Лучше бы река унесла её совсем… Проклятый живительный порошок! Зачем попал он мне в руки?..»
В окрестностях своей родной деревни Когиды Урфин очутился в полдень. Чтобы жить в одиночестве, надо было иметь кое-какие орудия и инструменты, и Джюс хотел забрать их из своего старого дома. Но он решил пробраться туда тайком от Жевунов.
Человек и зверь затаились в лесу, и только ночью Урфин подошёл к своему бывшему жилищу. Он ожидал найти его разрушенным и удивился, увидев, что всё находится в целости. Мягкосердечные Жевуны не тронули ничего, и по-прежнему висели замки на дверях. Урфин давно затерял ключи, но медведь понатужился и выдрал петли из косяков.
Джюс вошёл, зажёг свечу, лежавшую, как и прежде, на подоконнике, огляделся. Так вот оно, место, где он прожил многие годы, никого не любя и никем не любимый, откуда пошёл на поклон к Гингеме, чтобы она приняла его на службу.
И впервые в жизни Урфин Джюс задумался над тем, почему всё это так получилось, и кто же виноват в его несчастьи. И смутно, очень смутно начало приходить к нему сознание, что, пожалуй, некого винить, кроме самого себя…
Урфин проснулся, когда в окна светило солнце. Он разыскал в кладовке два больших мешка и сложил в них столярные инструменты, одежду, хозяйственную утварь, семена огородных растений. Всё это он намеревался погрузить на Топотуна. Медведь втихомолку радовался, что хозяин сегодня выглядит веселее, чем раньше, и как будто намерен приняться за настоящее дело.
Прежде чем покинуть родную усадьбу, Урфин вздумал пройтись по всем её уголкам, попрощаться с грядками, которые он так долго и любовно возделывал.
Пройдя на пустырь, отделённый от огорода забором, Урфин ахнул и схватился за сердце. В дальнем углу поднималась молодая поросль ярко-зелёных растений с продолговатыми мясистыми листьями, с колючими стеблями…
— Они! — глухо воскликнул Урфин.
Да, это были они, те самые удивительные растения, из которых он год назад получил живительный порошок. Проснулись ли от долгого оцепенения их семена, попавшие глубоко в землю, принёс ли их снова ветер?..
Великое искушение охватило Урфина Джюса. Перед ним была возможность начать всё снова и при этом не повторить прежних ошибок.
Он может наготовить живительного порошка в пять, в десять раз больше, чем в тот раз, и при этом не искоренять до конца волшебные растения. Он может создать тысячную армию дуболомов и обучить её так, как не сумел обучить своих первых солдат. Всё это легко проделать в глубокой тайне, чтобы потом нагрянуть на врагов нежданной грозой.
Но что-то уже изменилось в душе Урфина Джюса, и эти блестящие перспективы его не увлекли. Он присел на пенёк и долго раздумывал. А потом принёс из сарая лопату и выкопал все растения с корнями.
— Знаю я вас, — бормотал он сердито. — Оставь вас тут, вы заполоните всю округу, а потом кто-нибудь догадается о вашей силе и опять наделает глупостей…
Сушить растения на противне было долго, поэтому Урфин сжёг их на костре. Было у него, правда, желание заготовить горстку чудесного порошка на всякий случай, но он и это желание поборол. Когда от костра осталась одна зола, Урфин закопал её глубоко в землю. Потом погрузил пожитки на Топотуна и покинул родной дом.