1450
ГЛАВА 74 ВОССТАНИЕ
Миланское герцогство, таверна «Виноградник» — палаццо Бролетто-Веккъо
В городе царили разруха и запустение. Сбившиеся в группы грабители кидались на все, что попадалось под руку, будто стаи бродячих собак. Многие ловили кошек и крыс, разделывали их и продавали мясо по баснословным ценам. Канал Навильо-Гранде окрасился в багровый цвет. Карло Гонзага — капитан, захвативший больше всего власти в неразберихе последних дней, — превратил Милан в сплошное поле боя. Любые попытки выразить возмущение заливались кровью. Казни следовали одна за другой, палач еле успевал рубить и четвертовать. Изуродованные останки выставлялись на площади Бролетто на всеобщее обозрение. Но самым ужасным, самым подлым в этом светопреставлении был маневр Венеции: республика прислала в город своего посла Леонардо Веньера, и тот подкупил новых правителей, убедив их сдаться Венеции, чтобы спастись от гнева Франческо Сфорцы.
С подобным предательством нельзя было смириться. Это твердо знал Гаспаре да Вимеркате, один из немногих капитанов, поддерживающих Сфорцу. Именно он организовал в городе сопротивление, сумев привлечь верных людей. День за днем число его приспешников росло. Кроме того, благодаря работе шпионов Сфорцы и невероятной интуиции Бьянки Марии десяток солдат кондотьера смог проникнуть в город, преодолев заставы гвардейцев. Таким образом Гаспаре получил известие о том, что Сфорца со своим войском прибыл к воротам Порта-Нуова и привез с собой хлеб и прочие припасы для жителей города.
Браччо Спеццато улыбнулся Гаспаре да Вимеркате. Этим ранним утром они сидели в таверне «Виноградник», превратившейся в оперативный штаб отрядов сопротивления. Стоял морозный февраль. С неба неторопливо падали снежинки, ложась на железные доспехи и шерстяные капюшоны, так что Браччо Спеццато очень радовался возможности погреться у камина с кубком красного вина в руке.
Гаспаре да Вимеркате сидел напротив и рассказывал последние новости. Город превратился в пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент. Люди устали слушать рассуждения о праве престолонаследия — им не хватало еды. Остальное уже не имело значения.
— Мы должны захватить палаццо Бролетто-Веккьо, — сказал Вимеркате. — Они не ожидают нападения, поскольку думают, что Карло Гонзага утихомирил мятежников, но это не так. Настал момент нанести удар.
— Если удастся занять дворец, то потом мы просто откроем ворота, — отозвался Браччо Спеццато. — Франческо Сфорца только и ждет возможность войти в город.
— Я возлагаю большие надежды на своих людей.
— Сколько вас всего?
— Пьетро Котта и Кристофоро Пагано со своими отрядами, ну и мои солдаты. В общей сложности триста человек. Поверьте мне, этого более чем достаточно. Даже много. Слишком большая толпа тут же привлечет внимание стражи. Нужно действовать быстро и начинать как можно скорее.
— Так давайте выступать! Не будем терять время, — предложил Браччо Спеццато.
Дойдя до палаццо Бролетто-Веккьо, где заседали правители Миланской республики, толпа и не подумала остановиться. Отряд гвардейцев, догадавшихся о намерениях мятежников, двинулся навстречу, но Гаспаре да Вимеркате, возглавляющий войско сопротивления, махнул рукой, приказывая никого не щадить, и пятьдесят арбалетчиков тут же выпустили снаряды, поразив гвардейцев из первых рядов.
Затем Гаспаре взглянул на Пьетро Котту и Кристофоро Пагано, державшихся рядом с ним.
— Друзья, когда освободим вход, оставайтесь здесь. Возьмите с собой еще человек тридцать. А мы с Браччо Спеццато и остальными ворвемся внутрь, — сказал он.
Верные соратники кивнули.
Гаспаре выхватил из ножен меч и бросился вперед, нанося яростные удары. Один из гвардейцев схватился за грудь и рухнул на колени. Мгновение спустя Вимеркате услышал, как что-то просвистело у него над ухом. Он резко повернулся: другой гвардеец, сдавленно крича, прижимал руки к горлу. Из шеи у него торчал нож, а изо рта лилась густая темная кровь. Гвардеец упал на землю.
Гаспаре поймал взгляд Браччо Спеццато, только что спасшего ему жизнь. Вимеркате не заметил солдата, подбежавшего с правой стороны, но верный соратник Франческо Сфорцы молниеносным движением метнул в него один из кинжалов, которые всегда держал на поясе. Гаспаре ухмыльнулся и кивнул в знак в благодарности, а затем продолжил свой путь, неся ранения и смерть, пока наконец не прорвался вместе с Браччо Спеццато и следовавшими за ними людьми во внутренний двор палаццо. Будто железный клин, налетчики разбили надвое строй гвардейцев, пытавшихся загородить проход.
Не оборачиваясь, Гаспаре и его отряд пересекли двор с такой скоростью, будто за ними гналась свора разъяренных собак. Они влетели внутрь здания и побежали вверх по лестницам в поисках капитанов — защитников свободы. Обратив в бегство писцов, нотариусов и прочих служащих, попадавшихся им на пути, солдаты сопротивления направились в Зал собраний.
Там на деревянных скамьях сидели те, кто пытался управлять Миланом.
— Не трогайте никого! — приказал Гаспаре да Вимерка-те. — Мне нужен только один из них! Остальных просто гоните прочь.
Повторять было ни к чему: капитаны — защитники свободы шустро устремились к выходу из зала. Но одному из них сбежать не удалось.
— Вы! — прокричал Гаспаре, указывая на знатного господина, дрожащего от страха. — Леонардо Веньер. — Он произнес это имя со всем презрением, на какое только был способен. — Вы принесли страдания этому городу! По вашей вине началась ужасная бойня под знаком союза святого Марка со святым Амвросием! Но не будь я Гаспаре да Вимеркате, если сегодня вы не поплатитесь за содеянное собственной жизнью.
С этими словами предводитель восставших кинулся на венецианского посла и ударил его кулаком в грудь. Веньер согнулся пополам. Гаспаре нанес новый удар, в этот раз рукояткой меча в лицо. Брызнула кровь, противник свалился на землю.
Гаспаре с отвращением сплюнул, схватил венецианца за волосы и потащил его через весь зал, как мешок.
Добравшись до большого окна, выходящего на площадь Бролетто, капитан поднял посла в воздух и швырнул в пустоту.
С отчаянным криком тот вылетел в окно и рухнул на камни брусчатки. Слышно было, как сухо хрустнули ломающиеся кости. Под телом растеклась темная лужа крови.
Люди, которые тем временем собрались на площади, привлеченные вестью о восстании, кинулись на венецианца, будто стая черных мух. Толпа осыпала проклятиями и ударами умирающего венецианца, и под их кулаками и палками ему быстро пришел конец.
Гаспаре да Вимеркате высунулся в окно Зала собраний, поднял руки и прокричал:
— Милан, ты свободен!
Народ на площади ответил радостными воплями, прославляя героя, избавившего их от гнета ненавистной Амброзианской республики.
ГЛАВА 75 ПОРТА-НУОВА
Миланское герцогство, ворота Порта-Нуова
До войска, ожидавшего у ворот Порта-Нуова, дошли вести о том, что Милан восстал против ненавистной власти. Жители города, измученные голодом и нищетой, потеряли терпение. Сфорца надеялся, что у Браччо Спеццато получилось укрепить воинственный настрой Гаспаре да Вимеркате и его людей. Франческо била дрожь. Обычные хладнокровие и спокойствие изменили ему. В этот раз Сфорца не мог совладать с нахлынувшими чувствами. Морозный февральский воздух напоминал всем, какими тяжелыми выдались последние месяцы: отбиваясь одновременно от миланских и венецианских сил, Франческо и его люди продолжали удерживать перевалы Треццо и Бривио, чтобы не дать двум своим врагам встретиться и объединиться.
А теперь Сфорца стоял у огромных деревянных ворот, ведущих в Милан, и ждал, когда они откроются перед ним. Крепостные стены города были мощными, тридцать футов в высоту, возвышавшиеся над ними башни — еще сорок. Сторожевая башня отсюда, снизу, казалась совершенно неприступной.
Бьянка тоже присоединилась к супругу, хотя всего два месяца назад произвела на свет их третьего ребенка. Жена Франческо не боялась никого и ничего. Бьянка всегда была рядом с мужем, и сейчас в ее глазах читалось такое же нетерпение, как у него: оба в глубине души чувствовали, что наконец-то близки к своей цели — получить город, принадлежащий им по праву. Сам Филиппо Мария Висконти вручил им Милан, когда согласился на их брак, который сначала сам организовал, а затем нехотя принял, чтобы гарантировать продолжение династии.
Именно Бьянка Мария, последняя из Висконти, была ключевым связующим звеном.
И вот теперь, в этот морозный туманный день, супруги смотрели друг на друга с любовью и страхом, с нетерпением и надеждой, а сотни солдат у них за спиной ждали лишь сигнала к началу битвы.
Бьянка Мария была уверена, что решающий час близок. Она повернулась и обвела взглядом людей, прибывших вместе с ней. У солдат не было ни мечей, ни доспехов, ни шлемов, ни кольчуг — вместо этого они держали в руках корзины с хлебом, испеченным пекарями Павии и доставленным сюда в качестве дара голодающим жителям Милана. Виноделы привезли увесистые фляги красного вина, крестьяне — ветчину, фрукты и овощи. Несколько тяжелых повозок были нагружены различными припасами, которые Бьянка и Франческо собрали за несколько дней беспокойного ожидания. В целом отряд представлял собой довольно необычное зрелище. Внезапно с противоположной стороны ворот раздались удары. За стеной послышались крики. Внутри явно что-то происходило, но ни Франческо, ни Бьянка Мария, ни солдаты и поставщики не могли понять, что именно.
Они отчаянно переглядывались, не зная, как поступить, но тут на крепостной стене мелькнул человек. Франческо взглядом проследил за неясным движением и через несколько мгновений узнал Антонио Тривульцио, появившегося на сторожевой башне. Он был бледен как полотно, в глазах застыл ужас.
— Мессер Сфорца! — прокричал Тривульцио так громко, чтобы его услышали все. — Соглашение о сдаче города еще не подписано, но Милан приветствует вас как своего нового главу! — С этими словами он несколько раз взмахнул рукой, давая знак открыть массивные ворота.
Огромные деревянные створки наконец-то распахнулись. Заскрипели петли, и Франческо с Бьянкой Марией погнали своих лошадей вперед, под поднимающуюся железную решетку. Через мгновение их уже окружила ликующая толпа жителей города. Оглушенные и удивленные, супруги счастливо улыбались. Франческо поднял руки, наслаждаясь радостным гулом голосов. С высоты двоим всадникам открывалось целое море голов. Они видели сияющие глаза на грязных лицах, мужчин и женщин в лохмотьях. Ликование миланцев сменилось мольбами о хлебе.
Бьянка тут же дала знак возницам тележек с продовольствием.
— Пропустите пекарей, виноделов и крестьян! — во весь голос крикнула она.
Дочь герцога Висконти наконец-то вернулась в родной город. Наблюдая за исполнением своего приказа, Бьянка Мария почувствовала, как в горле у нее образовался комок, а на глазах выступили слезы. Она почти потеряла надежду однажды оказаться в Милане. Но вот они с мужем здесь, и город приветствует их, принимает, называет своими новыми правителями.
Бьянка была счастлива и растрогана. С болью в сердце смотрела она на изголодавшихся людей, которые пробирались к повозкам с провизией. Некоторые даже пытались залезть на тележки. Мужчины жадно хватали хрустящий хлеб, а женщины съедали по маленькому кусочку и прятали остальное под накидкой или передником, чтобы отнести семье, голодным детям и старикам — тем, кто смог выжить в бойне, устроенной Золотой Амброзианской республикой.
Внезапно крепкий мужчина с длинными темными волосами с невероятной ловкостью вскочил на одну из повозок.
По его лицу было видно, что он долго ждал этого момента, а теперь наконец-то мог сбросить маску и предаться ликованию.
— Франческо Сфорца, меня зовут Гаспаре да Вимерка-те! — Едва прозвучали эти слова, вокруг воцарилась тишина. Крики, мольбы, уговоры — все мгновенно стихло. — Сегодня я возглавил восстание против Золотой Амброзианской республики! — продолжил Гаспаре. — Со мной был кое-кто, кого вы хорошо знаете.
На повозку влез еще один человек, и Франческо тут же узнал его: Браччо Спеццато, верный друг, который никогда не подводил капитана и всегда выполнял его приказы, даже самые сложные.
— Властью, данной мне народом, я объявляю Франческо Сфорцу герцогом Миланским! — крикнул Гаспаре.
Тысячи голосов раздались в морозном воздухе, выкрикивая одно-единственное слово.
— Сфорца! Сфорца! Сфорца! Сфорца! — повторяли они.
Бьянка Мария замерла в восхищении: чудо свершилось. Задуманное ее отцом сбылось.
Франческо Сфорца стал герцогом Милана. А она, последняя из Висконти, смогла отстоять честь своей династии.
ГЛАВА 76СТРАШНЫЙ СУД
Папская область, Апостольский дворец
Николай V не верил своим ушам. Однако Пьер Кандидо Дечембрио собственными глазами видел события, о которых сейчас взволнованно рассказывал:
— Апокалипсис, ваше святейшество, это был настоящий апокалипсис, поверьте. Народ восстал и сбросил венецианского посла прямо из окна палаццо Бролетто-Веккьо! Милан сверг республику, теперь он в руках Франческо Сфорцы. Козимо де Медичи — его главный союзник, и вместе они готовят очередную атаку против Венеции. Я предвидел это, но никто не захотел меня слушать.
— Мой дорогой Дечембрио, — спокойно проговорил понтифик, — то, о чем вы рассказываете, действительно ужасно. Но когда народные массы восстают, они всегда превращаются в неуправляемую силу и выносят смертные приговоры без всякого суда. Этот мятеж, к сожалению, не первый и не последний в истории. А между тем в Константинополе, похоже, готовится самое страшное нападение всех времен.
Мессер Дечембрио не до конца понял слова понтифика:
— В каком смысле, ваше святейшество?
— Стало известно, что Мехмед Второй строит новую крепость совсем рядом с Константинополем. Византийский император боится, что планы у турок отнюдь не мирные. Когда крепость будет завершена, ничто не помешает Мехмеду Второму грабить соседние территории, ограничивать поставку продовольствия, а затем и напасть на Константинополь, чтобы завоевать его и подчинить Османской империи.
— Не дай бог, ваше святейшество!
— Именно. Я согласен с вами. Поэтому я и обратился ко всем христианским правителям с просьбой предоставить мне людей для нового крестового похода, но все они слишком заняты своими делами. Так что ситуация в Милане, пусть и ужасная, меркнет в сравнении с более серьезной опасностью. Да упокоит Господь душу жестоко убиенного венецианского посла, но давайте рассуждать здраво. Не секрет, что Козимо де Медичи и Франческо Сфорца заключили союз. Однако моя цель — уговорить этих господ, а вместе с ними и венецианского дожа Франческо Фоскари, короля Альфонсо Арагонского, императора Фридриха Третьего Габсбурга и короля Франции Карла Седьмого прийти к некоему равновесию и вместо того, чтобы и дальше сражаться друг с другом, объединиться для борьбы с единственным настоящим врагом: Османской империей. Если Франческо Сфорца сумеет, как я надеюсь, собрать вокруг себя все миланские силы, значит, эти трагические события хотя бы дадут возможность для мира и объединения. Не говоря уже о том, что жителям Милана, как вы хорошо знаете, пришлось претерпеть немало страданий за время правления республики. Не думайте, что сюда не дошли ужасные вести о бесчинствах Карло Гонзаги, который силой отобрал власть у других капитанов — защитников свободы Амброзианской республики. — Папа умолк, давая Пьеру Кандидо Дечембрио осознать, насколько хорошо понтифик осведомлен о событиях в Милане. Затем он продолжил: — Не падайте духом, мой дорогой друг. Я знаю, вы достойный человек, и здесь вы всегда найдете защиту и поддержку. Однако поймите, что ситуация сложилась непростая. По крайней мере, борьба за миланский престол окончена, и Франческо Сфорца — не самый худший вариант, вот что я пытаюсь сказать вам. Я всей душой стремлюсь к установлению мира, это моя главная задача, и раз Милан решил, что хочет подчиняться Сфорце, пусть будет так. В городе и без того уже пролилось слишком много крови.
Мессер Дечембрио понял, что дальше ругать Фраичесао Сфорцу совершенно ни к чему, тем более что понтифик и так пообещал советнику свою помощь. Оставалось лишь понять, в чем именно она будет заключаться.
— По крайней мере, даже в такой непростой обстановке одну победу я все же смог одержать, — добавил папа, вставая Похоже, его совершенно не интересовало, зачем Дечембрио просил аудиенции.
— Ваше святейшество говорит о Венском конкордате?
— Именно. Теперь между Святым престолом и Священной Римской империей заключено соглашение о признании недействительными всех декретов Базельского собора. А кроме того, вы наверняка знаете, что Феликс Пятый отказался от титула антипапы, прекратив тем самым вызванный им же внутренний церковный раскол. Словом, как понимаете, я не могу поддержать ни маркиза Монферрата, ни герцога Савойского, а поскольку Венеция решила заключить союз с ними, то вполне естественно предположить, что Франческо Сфорца и Козимо де Медичи окажутся теперь на моей стороне. При этом основной целью для меня в любом случае остается подписание мирного договора. Что касается вас, мессер Дечембрио, то я наслышан о том, что вы умны, хорошо владеете словом и знаете иностранные языки, а потому буду рад предложить вам должность секретаря Святого престола и составителя официальных писем Папской области.
Услышав эти слова, Пьер Кандидо едва смог сдержать слезы облегчения. Значит, понтифик понял все с самого начала. Что за необыкновенный человек! Все-таки есть в мире справедливость. Дечембрио прибыл в Рим, надеясь найти поддержку и защиту у папы, и тот не только сразу же принял его, но и предложил занять невероятно почетную должность, которая надежно защитит от любых возможных преследований со стороны Милана. Пьер Кандидо подошел к Николаю V, встал на колени и поцеловал туфлю понтифика.
— Ваше святейшество, — сказал он, — даже не знаю, как благодарить вас. Вы спасли мне жизнь.
— Что вы, друг мой, это сущая малость.
— Нет, не малость, а намного больше, чем я мог надеяться, — отозвался Пьер Кандидо Дечембрио, а понтифик тем временем знаком попросил его подняться. — Как я могу отплатить вам за оказанную мне честь?
У Николая V был готов ответ:
— Составляя письма, способствующие равновесию отношений и установлению мира. Не забывайте, это наша главная цель. Юбилейный год начался успешно: люди приезжают в Рим со всего мира. Могу сказать, что мне, хоть и не без труда, удалось вновь объединить Римско-католическую церковь. Так что не стоит недооценивать ту роль, которую я доверю вам.
— Нив коем случае, — заверил Пьер Кандидо Дечембрио.
— Замечательно, — сказал понтифик. — Теперь, если мы решили этот вопрос, давайте поговорим о другом: хотите навестить вместе со мной художника, который работает над совершенно необыкновенной картиной? Он и человек довольно необычный: приехал из Фландрии и работает в основном в мрачных тонах, но образы, выходящие из-под его кисти, поражают воображение.
— Ваше святейшество, это приглашение — честь для меня.
— Очень хорошо, тогда следуйте за мной, — предложил папа и направился к едва заметной двери, скрытой за одной из деревянных панелей.
Когда они прибыли в просторный зал, где художник с разрешения понтифика оборудовал студию, Пьер Кандидо Дечембрио заметил, что доска, с которой работает живописей, отличается не только большим размером, но и странной формой: она была вытянута по вертикали, что позволяло создать крайне необычную композицию.
Маэстро подошел к папе, поцеловал ему руку, а затем жестом, не произнося ни слова, попросил разрешения продолжать работу. Николай V кивнул.
Пьер Кандидо Дечембрио поразился атмосфере, царящей в зале: несмотря на впечатляющие размеры помещения, казалось, что заглядываешь в некий сокровенный уголок, спрятанный от чужих глаз. Молчаливое взаимопонимание между папой и художником усиливало это впечатление. Было ясно, что этим двоим не нужны пустые разговоры.
Николай V кивнул спутнику, приглашая подойти к картине. Они встали в некотором отдалении, чтобы не мешать работе художника, но теперь сюжет изображения стал понятен.
В верхней части композиции Пьер Кандидо ясно увидел фигуру Господа на небесах, в окружении трубящих ангелов. Ниже располагалась толпа мужчин и женщин в ярких одеждах и разноцветных накидках. Некоторые из них были правителями, о чем свидетельствовали короны на голове. С левой стороны Дечембрио различил служителей церкви: судя по облачению, высших прелатов, кардиналов и понтификов. На переднем плане автор изобразил других людей, сидящих на деревянных скамьях. Все это пестрое собрание размещалось таким образом, чтобы придать глубину изображению: ряды людей словно заполняли своеобразную галерею. Но больше всего Пьера Кандидо поразила, практически лишила дара речи фигура ангела, расположенная ровно в центре картины.
На ангеле было совершенно невиданное облачение — полный пластинчатый доспех черного цвета. В руке главный персонаж картины держал меч, которым собирался поразить некое ужасное создание, по всей видимости беса. Ноги ангела опирались на скелет, который пытался вылезти из черной бездны, поглощающей грешников, что осуждены на муки ада и должны вечно скитаться между огней, демонов и страшных чудовищ.
Эта картина, пусть и еще не завершенная, поражала необыкновенной мощью: яркие цвета в верхней части и черный с красным — в нижней, рай и ад, две половины, образующие единое целое — по всей видимости, Страшный суд.
Пьер Кандидо взглянул на понтифика: тот был полностью поглощен изображением и движениями художника, который уверенными мазками кисти продолжал усиливать пугающее впечатление в нижней части картины. Живописец и сам выглядел довольно необычно. Под одеянием длиной почти до пят угадывалась чрезвычайная худоба. Он был высокого роста, с очень светлой кожей, длинными рыжими волосами и глазами такого пронзительно-голубого цвета, что казалось, будто в них отражается небо.
В зале стояла всепоглощающая тишина, прерываемая лишь едва слышными прикосновениями кисти к картине. Пьер Кандидо полностью утратил ощущение времени и пространства, он словно парил в необъяснимом измерении, сотканном из фигур и цветов, которые постепенно оживали. Дечембрио смотрел на складки одежды художника, слегка менявшие форму, когда тот замирал, изучая свою работу, а потом возвращался к тому или иному фрагменту. Это было похоже на магию; казалось, живописец владеет неким волшебным заклинанием, способным вырвать из души все чувства и унести зрителя в неведомые миры. Через некоторое время Николай V словно проснулся и, воспользовавшись моментом, когда художник обернулся, кивнул ему на прощание и пошел к выходу, приглашая Пьера Кандидо следовать за ним.
Они покинули зал, миновали небольшую проходную комнату, а потом пошли по слабо освещенному тесному коридору.
— Итак, — неожиданно заговорил понтифик, — что скажете?
— Я впечатлен, — ответил Дечембрио, не зная, как выразить словами свои недавние чувства.
— И только-то?
— Ваше святейшество, если говорить честно…
— Конечно!
— В таком случае, должен признаться, есть в этой картине нечто пугающее.
— Вот теперь вы откровенны и говорите о своих настоящих чувствах.
— Этот ангел…
— Выглядит зловеще, не так ли?
— Он безжалостен. Настоящий…
— Вестник апокалипсиса?
— Именно, — подтвердил Дечембрио.
Понтифик остановился.
— Это он и есть. Картина называется «Страшный суд».
— Я догадался. Мне хотелось бы задать вам другой вопрос: кто такой этот художник?
— Хороший вопрос, мессер Дечембрио, и ответить на него не так просто, как кажется, поверьте мне.
Понтифик продолжил идти, и Пьер Кандидо последовал за ним, заинтригованный очередной загадкой.
— Как вы могли убедиться, наш друг не особенно склонен к общению. Нет, он немного владеет нашим языком, хорошо знает латынь, отлично говорит на английском и французском, но он фламандец.
— Вот как.
— Он был учеником Рогира ван дер Вейдена.
— Придворного художника Леонелло д’Эсте?
— Именно. Он прибыл сюда вместе со своим учителем. Маркиз и рассказал мне о художнике, наделенном особенным даром и создающем картины, не похожие ни на что другое. Тогда я спросил, согласен ли этот живописец провести некоторое время здесь, в Риме. Я люблю работы фламандских мастеров, в них есть нечто особенное. Они словно ловят кистью сказки и легенды всего мира. Их картины разительно отличаются от итальянских мастеров, хотя фламандцы и восхищаются ими и приезжают в нашу страну изучать их стиль. Но вы спросили меня, как зовут нашего друга. Его имя Петрус Кристус. Необычно, правда?
— Петрус Кристус? — переспросил Пьер Кандидо Дечембрио, не уверенный, что правильно расслышал.
— Петрус Кристус, — подтвердил Николай V.
— Петрус Кристус… — повторил Дечембрио. — Ваше святейшество, если уж выбирать художника для папы римского, то более подходящего имени не найти.
— Ну вот я так и подумал, — улыбнулся понтифик.
ГЛАВА 77ТРУДНОСТИ ВОСПИТАНИЯ
Миланское герцогство, замок Виджевано
Бьянка Мария строго посмотрела на сына. Ее уже давно не покидало ощущение, что этот мальчик совершенно не хочет трудиться. Конечно, Галеаццо Мария еще ребенок, но в будущем на его плечи ляжет огромная ответственность. Вот почему Бьянка настояла, чтобы супруг пригласил ко двору наставника, который привил бы мальчику любовь к наукам и искусству. По просьбе Франческо в Милан прибыл Джунифорте Барцицца, ранее преподававший философию в университете Павии, затем в качестве писателя и гуманиста находившийся при дворе Филиппо Марии Висконти, а позже — у Леонелло д’Эсте.
Маркиз д’Эсте согласился отпустить Барциццу, и тот отправился в путь. Прибыв ко двору Сфорцы, наставник познакомился со своим учеником и остался им доволен: по словам маэстро, первые уроки прошли очень плодотворно, а мальчик показал себя развитым, умным и полным желания учиться. Однако хватило его ненадолго, и в последние недели учитель постоянно жаловался герцогине, что Галеаццо Мария ленится, проявляет невнимательность и витает в облаках.
У Бьянки были и другие дети, Ипполита и Филиппо Мария, но первенец оставался ее любимцем. Именно на этого малыша с кудряшками каштанового цвета она возлагала самые большие надежды. Бьянка знала, что Галеаццо растет смелым, любопытным и щедрым мальчиком. Он также отлично справлялся с любыми занятиями, требующими силы и выносливости: несмотря на совсем юный возраст, ребенок проявлял врожденный талант к охоте и весьма преуспел в фехтовании. Но родители хотели, чтобы сын развивал не только тело, но также душу и разум, а потому сейчас Бьянка собиралась строго поговорить с сыном. Герцогиня понимала: если упустить момент, характер будет испорчен навсегда. Ленивый мальчик превратится в непослушного юношу, а потом в недостаточно развитого мужчину — возможно, умеющего обращаться с оружием, но совершенно не разбирающегося в книгах, языках, человеческой природе, а следовательно, и в политике, что недопустимо для будущего герцога.
— Галеаццо Мария, — начала она, — мне стало известно, что в последнее время вы не учите уроки, которые вам задаёт мессер Барцицца.
Мальчик глядел на мать спокойно, даже с вызовом.
— Немедленно прекратите смотреть на меня так! — строго сказала Бьянка. — Вы что, хотите поставить под сомнение слова своего учителя? Или того хуже — мои?
Галеаццо Мария опустил взгляд.
— Итак? Вы собираетесь отвечать?
Некоторое время ребенок молчал, затем пробормотал:
— Сейчас такая хорошая погода. Я хотел поехать на охоту.
Бьянка Мария покачала головой.
— Я знаю, как вам нравится это достойное занятие, и никто не противится вашему увлечению. Но всему свое время, сын мой. Нужно успевать читать и учиться. Телу необходимо двигаться, заниматься бегом и упражнениями, но разум и душа также требуют регулярных занятий. Иначе однажды окажется, что вы ничего собой не представляете и можете лишь махать мечом или целиться в оленя. А если человек думает лишь об убийствах, чего он стоит, по-вашему?
— Такой человек — великий воин, — ответил малыш. — Как мой отец.
— Конечно, ваш отец — великий воин. Но вы думаете, что это принесло ему радость? Думаете, он не предпочел бы иметь те возможности, что имеете вы благодаря миру и счастью, завоеванному отцом? Франческо был вынужден стать кондотьером, ему не оставили выбора. И не проходит и дня, чтобы он не жалел об упущенных годах детства и юности, которые можно было посвятить учебе. Он вовсе не рад, что однажды ему пришлось забросить книги и научиться владеть мечом, вступить в наемное войско и познать смерть и страдания. Спросите у него сами! Послушайте, что он скажет. Именно поэтому он нанял для вас Джунифорте Барциццу. Ваш отец лично обратился к маркизу д’Эсте с просьбой отпустить учителя сюда, и все только для того, чтобы дать вам возможности, которых он сам был лишен. А вы чем платите отцу за это, Галеаццо Мария? — продолжала суровый выговор мать. — Вы совершенно не дорожите тем, что имеете, и проявляете неуважение к своим родителям и к человеку, который может научить вас тайнам письма, истории, географии. Вы не хотите познавать новые миры.
— Миры? — переспросил мальчик, удивленно глядя на Бьянку.
— Именно так. Письмо и литература открывают для нас волшебные места, приключения героев былых времен, которые уже никогда не вернутся, и прочие чудеса. Но если вы не научитесь читать, писать и считать, все это ускользнет от вас, как песок сквозь пальцы. И придет день, верите вы или нет, когда вы горько пожалеете об утраченных возможностях!
— Матушка, не сердитесь, — сказал Галеаццо с нежностью. — Я совершил ошибку, но теперь понял это и хочу все исправить.
— И что это значит? — все еще строго спросила мать.
— Я буду учить все, что мне задает мессер Барцицца.
— Обещаете? Поверьте, мне совершенно не нравится ругать вас.
— Знаю, — ответил мальчик.
— Ну тогда идите сюда, — улыбнулась Бьянка Мария.
Ребенок раскинул руки и бросился к ней.
— Мама, мама, — пробормотал он, расплакавшись, — я не хотел расстроить вас.
Бьянка Мария обняла сына и поцеловала в щеку.
— Дело не в том, что вы расстроили меня: своим поведением вы вредите лишь самому себе. Но вы все поняли, так что хватит об этом. Думаю, теперь вы знаете, как нужно себя вести.
— Да, — ответил малыш, прижимаясь к ней.
— Вот и хорошо.
— Я люблю вас.
— И я вас, сын мой.
— Что скажете, — спросил мальчик, глядя в глаза матери, — может, прогуляемся вместе? Погода такая хорошая!
— Ну конечно, — согласилась Бьянка, размыкая объятия.
Она взяла сына за руку, и они, умиротворенные, неторопливо пошли по саду в сторону самых высоких деревьев.
ГЛАВА 78ФЕРРАНТЕ
Неаполитанское королевство, замок Кастель-Нуово
Лезвие меча скользнуло вперед, но дон Рафаэль легко отразил удар. Через мгновение идальго из Медины сделал ложный выпад и атаковал с левой стороны. Ферранте с готовностью парировал, а затем отступил и вышел из боевой схватки, тяжело дыша. По его лицу градом катился пот.
«Молодой человек делает большие успехи, но ему еще предстоит многому научиться», — подумал дон Рафаэль.
Ферранте уже исполнилось двадцать шесть лет. Фехтовал он неплохо, но всегда оставалось ощущение, что он не до конца использует свои физические возможности. Будучи среднего роста, молодой человек отличался быстротой и ловкостью, а это очень важные качества: скорость дает гораздо большие преимущества, чем лишние пол-локтя в длине выпада. Но какая-то вялость сквозила во всех его движениях, делая их слишком предсказуемыми. Казалось, Ферранте воспринимает фехтование как скучную ежедневную тренировку, а вовсе не как важнейшее искусство, укрепляющее тело и характер.
Дон Рафаэль вновь встал в боевую стойку.
— Давайте еще раз, ваше высочество, — предложил он.
Ферранте нетерпеливо вздохнул, а его учитель недовольно поджал губы. Злить идальго не стоило, сын короля хорошо это знал. Пусть Ферранте — герцог Калабрии, будущий наследник престола и самый влиятельный человек во всем Неаполитанском королевстве после собственного отца, это ничего не меняет: дон Рафаэль получил от короля официальное разрешение делать во время тренировок все, что сочтет нужным, а потому привычная иерархия не имела никакого значения. Ученик мог лишь слушаться и выполнять приказы.
Едва двое снова скрестили клинки, Ферранте понял, что идальго перестал сдерживаться: дон Рафаэль начал с двойного финта, а потом провел атаку, от которой молодой человек едва успел закрыться. Затем последовали два мощных рубящих удара и сразу за ними третий — нацеленный в живот. Ученик отразил лезвие приемом нижней защиты и попытался провести ответную атаку, но дон Рафаэль ловко отбил удар и снова двинулся на Ферранте. Тот сделал несколько шагов назад, защищаясь от града атак, но потом с помощью двойного выпада вернул себе преимущество, чем приятно удивил маэстро. Дон Рафаэль парировал его удар в последний момент.
— Очень хорошо, ваше высочество, — заметил он, отходя назад и опуская оружие. — Отличная, чистая атака. Я только никак не могу понять, почему для такого результата вас обязательно нужно разозлить.
Ферранте покачал головой:
— Вы правы, дон Рафаэль. Дело в том, что я не прирожденный воин, в отличие от вас.
— Ерунда, — возразил идальго. — Никто не рождается великим воином, но каждый может им стать.
— Я хочу сказать, что у меня нет естественной склонности к фехтованию, — пояснил Ферранте. — Нет у меня и такого таланта, как у вас, да и, пожалуй, вашей страсти мне тоже недостает.
Дон Рафаэль улыбнулся:
— Это можно понять, ваше высочество, хотя я знаю, что вы всегда достойно вели себя на поле боя. Но не забывайте, что со временем перемирие закончится и нам вновь придется сражаться.
— Кажется, вы очень ждете этого, дон Рафаэль.
Возможно, вы правы, ваше высочество. Без войны такой человек, как я, не знает, чем себя занять. Конечно, можно найти себе красивую жену, как я и сделал, растить детей, возделывать землю, но рано или поздно начинаешь сходить с ума. Я жажду крови, битвы. Вы верно сказали, что отличаетесь от меня, и в этом ваше большое преимущество. Миру нужны такие люди, как вы. Но помните, что рано или поздно настает час, когда мужчине приходится иметь дело со своей худшей стороной, и лучше быть готовым к такому повороту.
— Вы думаете, что момент скоро наступит? — спросил Ферранте, отдавая учителю тренировочный меч.
— К сожалению, я не умею предсказывать будущее. Но могу заметить следующее: никто не вечен, в том числе и ваш отец, хотя я и желаю ему долгой и счастливой жизни. Когда короля не станет, скорее всего, развернется борьба за престол…
— Но ведь я законный наследник, дон Рафаэль, это подтверждено папской буллой! — горячо воскликнул Ферранте.
— Я знаю это и никогда не позволил бы себе усомниться в ваших правах, но простите меня за прямоту, ваше высочество: мы оба знаем, что вы незаконнорожденный сын Альфонсо. Этим обязательно воспользуются ваши враги, начиная с Жана Анжуйского, сына Рене, который только и ждет повода объявить вам войну. Я бы дал вам такой совет: не ждите, пока нападут на вас, нападайте первым, ну или хотя бы подготовьте силы, способные разгромить противника. При этом не следует повсюду трубить о своих намерениях. Напротив, вы победите, только если сумеете сохранить хладнокровие. А уж если решите атаковать, бейте насмерть.
Ферранте твердо взглянул на своего учителя фехтования:
— Вы правы, дон Рафаэль. Теперь мне понятно, почему вы все время пытаетесь меня разозлить, и я разделяю ваши более чем правомерные опасения. Обещаю: когда придет час, я покажу себя достойно.
— Не сомневаюсь, ваше высочество. Единственная причина, по которой я не оставляю вас в покое, состоит в моем беспокойстве о вас и об Арагонской династии, которой я предан с самого рождения, и ваш отец тому свидетель.
Слушая слова идальго, Ферранте подошел к колодцу. Он сбросил вниз ведро, а потом вытащил его, полное воды, и вылил себе на голову.
— Под конец лета жара в Неаполе становится невыносимой, — пожаловался молодой человек, откидывая с лица мокрые волосы.
— Ну, это не самый плохой способ успокоить горячую кровь, — усмехнулся дон Рафаэль.
— Что совершенно необходимо после ваших уроков.
— Именно так, — отозвался идальго и заливисто рассмеялся. — А теперь, если позволите, буду рад пригласить вас к моему столу.
— Я переоденусь во что-нибудь более подходящее и тут же приду.
— Замечательно! Сегодня я жду еще и друга из Венеции.
— Значит, это правда? Мы собираемся заключить союз с республикой?
— Ваш отец принял решение: он хочет объединиться с дожем, чтобы противостоять Милану и Флоренции.
— Хорошо, в таком случае я буду рад встретиться с вашим другом.
— Превосходно, — отозвался дон Рафаэль, пожимая руку ученику.