Придворные разом отхлынули от Руфа Билана, как от зачумлённого. Послышались возмущённые и презрительные возгласы. Билан понял, что в подземном царстве предательство считается таким же позорным делом, как наверху.
Один из придворных, статный старик с седыми усами и бородой, спросил у Ортеги:
— Господин королевский ловчий, что вы сделали с пойманным Шестилапым?
— Я отправил его в собственный его величества шестилапник, господин министр зверового хозяйства!
— Хорошо! Сами последите за его укрощением. Шестилапый номер двадцать три, поставленный на работу, оказался таким строптивым, что чуть не откусил голову своему вожаку.
— Слушаюсь, господин Кориенте!
«Да у них тут всё, как видно, числится под номерами», — в изумлении подумал Руф Билан.
Его предположение тут же подтвердилось, потому что Кориенте спросил у другого придворного:
— Господин смотритель королевских драконников, сколько снесла яиц драконица номер тридцать один?
— Шестнадцать, господин министр! Все они перенумерованы, заклеймены королевской печатью и помещены в инкубатор под надзором трёх часовых!
— То-то же! Вы знаете, что смотрители других драконников не зевают, и если у нас пропадёт хоть одно яйцо, гнев его величества будет ужасен!
Руф Билан не успел ещё вдуматься в смысл этого разговора, как двустворчатая дверь в другом конце приёмной распахнулась, и пышный церемониймейстер, появившийся на пороге тронного зала, провозгласил:
— Его подземное величество, король Барбедо Двенадцатый, приказывает ввести пленного чужестранца в тронный зал Радужного дворца!
Аудиенция у короля
Фосфорические шарики, собранные пучками, развешанные гирляндами, укреплённые в люстрах, создавали в тронном зале необычайно яркое освещение, но оно не резало глаз, и странные светильники не отбрасывали от предметов тени. Не было от них и тепла, они испускали холодный свет.
Позднее Руф Билан узнал, что в каждом жилище Подземной страны имелись светящиеся шарики, так как окна пропускали внутрь домов слишком мало света. Количество фосфорических светильников определяло богатство человека. В домах вельмож они насчитывались десятками, а лачужку бедняка освещал единственный шарик, величиной с горошину. За шарики можно было купить дом, приобрести Шестилапого. Девушка, за которой в приданое давали пять шариков, считалась выгодной невестой…
Но всё это стало известно Билану впоследствии, а теперь он обратил взор в конец залы. Там на возвышении помещался королевский трон. В обширном кресле со множеством резных украшений сидел тучный человек с большой голой головой. Это и был король Барбедо Двенадцатый. С его плеч свешивалась широкая мантия, расшитая оранжевыми цветами.
За спиной короля висели на стене такие же часы, как и в приёмной, но роскошно отделанные. Под цифрами были вставлены изумруды, а в устройстве часов имелось усовершенствование. Стеклянная трубка разделялась золотыми полосками на двенадцать частей, и по количеству остающегося в трубке песка можно было судить, сколько минут данного часа истекло.
Взгляд Руфа Билана остановился на часах мимолётно, а потом приковался к лицу короля, большому, круглому, схожему с циферблатом.
— Делай как я! — шепнул Ортега Билану и начал лягать себя поочерёдно то правой, то левой пяткой.
Пленник остолбенел от изумления. Не сразу понял он, что ловчий приветствовал короля по способу, принятому в Подземной стране. Но когда это дошло до его сознания, он начал лягаться так усердно, что перещеголял самого Ортегу, и кончил только тогда, когда тот дёрнул его за рукав.
Ловчий рассказал королю, при каких обстоятельствах был взят в плен чужестранец, что он собой представляет и почему попал в подземное царство.
Король Барбедо сердито заговорил:
— Итак, тебя зовут Руф Билан, и ты был главным государственным распорядителем при нашем верхнем собрате, короле Урфине Первом?
— Так точно, ваше величество, — дрожащим голосом ответил Руф Билан.
— Ты скверный слуга! — сказал король. — Ты вдвойне скверный слуга! — с силой подчеркнул он. — Если ты, движимый честолюбием, предал своего правителя Страшилу, о мудрости которого мы здесь слышали, это ещё можно понять, хотя мы и не оправдываем это ни в какой мере. Страшила был твоим законным повелителем, он по праву явился преемником Гудвина Великого и Ужасного. А мы считаем, что подданные должны чтить своего повелителя, это их священная обязанность. Но уж если ты содействовал восшествию на престол короля Урфина, как же ты, будучи при нём первым министром, допустил его низвержение?! Повторяю, ты вдвойне скверный слуга, и мне думается, что следует отдать тебя в пищу Шестилапым: это будет для них приятное разнообразие после рыбного стола.
Руф Билан подполз к трону и, целуя сапоги короля, начал оправдываться.
— Но, ваше величество, — со слезами говорил он, — что я мог поделать против чар феи Элли и её дяди, могучего Великана из-за гор? Они сделали оружие, стреляющее огнём, и с его помощью сокрушили деревянных солдат Урфина Джюса, как будто то были детские дергунчики!..
Барбедо Двенадцатый, немного смягчившись, сказал:
— Оружие, стреляющее огнём, действительно страшная вещь! Мы проверим твои слова, когда придёт очередной день торговли с Жевунами. Обитатели верхнего мира считают нас слепыми и глухими, но это неверно. Даже и через закрытые ворота можно много услышать, особенно когда имеешь дело с такими болтливыми людьми, как твои сородичи. Но что мне с тобой делать до того времени?
— Всё, что будет угодно вашему подземному величеству, — ответил ободрившийся изменник.
— Умеешь ли ты готовить вкусные блюда из тех продуктов, что мы вымениваем у верхних жителей?
— У меня были повара, ваше величество!
— Сможешь ли ты мыть и натирать полы, выколачивать пыль из ковров и оконных занавесей?
— У меня были лакеи, ваше величество!
— Может быть, ты играешь на каком-нибудь музыкальном инструменте?
— Увы, ваше величество, я видел инструменты только в руках придворных музыкантов!
— Так что же ты можешь делать, никчёмный ты человек?! — закричал король, и его жирное брюхо затряслось от гнева.
— Я могу заниматься государственными делами, — робко ответил Руф Билан.
Король саркастически рассмеялся.
— Но я вовсе не хочу разделить участь Урфина Джюса, дела которого ты привёл к такому блестящему концу! И неужели у тебя совершенно нет никакого уменья?
— Я могу рассказывать сказки, — признался Руф Билан.
Король Барбедо обрадовался.
— Это как раз то, что мне нужно. С тех пор, как умер мой старый сказочник, меня по ночам мучит бессонница. Я привык засыпать под сказку…
— Во мне вы найдёте неутомимого рассказчика, ваше величество! — заверил Руф Билан.
— Хорошо, быть по сему. Я назначаю тебя нашим королевским сказочником в ранге помощника четвёртого лакея. Жить будешь с дворцовой прислугой.
Руф Билан вышел из тронной залы сияющий.
Жёлтое после оранжевого
В Подземной стране с её вечно одинаковым сумеречным светом разделять сутки на день и ночь приходилось искусственно. Не только в королевских покоях, но даже в самой бедной хижине днём светили фосфорические шарики, а на ночь они завешивались чёрной материей.
Город Семи владык просыпался по звуку большого колокола, который висел в башенке, венчавшей кровлю дворца. Колокол отбивал семь ударов, это означало семь часов утра. Занавески с шариков сдёргивались, хозяйки готовили завтрак, дети собирались в школу, взрослые принимались за свои обычные дела.
Звон колокола будил горожан и жителей ближних поселений. Но он не доносился в дальние деревни и посёлки рудокопов и фабричных рабочих. Их будили надсмотрщики, прилетавшие на драконах. Снижаясь над землёй, они пронзительно гудели в трубы. Эти резкие звуки заставляли жителей поспешно выбегать из лачуг и начинать трудовой день: они знали, что промедление грозит наказанием.
Законы Подземной страны были суровы: за нерадивую работу наказывали плетью и даже заключали в тюрьму, правда, на срок не более трёх дней, но зато в это время совсем не давали арестантам пить и есть. И эта кара пугала крестьян и рабочих больше, чем плети.
На следующий день после своего появления в городе Руф Билан проспал до тринадцати часов (в Подземной стране счёт часов в сутках вёлся от нуля до двадцати четырёх). Его новые товарищи отнеслись к Билану снисходительно. Зная, что Руфу пришлось много перетерпеть за минувшие трое суток, они не стали его будить.
Когда Билан проснулся, лакейская была пуста. Чувствуя голод, Руф пошёл разыскивать кухню, где накануне ужинал с лакеями, но заплутался в незнакомых коридорах и очутился на площади. Там, спеша по своим делам, проходили горожане, и Билана удивило, что они были в жёлтых колпаках, тогда как накануне все носили оранжевые.
Руф Билан взглянул на башенку, венчавшую Радужный дворец. Оказалось, что на флагштоке развевался жёлтый флаг вместо оранжевого, висевшего там вчера.
«Что это такое? Государственный переворот? — подумал Билан. — Барбедо Двенадцатый свергнут, и его эмблемы заменены эмблемами нового короля? Быть может, между приверженцами старого и нового монарха шёл бой, а я, сломленный усталостью, всё это проспал?..»
Но горожане ходили по площади совершенно спокойно, нигде не замечалось волнения, как бывает после больших политических событий. Руф Билан не знал, что и думать, как вдруг к своему удовольствию заметил среди прохожих знакомое лицо дворцового лакея. Он бросился к нему.
— Скажи, друг, что произошло сегодня ночью, и почему оранжевый цвет везде заменился жёлтым?
Лакей посмотрел на него свысока.
— А ты в каком ранге находишься? — ответил он вопросом на вопрос.
— Я? Я состою в ранге помощника четвёртого лакея.
— Как же ты позволил себе лезть с вопросами к третьему лакею его величества?! Почему ты не приветствовал меня, как положено?! И как ты смеешь обращаться к высшему на ты, нарушая один из основных законов страны?!..