Пино серьезно посмотрел на меня.
— Вы безумно любите свою жену.
— Я знаю.
— Самое главное, что это знаю я, — Пино похлопал меня по коленке. — А что, если этот бывший снова увлек ее? Что, если вы зададите ему прямой вопрос и он решит похвастаться — я лично не удержался бы. Что тогда произойдет?
Я постарался, чтобы мой смех прозвучал естественно.
— Это невозможно.
— Я об этом и говорю, — Пино по-прежнему был очень серьезен. — Это невозможно. Но если, спаси нас святая Мадонна, это внезапно окажется возможным, вы тут же слетите с катушек и покалечите этого несчастного. Или даже убьете. Мне это не нужно. Так что дайте мне слово, или я вас высажу.
— Не понимаю, зачем вы вообще заехали за мной.
— Скажу вам правду — я не знаю, как русские врут. Я знаю, как врут итальянцы, французы, албанцы, даже цыгане, но про русских ничего не знаю. Только не говорите мне, что русские не врут. В конце концов, все мы одинаковые. Особенно, — глубокомысленно добавил он, — если дело касается женщин.
Полицейский автомобиль остановился рядом со старым домом, стены которого были окрашены в ту великолепную сиену, которая делает Рим таким чувственным, таким таинственным, таким удивительно красивым. В арке, куда мы вошли, стояло апельсиновое дерево в гигантском горшке, рядом с ним высился обломок колонны, на верхушке которой стояла мраморная голова мужчины с закрытыми глазами и отколовшимся носом.
Лестница, ведущая из подъезда наверх, была великолепна. Плавным единым движением она поднималась вдоль стен, оставляя внутри себя большое пространство, заполненное воздухом и светом, что падал сквозь стеклянный купол в крыше. До блеска натертые дубовые ступени и перила выглядели очень старыми — дому явно было больше ста лет, — но ни одна паркетная доска не скрипнула, пока мы поднимались на третий этаж. Перфетто! — как сказали бы итальянцы.
Старая лакированная дверь с латунными украшениями открылась тоже без всякого скрипа. Человек на пороге был высоким и плотным. Короткие светлые волосы и сонное выражение лица. Голубые глаза.
— Что вам нужно? — недовольно спросил он. — Кто вы такие?
Пино ловко оттолкнул меня своим круглым боком и приветливо улыбнулся.
— Синьор Влад? — сладко произнес он. — Я — майор полиции, который звонил вам примерно час назад. Речь идет о вашей бывшей жене.
— А, — коротко отреагировал Влад, и некоторое оживление появилась в его глазах. — Я понял. Проходите, господа.
Пат упоминала, что ее предыдущий муж был богатым человеком, но я не ожидал, что настолько. Квартира, в которой мы оказались, скорее напоминала дворец, нежели обычное жилье. Большая прихожая была отделана деревом, а камин украшен мраморным порталом. Комнаты были огромны, богато и даже пышно обставлены, повсюду висели картины, стояли скульптуры. Мы прошли через целый ряд таких комнат, пока не оказались в кабинете, как его назвал сам хозяин. Он предложил сесть в кожаные кресла, и, следуя тому, что сам Пино присел на самый краешек, я сделал то же. Было видно, что майор потрясен.
Я тоже был неприятно удивлен. Вряд ли Пат могла увлечь роскошь, тем более что она уже жила в подобной обстановке, но изменить среди всех этих гобеленов и золота, как мне представилось, любому было бы проще, чем в безликой квартире — здесь все было немного не по-настоящему, как в декорациях. Потом я еще подумал, что бывшие супруги могут сразу перейти к делу, ведь они хорошо знают друг друга. Во всех смыслах.
Пока я предавался этим нелепым и грустным размышлениям, Пино приступил к беседе. Назвать это допросом язык не поворачивался — Джузеппе вел себя как на приеме у понтифика.
— Скажите, — осторожно начал он, — как давно вы видели свою бывшую жену в нашем замечательном городе?
— В Риме? — удивился Влад. — Пташку я уже сто лет не видел.
— Простите? — удивился Пино, а я опустил лицо, якобы делая в блокноте заметки, так мне было проще не выдать себя. — Вы сказали про птичку?
— Нет, — было слышно, как Влад улыбнулся. — Я сказал «Пташка». Домашнее прозвище. Ее идиоты-родители дали ей это несуразное имя — даже не выговорить. Ну, представьте, — он пожевал губами, — что вашу жену зовут… ну, например, Крокифисса. Если я не ошибаюсь, есть такое замысловатое женское итальянское имя?
— Да, — Пино одним движением скользнул вглубь кресла и теперь расположился в нем удобно, даже вольготно. — Так звали мою покойную бабушку.
Влад не смутился.
— Ну и ладно. Так зачем вам понадобилась Пташка? Неужели она кого-нибудь обокрала? — он засмеялся. — Почему бы вам не поговорить с тем дураком, которого она подцепила, когда я бросил ее? Вряд ли она приехала одна. Или одна?
— Ну что вы, уважаемый синьор, — Пино не переставал улыбаться. — Конечно, она никого не обокрала. Скажем так — мы просто пытаемся выяснить ее настоящее местонахождение. Простите, — быстро спросил он, — а она способна на преступление? Ей свойственна тяга к риску? Она может принять быстрое и безрассудное решение? Она расчетлива? Хладнокровна?
— Сколько вопросов, — удивился Влад. — Но ничего, у меня хорошая память. — Он размял пальцы, большие и розовые. — Конечно, она способна на мелкие преступления, как и любой из нас. Ведь верно, господин майор, вы тоже можете стянуть что-нибудь? — он рассмеялся. — К риску она не тянется, но рискнет, особенно если это касается близкого ей человека. Она как-то просто спасла меня. В горах, на лыжах. Тащила километра два, хотя начиналась метель. Так что способна, — Влад достал из шкатулки полированного дерева сигарету и, не предложив нам, закурил. Кольца сизого дыма умело завращались в воздухе. — Быстрое решение — да. Безрассудное — нет. Она очень умная и быстрая.
— Вероятно, вы любили ее, синьор? — спросил Пино участливо. — Может быть, и по-прежнему любите?
— Она не расчетлива, но хладнокровна… что? Что вы сказали? — Влад закашлялся, и лицо его сразу стало красным как у всякого блондина с тонкой кожей на лице. — Вы ненормальный? — в голосе послышался гнев. — Я прожил с ней достаточно, чтобы снять все сливки. На кой мне черт жить с женщиной, которая, скорее всего, постареет раньше, чем я. Я же сказал — я ее бросил! Любовь! — фыркнул он и глубоко затянулся. — Что-нибудь еще?
Незаметно подняв глаза, я бросил на него взгляд, который он каким-то чудом заметил. Сделав вид, что увлеченно стенографирую беседу, я задумался над тем, каким образом Пат могла оказаться женой подобной самовлюбленной сволочи.
— Ну, так что же? — спросил Влад. — Это все? Тогда объясните мне, в чем дело. У меня не очень много времени.
— Ваша бывшая жена пропала, — просто сказал Пино.
— А я здесь при чем? — Влад вздрогнул и погасил сигарету. — Или вы решили, что это я… хотя нет, — он рассмеялся натянуто, — значит, вы решили, что мы случайно встретились и только что закончили трахаться в соседней комнате? — смех его стал бархатистым и свежим, как молоко.
— Простите, — быстро спросил Пино, — а вы женаты сейчас?
— Да, — Влад приосанился, — в смысле, я как раз собираюсь снова жениться. На итальянке. Между прочим, — обратился он ко мне, — почему вы все время молчите, и вид такой, словно у вас несварение…
— У него не все в порядке, — мягко сказал Пино. — Так что ваша нынешняя жена?
— Ах да, — Влад отвел от меня взгляд. — Она внешне очень похожа на Пташку, только в два раза моложе — наверное, это моя судьба, выбирать одинаковых женщин.
— Мы закончили, — Пино, а вслед за ним и я, поднялись из кресел. — Последняя просьба — не найдется ли у вас фотографии вашей бывшей жены?
Влад усмехнулся.
— Какого черта… — было похоже, что какая-то мысль внезапно пришла ему в голову. Он бросил на меня насмешливый взгляд и тоже поднялся. — Как ни странно, одна могла затеряться, — и решительным шагом вышел из комнаты.
— Ну, как? — тихим голосом спросил Пино. — Он врет? Она здесь?
Я не успел ответить, Влад вернулся.
— Полюбуйтесь, — сказал он. — Я не зря сказал про одинаковых женщин. Я сделал такую же фотографию моей невесты — у них совершенно одинаковые фигуры.
Прежде это фото мне не попадалось. Полностью обнаженная Пат лежала на покрывале, ярко-красном, цвета шелковой крови, ноги ее были скрещены, руки раскинуты, глаза закрыты — казалось, она спала. Или умерла только что.
* * *
Мы шли по кабульским переулкам, без конца сворачивая, и я понимал, что это может продолжаться бесконечно — спросить дорогу было просто не у кого. Можно было попробовать найти какой-нибудь закоулок и просидеть там до утра — но нет, это было совершенно невозможно, в октябрьском Кабуле ночью по-настоящему холодно.
— Такое ощущение, что мы на том свете, — сказала Пат. — Только что было полно людей, а теперь поверить в это невозможно. Их как будто забрали всех разом.
— Мы же вроде договорились, что никакого «того» света нет, — ответил я, пытаясь придумать, что делать дальше. — Смотри — свет!
Наверное, это был вход в гостиницу — поэтому над входом горел фонарь и стояли два бородатых дядьки с автоматами. Один встретил меня лицом к лицу, второй замер вполоборота и не сдвинулся с места, даже когда я подбежал к ним.
— Куриная улица?
Афганцы не среагировали. Следующая попытка:
— Калаи-Мург, Чикен-стрит? — вопросил я и жестами показал, что мне нужно хотя бы направление.
— Ты кто? — неожиданно спросил на русском языке второй афганец, до этого стоявший боком. В речи слышался сильный акцент, но не было сомнения — круглолицый полный мужчина с глазами, формой повторявшими овал лица, владел языком свободно. — Почему ты ходишь здесь один? Здесь Афган, а не Самара.
— Вы хорошо говорите по-русски, — удивился я.
— Учился в России, — просто ответил он. — Это еще можно понять. Сложнее понять, что ты делаешь в Кабуле ночью, один на этих улицах.
— Почему один? — удивился я. — Нас же двое. — Я обернулся — Пат нигде не было видно. Но…
— Испугался, — афганец раздвинул губы, зубы блеснули и вокруг круглых глаз разбежались морщины. Вдруг подумалось, что я определенно уже где-то его видел. — Беги, — сказал он. — Твоя гостиница вон там, — он показал рукой. — Если ты хочешь найти то, что пропало, ты должен искать, не теряя времени.