ГЛАВА 108БЬЯНКА МАРИЯ И ЛУКРЕЦИЯ
Миланское герцогство, замок Сфорца
Бьянка Мария ужасно переживала. Сын не слушал ее увещеваний, а его поведение на герцогском престоле становилось все опаснее. Жестокость, неудержимая страсть к роскоши, охоте, не говоря уже о бесконечной череде романтических приключений, день за днем отдаляли молодого герцога от подданных. Миланцы уже считали его чудовищем, тираном вроде Филиппо Марии Висконти, если не хуже. Бьянка Мария знала, как опасна для правителя такая слава, и неоднократно пыталась поговорить с сыном. Однако, вернувшись два года назад в город под ликующие крики толпы, после того как именно она, его мать, смогла освободить сына и его людей из многодневной осады, Галеаццо Мария вел себя исключительно высокомерно, предаваясь самоуправству и расточительности.
Обеспокоенный Чикко Симонетта не раз сообщал Бьянке Марии, какие безумные суммы тратит молодой герцог на содержание многочисленных любовниц, не говоря о том, что они успели нарожать от него детей, которые однажды могут попытаться заявить о своих правах на престол.
Однако хуже всего было то, что Галеаццо Мария окончательно отдалился от матери. Более того, казалось, что его поступками руководит желание побольнее задеть ее. Последним ударом, который он нанес Бьянке Марии, стало подтверждение помолвки с Боной Савойской. Герцог назначил дату свадьбы, несмотря на то что отлично знал, как его мать ненавидит династию пьемонтских герцогов. Сам он вроде бы тоже не должен был испытывать к ним теплых чувств, если вспомнить вооруженную засаду, которую ему устроили два года назад. Однако Галеаццо Мария, горячая голова, по-видимому, усмотрел в этом странном союзе какую-то пользу для себя.
Бьянка Мария уже не надеялась уговорить его изменить решение, но попытаться все же стоило. Однако, прежде чем вытерпеть очередное унижение, она решила поговорить с фавориткой сына Лукрецией Ландриани. Ей хотелось понять, нет ли у той какой-то возможности смягчить жестокий и вспыльчивый характер Галеаццо Марии.
Именно для этого Бьянка направилась в покои, отведенные Лукреции. К неудовольствию матери, Галеаццо Мария поселил свою любовницу прямо в замке Сфорца. Кроме того, он недавно заявил, что намерен признать законными всех детей, которых она родила от него. В преддверии заключения брака такое решение выглядело несколько опрометчивым. Кого бы герцог ни выбрал себе в невесты, держать под одной крышей жену и любовницу — всегда плохая идея. Даже его бессовестный отец это понимал. Хотя, конечно, Бьянка Мария не имела ничего против очаровательных детишек Лукреции. Эти невинные создания были совершенно чудесны, и она с удовольствием участвовала в воспитании внуков, обучая их письму, искусствам и обращению с оружием. Любимицей Бьянки Марии была Катерина.
Именно она кинулась сейчас навстречу бабушке, едва завидев ее. Герцогиня взяла ее на руки.
— Ну что же, с каждым днем мы растем, Катерина! — сказала она. — Вы становитесь невероятной красавицей!
Малышка широко улыбнулась, глядя на Бьянку огромными синими глазами:
— Как замечательно, что вы пришли, бабушка!
— Погодите так говорить… Вы учите уроки на завтра?
— Конечно! — ответила девочка, почти что обиженная сомнениями в ее прилежании. — Вы же знаете, что я приступаю к учебе сразу после того, как умоюсь и оденусь.
Бьянка Мария улыбнулась:
— Молодец! Вы так умны, малышка моя.
В этот момент появилась Лукреция. «До чего же она хороша», — подумала Бьянка Мария. Ничего странного, что Га-леаццо потерял голову. Молодая женщина оделась скромно. Легкая гамурра голубого цвета подчеркивала ее прекрасные глаза. Длинные светлые волосы были убраны в прическу, нити жемчуга сверкали меж золотистых прядей. Белоснежная кожа, лицо идеальной овальной формы с правильными чертами, коралловые губы.
— Ваша светлость, чем я обязана столь приятному, но совершенно неожиданному визиту? — спросила Лукреция. Сквозь мягкость и любезность ее тона просвечивало беспокойство.
Бьянка Мария приветствовала ее кивком.
— Ну же, — обратилась она к Катерине, — возвращайтесь к урокам, завтра проверим, как вы подготовились. Сейчас мне нужно поговорить с вашей матушкой.
Без малейших возражений девочка поцеловала бабушку в щеку и убежала.
— Какая послушная девочка!
— Это правда. Признаюсь, ваша светлость, она наполняет мое сердце гордостью, хотя порой сила ее характера и доставляет определенные трудности.
— Не сомневаюсь в этом, Лукреция. Я хорошо ее знаю. У Катерины сильная воля и огромное желание учиться. Никто из моих детей не сравнится с ней ни в учебе, ни в фехтовании.
— Да, у нее необыкновенный талант и к тому, и к другому. Но скажите мне, ваша светлость, что вас терзает, — проговорила Лукреция. — Я по глазам вижу, что вы обеспокоены.
— Это так заметно? — удивилась Бьянка Мария. — В любом случае вы правы, Лукреция, нет смысла это скрывать. И причина моих переживаний очень проста: я беспокоюсь за Галеаццо Марию. Он ведет себя, мягко говоря, совершенно неподобающим образом. Народ считает его тираном. На него возлагались огромные надежды, но своими необдуманными поступками мой сын лишь отталкивает от себя всех, кто мог бы быть ему верен и благодарен. А теперь еще и эта свадьба!
Лукреция вздохнула:
— Понимаю вашу встревоженность, ваша светлость, и, признаться, разделяю ее. Однако, как вы понимаете, я мало что могу поделать.
У Бьянки Марии вырвался возглас нетерпения.
— Да как же так? — раздосадованно воскликнула она. — Не умаляйте своей значимости! Совершенно очевидно, что Галеаццо Мария любит вас. Вы родили ему четверых детей! Пусть вы и не его жена по закону, но жена по сути! И это говорит вам дочь любовницы Филиппо Марии Висконти, герцога Миланского!
Лукреция наклонила голову. Потом она снова посмотрела на Бьянку Марию, и ее взгляд был красноречивее слов.
— Я знала, что рано или поздно мы придем к этому разговору. Надо признаться, я даже удивлена, что для этого потребовалось столько времени. Ваша светлость, знаю, что вам было непросто принять меня, и то, как вы любите наших с Галеаццо Марией детей, трогает меня до глубины души. Я также знаю, что у герцога много других любовниц, можно сказать целая армия. И как вы сами сказали, он никого не слушает. Он считает, что у меня нет никакого права указывать ему, что он может или не может делать. И в некотором смысле он прав. Все, что я имею, я получила, нанося вред кому-то другому. И теперь, ваша светлость, я устала бороться. Я приму любой исход событий, зная, что и так получила многое и не могу просить о большем.
— Прекрасная речь, нечего сказать, — ответила Бьянка Мария, но в ее голосе слышалось недовольство. — Однако есть одна деталь, Лукреция. Вы сами сказали, что получили много, и я рада слышать, что вы это осознаете. А теперь я прошу вас дать кое-что взамен. Вам пришлось немало бороться, а потому я запрещаю вам отступать именно сейчас! Постарайтесь переубедить Галеаццо Марию, устройте ему сцену ревности, воспротивьтесь этому браку! Я не прошу вас об этом, а приказываю, вы поняли?
Лукреция уверенно смотрела на Бьянку Марию, но по легкой тени в ее взгляде было понятно, что она заранее признала свое поражение.
— Вы не понимаете? Для вашего сына мы обе уже в прошлом. У вас нет никакой власти над ним, простите за жестокую прямоту, а я с каждым днем все больше ее теряю. Если вы приказываете, то я выполню то, что вы сказали, но надежды у меня немного. И это еще не считая того, что я не горю желанием спорить с мужчиной, который мог бы признать моих детей, если выберет себе подходящую жену.
— И вы думаете, что Бона именно такая? Что она позволит Галеаццо Марии признать ваших детей как маленьких Сфорца?
— Я сомневаюсь в этом, но ваш сын считает, что Бона не будет возражать.
— Вы заблуждаетесь! — в негодовании воскликнула Бьянка Мария.
— Может быть, мадонна. Возможно, вы правы, а я — нет. Но имеет смысл попытаться. Мне кажется, вы видите эту женщину в свете ненависти к герцогам Савойским, которую вы унаследовали от матери. Я не говорю, что ваша мать не имела на то оснований, я никогда не позволила бы себе подобную дерзость, но всем известно, что Аньезе дель Майно ненавидела Марию Савойскую.
— Не смейте произносить имя моей матери, Лукреция, я запрещаю вам это.
— Примите мои извинения, ваша светлость. Но, боюсь, суть от этого не меняется.
— Вы! — воскликнула Бьянка Мария, ослепленная яростью, которая росла в ней, будто плод, усеянный шипами. — Вы говорите об этом браке, словно о чем-то неизбежном. А ведь вы сами превратили моего сына в свою игрушку, вы отвлекли его от Доротеи Гонзаги, когда он еще имел возможность жениться на ней, вы стали первой среди его любовниц. И теперь вы живете в этом замке, будто его законная супруга! Зря я сюда пришла… Может, это вы и убедили Галеаццо Марию жениться на Боне! Но вы дорого за это заплатите, дорогая моя, уж поверьте!
Не дав Лукреции возможности объясниться или возразить, Бьянка Мария повернулась к ней спиной. Слезы текли по щекам герцогини.
Она ушла, не удостоив любовницу сына даже взглядом. Однако на самом деле Бьянка Мария знала, что ее угрозы — просто слова, потому что было ясно: при этом дворе у нее больше нет никакой власти.
ГЛАВА 109НЕВОСПОЛНИМАЯ ПУСТОТА
Миланское герцогство, замок Сфорца
Он с ненавистью смотрел на мать. Как она посмела так разговаривать с Лукрецией? Пытается раздавать приказы, хотя уже пора бы признать, что никого не волнует ее мнение. Уж его-то точно. И довольно давно. Он даже специально заставил ее дожидаться в приемной.
— Зачем вы ходили к Лукреции? Чего надеялись этим добиться?
Бьянка Мария удивленно уставилась на него:
— Чего я надеялась этим добиться? Чтобы она заставила вас одуматься, сын мой. Но теперь вижу, что это невозможно. Эта дурочка все вам рассказала. Она не понимает, что этим только вредит вам.
— Следите за своими словами. Сколько раз мне нужно повторить, что я не нуждаюсь в ваших советах? Я благодарен вам за все, что вы сделали, но это уже давно в прошлом.
— Если бы вас только слышал ваш отец…
— Но его больше нет с нами, верно? Да и если бы он был здесь, уверяю вас, он бы поддержал меня.
— Сильно в этом сомневаюсь. Франческо, в отличие от вас, умел выслушивать чужое мнение. Это был достойный, смелый и умный человек. Вы же — его-самая большая неудача, да и моя тоже. Вы приложили все усилия, чтобы разорвать помолвку с Доротеей Гонзага. А когда она умерла, решили жениться на девице из династии герцогов Савойских, прекрасно зная, что это большая ошибка!
— А почему это большая ошибка? Вы хоть раз видели Бону? Нет. А осыпаете ее проклятиями.
— Неужели вы забыли, как ее семья держала вас взаперти в церкви в Новалезе, когда вы всего лишь ехали из Франции в Милан, чтобы попрощаться с умершим отцом?
— Опять эта история? Нет, вы не понимаете! Конечно, герцоги Савойские не были особенно любезны с нами, но, в конце концов, мы-то сами что сделали для них? Ничего! Да и Бона совершенно не похожа ни на трусливого эпилептика Амадея Девятого, ни на этого болвана Филиппо! Это женщина невероятной красоты, любезная и обходительная, идеальная мать для будущих наследников. Кроме того, хоть вы и наговариваете на нее, она не станет возражать против того, чтобы я признал детей Лукреции.
— Вот как! И вы думаете, что она согласится на это как ни в чем не бывало? Что она не будет страдать, зная, сколько у вас любовниц? Да что за женщина может пойти на такое!
— Точно не такая, как вы. Я хорошо знаю, как вы обходились с любовницами отца.
— Как вы смеете! Не говорите о том, чего не понимаете, неблагодарный! — закричала Бьянка Мария, переполненная гневом. — Я уже сбилась со счета, перечисляя все ошибки, которые вы совершаете. Вы собираетесь привести в собственный дом врагов — герцогов Савойских! Вы публично осмеяли короля Неаполя, Ферранте Арагонского, лишь потому, что он одолжил вам меньшую сумму денег, чем вы просили, а теперь из-за этой безделицы рискуете получить в его лице нового врага. А что сказать о ваших неуклюжих попытках привлечь на свою сторону папу римского? Неужели вы не понимаете, что он венецианец, а потому всегда останется ненадежным и двуличным человеком? Думаете, он поддержит вас в войне против Венецианской республики? Не понимаю, зачем я вообще теряю с вами время.
— Замолчите! — воскликнул герцог. — Замолчите или, Бог свидетель, я за себя не отвечаю!
— Вы осмелитесь поднять руку на собственную мать? — с вызовом спросила Бьянка Мария, смерив его ледяным взглядом.
Галеаццо Мария сжал кулаки.
— Конечно, нет, — ответил он, но слова расходились с тем, что говорили его глаза. — Я вижу, что вы не испытываете ни капли уважения ко мне. Но не понимаю, почему же вы никак не оставите своих попыток заставить меня одуматься, — заявил герцог, теперь уже с жестокой ухмылкой.
— Знаете, что я вам скажу? Вы правы. Я только теряю время. Я ухожу и не хочу больше ничего знать ни о вас, ни тем более о вашей новой жене.
— Ваши слова наполняют мое сердце радостью.
— Замечательно, значит, решено! Я уезжаю в Кремону. Со мной поедет Ипполита, вижу, что вы так же уважаете ее, как меня. Я не буду искать встречи с вами, обещаю. Вы для меня словно умерли!
— Прекратите ваш глупый спектакль, это я не собираюсь больше видеться с вами.
Бьянка Мария взглянула на сына в последний раз. Он принес ей столько боли, сколько нельзя и вообразить.
Она сказала свои последние слова. Назад дороги нет.
ГЛАВА 110ФЛЕГРЕЙСКИЕ ПОЛЯ
Неаполитанское королевство, Терра-ди-Лаворо
Дон Рафаэль смотрел вдаль: раньше ему не доводилось видеть ничего, похожего на эти места. Теперь он понимал, почему Альфонсо V Арагонский полюбил эту землю и почему его сын был готов сражаться до последней капли крови, чтобы сохранить за собой право владеть ею. Область Терра-ди-Лаворо — Земля труда, в прошлом звавшаяся Campania Felix[23], — была настоящим уголком рая. Сразу за оградой дон Рафаэль видел невероятную вулканическую долину с темной мягкой почвой, податливой для земледелия и щедрой на урожай. Зажатая между каменистыми флегрейскими склонами, она природным амфитеатром простиралась до самого горизонта. Солнце пылающим золотом освещало голубое небо, на котором не было ни единого облака, чтобы оттенить белизной эту бесконечную синеву.
Дон Рафаэль перевел взгляд на свои угодья. Здесь были оливковые деревья с крепкими узловатыми стволами и упругими мясистыми плодами, которые прятались среди вытянутых листочков. Идальго с удовольствием вдохнул их насыщенный, слегка резкий аромат. Дальше тянулись фруктовые деревья, и их ветви склонялись под тяжестью сочных красножелтых персиков.
Взгляд дона Рафаэля скользнул по фасаду дома, где он в свое время решил поселиться с Филоменой и их пятью детьми. Арки из белого туфа, балкон на каменных опорах, лестница, ведущая на второй этаж, а с двух сторон — постройки пониже, отведенные под хлев и сарай для инструментов.
На балконе показалась Филомена. Дои Рафаэль посмотрел на нее с восхищением, как делал каждое утро: это был своеобразный молчаливый ритуал, в котором идальго никогда себе не отказывал. День за днем он мысленно благодарил Господа за его дар — встречу с этой таинственной и прекрасной женщиной. Подумать только, именно она вот уже больше двадцати пяти лет назад открыла ему секрет, позволивший завоевать Неаполь.
Жена поймала его взгляд и улыбнулась. Несмотря на прошедшие годы, ее волосы по-прежнему оставались угольночерными и блестящими. В бездонных колодцах глаз можно было утонуть, пышную грудь обтягивало простое крестьянское платье.
Если и существовало в мире воплощение Венеры, то это точно была Филомена.
Дон Рафаэль глубоко вздохнул.
С тех пор как он удалился на покой, оставив в прошлом дни славных битв, время для него тянулось медленно, подчиняясь ритмам солнца и нуждам животных и растений.
Идальго собирался было пойти в хлев, чтобы обсудить с крестьянами предстоящие работы, как вдруг увидел вдалеке, в нескольких милях от ограды, нечто, похожее на группу всадников.
По привычке дон Рафаэль потянулся к поясу, но не обнаружил там ни меча, ни кинжала. Филомена давно заставила его пообещать, что он прекратит ходить повсюду с оружием. Она вечно твердила, что он давно отвоевал свое и после стольких лет крови и жестокости должен посвятить себя мирной жизни и семье. И идальго пришлось покориться, впрочем, сделал он это с удовольствием.
Дон Рафаэль любил сражаться, но именно о мирной жизни он мечтал много лет. Когда король Ферранте наконец-то сказал, что отпускает его и что он может поселиться, где хочет, не было на свете человека счастливее.
Идальго выбрал Флегрейские поля, потому что там он предавался любви с Филоменой и еще потому, что он не знал места прекраснее.
Однако сейчас нельзя было терять ни минуты. Дон Рафаэль вернулся в дом.
— Филомена! — крикнул он супруге. — Сюда скачет группа всадников, оставайтесь в своих комнатах. Я хочу выяснить, что им нужно.
Идальго подошел к хорошо знакомому сундуку, открыл его и вытащил скьявону, которую в свое время ему подарил Франческо Фоскари, венецианский дож. Дон Рафаэль вынул меч из ножен и вышел посмотреть, что происходит.
Когда же он вернулся на границу своих владений и понял, кто именно приближается к его дому, то разразился смехом. Совсем он постарел, не узнал знамен короля! Это Ферранте приехал навестить его, а идальго уже поднял тревогу.
Дон Рафаэль поспешил обратно к дому.
— Филомена! — крикнул он. — Скорее! Это король Ферранте едет к нам в гости. Велите накрыть стол в саду. Пусть принесут воду и вино. А, и еще оливки и сыры!
Его супруга показалась на балконе.
— Не переживайте, любимый, будет готово в мгновение ока, я все сделаю!
Успокоенный этими словами, дон Рафаэль остался ждать короля в просторном дворе перед домом. Он позвал слуг и приказал им позаботиться о лошадях почетных гостей. Когда наконец король и его люди подъехали к дому, Ферранте расхохотался, глядя на дона Рафаэля с мечом в руках.
— Что же это? Идальго из Медины-дель-Кампо вооружается против своего короля? Дон Рафаыь, от вас я тамого не ожидал! Как поживаете, дружише? — Ферранте спрыгнул с коня и обнял своего старого учителя. — Не беспокойтесь, вам нечего бояться. Дайте мне попить и поесть и расскажите, как зреют ваши персики. Клянусь Богом, я не собираюсь нарушать вашу идиллию. Я хотел лишь повидаться с вами!
— Ваше величество, признаюсь, в первый миг я вас не узнал, — сказал дон Рафаэль. — Зрение у меня…
— Уже не то, что раньше? А в Трое вы только так косили неприятеля, я хорошо помню!
— Сердце по-прежнему твердо, а вот глаза теперь подводят.
— Нам хватит и сердца! — улыбнулся Ферранте. — Ну же, ведите меня к столу и угостите стаканчиком лакрима кристи. Если вы не проткнете меня этой огромной скьявоной, я обещаю рассказать вам все новости королевства.
— Конечно, ваше величество, проходите, — сказал дон Рафаэль, указывая путь.
Значит, все в порядке? Флегрейским полям не грозит война? В глубине души дон Рафаэль очень надеялся, что это именно так.
ГЛАВА 111СТРЕМЛЕНИЕ К МИРУ
Неаполитанское королевство, Терра-ди-Лаворо
Пока его рыцари лакомились сырами, мясом козленка и королевским пирогом с голубями, король смаковал лакрима кри-сти густого рубинового цвета. Насыщенный вкус вина приводил его в восторг и все сильнее развязывал язык.
Стало ясно, что Ферранте приехал навестить своего учителя фехтования, чтобы посоветоваться с ним насчет ситуации, в которой оказался. Король утопил в крови восстание баронов, одержал победу в битве при Трое и в еще нескольких сражениях, менее крупных, чем окончательно отбил у неаполитанской знати охоту восставать против него. Однако теперь настал момент расплатиться с Галеаццо Марией Сфорцей за оказанную любезность. Точнее говоря, Ферранте уже начал возвращать ему долг, причем с большими процентами.
— Понимаете, дон Рафаэль, никто не отрицает, что несколько лет назад Франческо Сфорца оказал нам неоценимую услугу, прислав своего брата Алессандро с двумя тысячами солдат во время войны с баронами-предателями и Жаном Анжуйским, — говорил король. — Я ни в коем случае не собираюсь ставить это под сомнение. Однако Галеаццо требует то, чего у меня нет. Несколько месяцев назад, когда Бартоломео Коллеони вторгся в Романью, угрожая границам Миланского герцогства, я сразу же отправил нашего Роберто Орсини с двенадцатью отрядами рыцарей. После этого я также приказал Альфонсо д’Авалосу и Альфонсо Второму Арагонскому, герцогу Калабрии, присоединиться к ним. Всего я выделил четыре тысячи человек на помощь Галеаццо Марии Сфорце в Романье, однако ему все мало. Мы первыми встали на защиту Милана вместе с Федерико да Монтефельтро, капитаном войска Итальянской лиги. Не удовлетворенный этим, герцог Миланский заявил, что я должен дать ему двадцать тысяч дукатов для войны против Бартоломео Коллеони во имя нашего союза. Я смог выделить только пятнадцать тысяч, за что он назвал меня предателем. И поверьте, герцог не стеснялся в выражениях. Вот уже не первый месяц он твердит, что я не хочу помогать ему, но это неправда. Мои поступки ясно говорят об обратном. Не считая того, что победа в битве при Риккардине положила конец воинственным поползновениям Коллеони, то есть проблема решена.
— Ваше величество, не может быть никаких сомнений в том, что вы проявили безграничную щедрость, — заверил дон Рафаэль. — Ни один честный человек не осудил бы вас.
Ферранте кивнул:
— Сказать по правде, мне тоже так кажется, и ваши слова тому подтверждение. По-моему, это как раз молодой Сфорца ведет себя нечестно. Не говоря уже о том, что вместо того, чтобы развязывать сражение; он мог бы просто приехать в Романью, показать свою военную мощь, а потом спокойно вернуться в Милан.
— Я слышал, герцоги Савойские объявили ему войну.
— Это правда. Пьемонтцы очень коварны. Они убедили его взять в жены Бону, а в это время уже готовили наступление. С тех пор как молодой герцог перестал слушать советы своей матери, Бьянки Марии, он совершает одну ошибку за другой. Милан превратился в бочку с порохом, готовую взорваться в любой момент.
— Mala tempora currunt![24]
— Боюсь, именно так.
— Но я хочу сказать вам кое-что, ваше величество.
— Слушаю вас. Да вы уже, наверное, поняли, что я явился в ваш чудесный дом без предупреждения как раз потому, что хотел поинтересоваться вашим мнением.
— Подобными словами вы оказываете мне честь. Итак, мне кажется, дела обстоят следующим образом. Во-первых, сегодня вы, вне всяких сомнений, опытный правитель из участников Итальянской лиги. Как вы и сказали, Галеаццо Мария, к сожалению, сделан совсем из другого теста, чем его отец, а перестав прислушиваться к матери, о которой рассказывают настоящие чудеса, он проявляет все типичные недостатки юности: легкомыслие, высокомерие и неумение себя вести. Не говоря уже о том, что он остается внуком Филиппо Марии Висконти — человека, всю жизнь шедшего рука об руку с безумием. Что-то от деда, несомненно, досталось и внуку. Венеция, как всегда, двулична, на нее ни в чем нельзя положиться. Взять хотя бы то, что официально венецианцы объявили о своем нейтралитете во время нападения Коллеони, а на самом деле они подпольными путями выделяли средства на его кампанию. Создается впечатление, что правители этой республики специально раскачивают политическое равновесие, установившееся в Италии. Что же до Флоренции, то там правит Пьеро де Медичи — человек, бесспорно, умный, но плохо разбирающийся в военных вопросах, да еще и со слабым здоровьем. Его сын Лоренцо имеет шансы проявить себя отменным политиком и стратегом, но пока он слишком молод. Папа римский — венецианец, и этим все сказано. Про герцогов Савойских мы уже говорили. Из всего этого следует, что ответственность за Лигу по большей части ложится именно на вас. Еще один момент, о котором нельзя забывать, — это то, что Лига была основана во имя сохранения мира. Если же кто-то хочет использовать ее для завоевания новых земель, это полностью противоречит изначальной цели. Понятно, что в настоящий момент герцог Миланский вынужден защищаться, но в какой мере враждебность по отношению к нему обусловлена его же собственными ошибками? Совершенно очевидно, что с таким поведением он никогда не сможет иметь много союзников, и в этом его главная беда. Так что, мне кажется, если он продолжит требовать слишком многого, лучшее решение — выйти из Лиги и заниматься собственным королевством, которое после всей пролитой крови заслужило немного спокойствия. Как вы считаете?
— Вы советуете мне покинуть Лигу?
— Не прямо сейчас. Но было бы хорошо дать понять Галеаццо Марии Сфорце, что вы не собираетесь потакать его капризам.
— Это точно.
— Неаполитанское королевство измучено войнами и нуждается в мире, ваше величество. Вы подавили восстание баронов, провели реформы и основали королевскую армию, которая больше не будет зависеть от настроения кондотьеров. Теперь пора показать, что король заботится о своем народе. Эта земля щедра к тем, кто умеет ее ценить, — почти растроганно сказал дон Рафаэль, оглядывая свой сад и думая о темной плодородной почве, что тянулась до горизонта, до самого подножия вулкана.
— Вижу, мирная жизнь пошла вам на пользу, дон Рафаэль. Когда-то вы жаждали крови, а теперь стали романтиком, и, поверьте, я невероятно счастлив за вас.
— Ваше величество, это моя чудесная жена изменила мою жизнь, — сказал идальго, кивком указывая на Филомену, наливавшую вино в стаканы арагонских рыцарей.
— С вами не поспоришь, мой друг!
— Поверьте, ваше величество, порой мне кажется, что я зря потратил большую часть своей жизни. Конечно, воевать бок о бок с вашим отцом, а затем с вами — огромная честь, и если бы можно было вернуться в прошлое, я ничего не изменил бы, но теперь я понял, что простая деревенская жизнь, красота земли, неторопливое течение лет в заботе о животных и посевах — истинное благословение для такого человека, как я».
— Завидую вам, дон Рафаэль.
— Не завидуйте. Я уже старик и не вижу ничего дальше своего носа. А вы молоды, у вас вся жизнь впереди.
— Тогда скажу вам, что мечтаю о такой же тихой жизни. А еще вы в который раз дали мне замечательный совет.
— Если это так, то я рад быть вам полезен.
— Как и всегда, дон Рафаэль, — сказал король и, повторив жест своего старого учителя и советника, поднял голову, глядя на солнце, разжигающее краски великолепных Флегрейских полей.
ГЛАВА 112ОБЕЩАНИЕ
Миланское герцогство, замок Висконти в Павии
— Идите сюда, малышка моя, — позвала Бьянка Мария.
Катерина подошла к ней. Девочка увидела нечто странное во взгляде бабушки — какую-то горечь, тень, закрывающую свет. Казалось, что она в одночасье решила отступиться от борьбы.
Это очень расстроило Катерину.
— Что происходит, бабушка? Вы хорошо себя чувствуете? — дрожащим голосом спросила она.
— Да, малышка. Но я позвала вас к себе, потому что мой последний час уже близок. Я стара, я сражалась во многих, возможно, слишком многих битвах. Пока у меня еще есть время, я хочу побыть с вами и рассказать вам то, что вы должны запомнить на всю жизнь, на все годы, что вам отведены.
— Хорошо, — ответила девочка.
— Тогда слушайте меня внимательно, садитесь сюда. — Бьянка Мария указала внучке на кресло напротив.
Пока Катерина усаживалась, герцогиня тяжело вздохнула. Сердце ее было разбито, а на душе лежала неимоверная тяжесть от всего, что произошло за последнее время.
Дождавшись, когда девочка направит на нее свой внимательный взгляд, Бьянка Мария заговорила:
— Катерина, я позвала вас сюда, потому что среди всех моих внуков вы больше всего похожи на меня и наполняете мое сердце радостью. Надеюсь, Бог простит мне то, что в момент слабости я позволила себе отступить от правила не иметь любимчиков: никто не сравнится с вами, Катерина, ни в смелости, ни в настойчивости, ни в широте души. Вы превосходите всех в фехтовании и охоте, а также в чтении и учебе, и объясняется это просто: вы любите трудиться и готовы вынести любые страдания, если это необходимо. Видит Бог, в наше злополучное время женщина должна обладать обоими этими качествами. Труд помогает нам раскрыть свои таланты и пользоваться ими, чтобы выжить. А терпение необходимо любой женщине для выполнения супружеских обязательств, и поверьте, мужчины отлично умеют заставить нас подчиняться. Не всегда это приносит нам удовольствие, да и как может быть иначе, если мужья думают не о взаимном уважении, а лишь о собственных потребностях.
— Что это за обязательства, бабушка? — только и спросила девочка, ловившая каждое ее слово.
— Скоро вы все узнаете. Но запомните вот что, Катерина: даже если вам прикажут повиноваться, не давайте сломить себя, вы поняли? Никогда. Ни в коем случае. Разумеется, делайте то, что положено хорошей жене и матери, это ваш долг. Если требования разумны и не заставляют вас поступиться честью, выполняйте их, но всегда храните верность своим принципам. И всякий раз, когда от вас потребуют перейти эти границы, восставайте. Без страха, не думая о своей судьбе. Я вижу смелость в ваших глазах. Я, насколько могла, постаралась вырастить вас как тигренка. Не забыли, что вы читали в бестиарии, правда? Легенду, которая восходит к урокам Аристотеля, помните ее?
Девочка кивнула.
— Пожалуйста, расскажите мне эту историю.
— Когда охотникам нужно было украсть тигренка, они придумали одну хитрость, — начала Катерина. — Чтобы на них не напала тигрица и не разодрала их в клочья, они не просто бежали очень быстро, но еще и разбрасывали по земле отражающие сферы — такие маленькие зеркала в форме шара. Тигрица кинулась по следу охотников, которые похитили ее малыша, но наткнулась на свое отражение в зеркалах. Видя уменьшенное изображение самой себя, тигрица всякий раз думала, что нашла тигренка, и останавливалась, чтобы приласкать его, а охотники тем временем убегали.
— И что означает этот рассказ?
— Легенда представляет собой аллегорию: охотник — это дьявол, который лживыми соблазнами и уловками вводит в заблуждение тигрицу, а она обозначает праведника, который теряет себя.
— Замечательно. Знайте, Катерина, однажды и мужчина может превратиться в дьявола. Возможно, он будет вас ненавидеть или, наоборот, твердить, что любит, но при этом не станет ни уважать вас, ни прислушиваться к вашему мнению. Может, это будет ваш муж, который потребует повиновения, не давая ничего взамен; Или же ваш сын, которому вы отдали все, что могли, а он решил, что вы ему чужая. Всем этим мужчинам, которые захотят обмануть вас своими речами, лживыми обещаниями, извинениями, отвечайте как тигрица, которая не попалась в ловушку из зеркальных шаров. А я буду рядом с вами. Я всегда верила в вас, помните об этом. И даже когда меня не станет, вы знаете, где меня найти.
— Я знаю, бабушка, — сказала Катерина со слезами на глазах.
— Где же вы станете искать меня, девочка моя?
— В своем сердце.
— Как вы найдете путь, что туда ведет?
— Нужно создать вокруг тишину и прислушаться, — ответила малышка, всхлипывая.
— Тогда из-за чего вы плачете?
— Я знаю, что вас обидели, — пробормотала Катерина.
— Почему вы так думаете?
— Я слышала.
— Что именно?
— Я слышала, как папа кричал на вас!
Бьянка Мария наклонилась к девочке и погладила ее по щеке.
— Вы должны любить своего отца, Катерина, обещаете? То, что случилось между ним и мной, касается только нас. Мне жаль, что вы это слышали. Даже знать не хочу, как такое произошло. Но вот что могу сказать вам: я всегда любила и по-прежнему люблю Галеаццо Марию. И я первая нарушила те правила, о которых рассказала вам, потому что не смогла воспротивиться, когда он совершал ошибки; Будучи еще ребенком, он проводил время не с теми людьми, и они испортили его душу. Вместо того чтобы отругать его и защитить от дурного влияния этих людей, я позволила обмануть себя роскошью, богатством, слепящим блеском дворцов и государственных союзов. И я потеряла себя. А потом потеряла его. Однако я по-прежнему безумно люблю своего сына. Но теперь, Катерина, мое время прошло. Скоро настанет ваше, вот увидите. Но вы будете лучше, чем я, и не совершите моих ошибок.
— Почему вы так говорите? — спросила совсем расстроенная девочка.
— Потому что я уже старая, уставшая женщина, которой жизнь и самые любимые люди принесли сплошные разочарования. Вы моя единственная надежда, малышка.
Катерина встала и вытерла ручонками слезы.
— Бабушка, я не разочарую вас, обещаю, — торжественно заявила девочка, изо всех сил сдерживая рыдания.
— Идите ко мне, дайте вас обнять.
Бьянка Мария прижала к себе внучку и поняла: когда ее не станет, а произойдет это уже довольно скоро. Катерина превратится в ту тигрицу, которой была она сама много лет назад.
Династия продолжится в этой очаровательной, умной и смелой девочке.
Бьянка Мария улыбнулась.