Наметив точку, куда вы хотели бы попасть, вы первым делом покупаете себе билет и, может быть, бронируете гостиницу. Собираете чемоданы и так далее. Где же мне купить билет на тот свет?
Лампочка вновь моргнула, и меня посетило озарение. Билет мне был не нужен. Двери были прямо передо мной.
«Предположим, — подумал я, — что зеленая ведет в рай, а высокая синяя — в ад. Мне надо решить, где вернее всего находится Пат. Потому что если я попаду в ад или в рай, неизвестно еще, смогу ли я оттуда вернуться, чтобы сделать еще одну попытку».
Следующая мысль взволновала меня: «А что», — подумал я, — «если меня не пустят? Ведь если не всех подряд пускают в рай, то и в ад, вероятно, тоже не так легко попасть. Это ведь не парк культуры и отдыха».
Тут было над чем поразмыслить. Мне было очевидно, что Пат должна была попасть в рай. Не было ни одной причины, чтобы она оказалась в аду. Но существуют ли на самом деле эти подразделения? Сложно представить себе загробный мир. Может, его и не существует вовсе, как бы мы все этого ни хотели. «Но, — поддержал я себя тут же, потому что сердце мое дрогнуло жалобно, — Пат исчезла, а просто исчезнуть она не могла».
Конечно, надо было вернуться и просто включить свет в комнате, убедиться, что все на самом деле в порядке, но заставить себя я не мог. Боялся, что действительно обнаружу пустую комнату.
«Она просто переместилась», — сказал я себе. — «Я отправлюсь туда и верну ее, как Орфей Эвридику». На самом деле, я не помнил финал этого мифа, но это было и не важно — я твердо понимал, что другого пути нет.
Итак, предстояло выбрать дверь. Я выпил еще стакан вина, встал и подошел вплотную. Сначала я решил ощупать двери, но нет, никакой разницы не было — обе были железными, холодными и влажными. Тогда я приложил ухо к синей двери и стал слушать. Тишина. За зеленой дверью тоже было тихо, но вот мне показалось, что сначала почти незаметно, а потом сильнее зазвучал равномерный гул.
Я постучал в дверь. На что я рассчитывал? Что мне откроет святой Петр или кто-нибудь в этом роде? Откроет и вежливо так спросит, что мне нужно. Я все расскажу, и он в одно мгновение решит мое дело. Глупости. Я просто боялся, что дверь будет закрыта.
Наконец я решился. Опустил ладонь на скользкий металл, сжал крепко и медленно повернул. Рукоятка туго пошла вниз, замок щелкнул, и дверь приоткрылась. Я подождал немного и потянул ее на себя, хорошо понимая, что, скорее всего, увижу грабли, ведра и другой садовый инвентарь. Лопату.
Внезапно из-за двери подул холодный ветер, словно я вернулся назад. В осень. Я открыл дверь до конца и увидел ее. Это действительно была осень. Настоящая, не здешняя. Капал дождь. Мимо меня проехал автомобиль, обклеенный палыми листьями. Остановился и дал задний ход. Поравнявшись со мной, водитель выключил двигатель — я понял, что это его шум я слышал из-за двери. Стекло опустилось, и я увидел знакомый круглый и лысый череп нашего хозяина Адриано.
— Простите, — чувствуя себя донельзя странно, сказал я. — Я хочу вас спросить… где я нахожусь? В смысле, где это мы с вами сейчас находимся? Неужели… я действительно попал на тот свет?
— Ха! — отреагировал итальянец. — Какая разница, как называется место, куда ты попал? Главное — что у тебя за дело в этом месте. Вот у вас что за дело?
— Мне кажется, что моя девушка умерла. Поэтому я должен ее найти. Вы знаете, где она?
— Понятия не имею, — Адриано блеснул лысиной, порылся в темноте и достал из пачки сигарету. — Огонька не найдется? — спросил он.
Он с удовольствием затянулся и откинулся на спинку сиденья так, что оно слегка взвизгнуло.
— Я вам так скажу, — произнес он. — Шли бы вы лучше спать. Как там говорится — утро вечера мудренее.
Глава шестая
Я проснулся, открыл глаза и уперся взглядом в старинный резной шкаф, который стоял практически вплотную к кровати. Лежал я на животе и при первой попытке пошевелиться понял, что пролежал так, скорее всего, всю ночь — шея затекла и болела. Поворачиваться сразу я не стал. Если все то, что происходило вчера вечером, было просто сном — тем приятнее будет убедиться в этом, остыть от кошмара. Если же Пат действительно пропала — лучше, если я узнаю об этом позже. Хотя бы на несколько секунд.
* * *
В Дели мы решили поселиться в районе Маджну-ка-Тилла — Тибетской деревне. Это не в самом центре, но предполагалось, что там будет менее шумно и грязно в сравнении с Мэйн Базаром, где все традиционно останавливаются.
Тибетский район обнесен стеной, в которой есть лишь несколько входов. Внутри — одна большая и длинная улица, от которой расходится множество узких переулков. Когда мы вошли, то в первый момент действительно показалось, что стало гораздо тише и пыль куда-то делась. Но это только вначале. Дели — место не романтическое.
Завизжал станок, гурьбой пробежали дети, громко крича, заиграла музыка. Стоявший в воздухе липкий жар, который исчез было, вернулся и обжег лицо. Мы выбрали номер в гостинице на окраине квартала. Из его окон открывался вид на реку Ямуна. Вяло вращался вентилятор, зато вода в душе была холодной.
Я достал бутылку, мы забрались в душ. И прямо там, под освежающими струями, выпили рома. Это было счастье.
В этот первый вечер мы устали, и ехать осматривать достопримечательности, даже просто бродить по городу, не хотелось.
Пат предложила прогуляться к реке. Потихоньку темнело, опускался оранжевый пыльный закат. Каменистый берег пересохшей Ямуны был совершенно безлюден. Я опустился на большой булыжник прямо рядом с водой и закурил.
— Смотри, — сказала Пат. — Может быть, это морж?
Я проследил взглядом за ее рукой и действительно увидел в воде нечто странное. Два круглых глаза на круглой блестящей голове, которая торчала из воды в паре метров от нас.
* * *
— Здесь не может быть моржей, — сказал я и снова проснулся. «Определенно», — подумал я, — «получается, что во время той индийской поездки мы уже видели Адриано». Я резко повернулся — кровать рядом со мной была пуста.
Обыскать эсквилинскую квартиру много времени не потребовало. Вещи Пат, ее маленький серебристый чемодан, документы, деньги — все было на месте. Телефон лежал на столике рядом с кроватью. «Конечно», — подумал я, — «если она умерла, то все это ей ни к чему».
Голоса двух мужчин прошагали мимо двери, и это вернуло меня к реальности. Я вышел на площадку в саду и подергал двери за ручки. Все было заперто. Надо было решить, что делать дальше.
Я автоматически собрал бутылки в пустой пакет, их оказалось не так уж много, вытер стол и налил себе сока. Чувствовал я себя неплохо, светило солнце, рикотта с оливковым маслом и бальзамическим уксусом была вкусной как всегда. Я почти успокоился — ведь Пат могла выйти, хотя бы в магазин, и вот-вот должна была вернуться.
За стеной залаяла собака, я постучал в дверь, которая вела в квартиру Адриано из нашей кухни, — лай усилился. Наконец заскрипел замок, но вместо Адриано на пороге показалась старая высохшая женщина со сгорбленной спиной. У нее был крючковатый нос и щеки, впалые до такой степени, что, казалось, за ними нет ни одного зуба. Она открыла рот, чтобы прокаркать что-то по-итальянски, и я увидел, что все они на месте — длинные и желтые.
— Адриано, — сказал я, — Где Адриано?
Старуха сверкнула на меня глазами, двинула обеими руками так, что мне показалось, что за ее спиной зашевелились большие кожаные крылья, и пронзительно проверещала:
— Но Адриано, но!
Дверь захлопнулась. Наш хозяин хотя бы немного говорил по-английски и мог дать мне совет. Теперь он куда-то делся. «Ничего», — поддержал я себя мысленно. — «Во-первых, Пат сейчас вернется, а во-вторых», — я уселся на красный диванчик, — «…она сейчас вернется».
Сидеть в бездействии было невмоготу. Я побрился, принял душ, еще немного побродил по квартире, выкурил сигарету и решительно вышел на улицу.
Что мне было делать? Что бы вы предприняли на моем месте? Самое простое — сидеть и ждать — было для меня невозможным. Дело в том, что у меня воображение труса. Это когда в голове в случае возникшей опасности или неприятности вспыхивает такой фейерверк самых гнусных предположений, что хоть под кровать залезай.
Я начал бороться с этим еще в юности и достиг некоторых успехов. Рецепт, который пусть не всегда, но помогал мне, сводился к тому, что я начинал действовать. Могу и вам рекомендовать тоже. Страх, растерянность — это прежде всего бессилие, это потерянное время, в конечном итоге — это материализованная жалость к себе. Которая может породить только жалость. Разрушительная жалость к себе привела к совершенной импотенции многих из моих знакомых. Они просто предпочитали ничего не делать и медленно покрывались седыми волосами и жиром.
Вы можете возразить и сказать, что нет хуже зрелища, чем деятельный дурак. Но, во-первых, жалость к себе — хуже, во-вторых, думать — это тоже действовать.
Если Пат ушла в магазин, то ненадолго. Она захлопнула входную дверь, второго ключа у нас не было. Следовательно, если она пошла, например, за свежим хлебом, то вот-вот должна была вернуться. Магазин находился от нашего дома на прямом отрезке улицы. Значит, я мог смело двинуться по нему — никакого другого пути у нее просто не было.
Мимо меня шли по своим делам люди. Несколько раз попадались китайцы, которых я уверенно отличаю от японцев внешне, и несколько негров, которых я между собой вовсе не отличаю и не знаю, отличают ли они друг друга сами. На улице преобладали европейцы, и понять кто из них коренной римлянин, кто француз, поляк или русский не было никакой возможности. Пат, например, всегда принимали либо за француженку, либо за итальянку.
Ее не было видно. Я дошел до магазина, где рядом с входной дверью на стене были крючки на металлических пластинах в виде собачек, пригляделся — к одному из крючков была привязана собака Адриано. Она приветственно зарычала на меня.
Я опешил — ведь собаку я видел только что. Нет, не только что, я ведь вышел не сразу. Дело налаживалось. Я представил, что Пат встретила в магазине Адриано и они заболтались. Небольшая ревность возникла во мне, я толкнул дверь и быстро обежал все ряды. Ни Пат, ни Адриано. Еще один круг, и когда я вышел наружу, где напротив из массивной, с узорами чугунной водяной колонки беспрерывно текла вода, собаки уже не было.