Стефания хотела ответить, это было видно даже и без особых способностей Германа, но каким-то чудом ей удалось сдержаться. Девушка прошла мимо, обдав совершенно необъяснимой с точки зрения фактов ненавистью, и села на свою койку.
— Я пойду, наверное, да? — Рене уставился куда-то в сторону Стефании, хотя за черными стеклами глаз было не видно. — Бывайте.
Он, так и не сняв очков, просочился мимо Берта и, замешкавшись возле Германа, шепнул:
— Я бы ей не доверял, Гера. Мутная она какая-то.
Герман поблагодарил его и закрыл дверь. Он знал, что ступил на зыбкую почву, но если кто-то желает Альберту смерти, безнаказанным он не останется.
*най — господин (обращение из мира Цинь)
Урок 14. Плохая память и хорошая фантазия — лучшая основа для паранойи
Кухня в самой дальней части общежития сразу пришлась Альберту по душе. Все нужное под рукой: плита, стол, духовка, миленькие навесные шкафчики и чудо техники — холодильник для хранения продуктов. Поскольку столовая закрывалась сразу после ужина, особенно прожорливые курсанты могли сами покупать продукты и готовить на этой небольшой кухонке. Долгое время никто не решался, и вот Альберт, пошарив по полкам, загорелся идеей. А еще юноше приглянулся симпатичный фартук в лиловую полоску, так что он, изрядно этим вдохновленный, без промедления взялся за дело.
Если бы Альберт был знаком с таким понятием, как память тела, то не удивился бы, как легко и непринужденно гарцует по кухне, твердой рукой, что называется, на глаз, добавляя ингредиенты в миску. Собственно говоря, Берту некогда было удивляться, поскольку тесто уже приготовилось, а чугунная сковорода на плите весело плевалась кипящим маслом. К рациону столовой юноша почти привык, завтракал обычно без аппетита, зато к ужину уставал так, что даже квашеная капуста расходилась на ура. А вот порадовать Германа — это совсем другое дело. Герман хороший, ему очень хотелось делать приятно.
Альберт боялся и прекрасно понимал, что очень плохо это скрывает. Выводы Рене прочно отложились в голове. “Не удивлюсь, если наш красавчик окажется запрограммированным шпионом и именно он уничтожил големов, чтобы прикрыть своего хозяина”. Это вполне могло оказаться правдой, разве ж такое проверишь?
Комочки теста отправились сначала на доску с мукой, а потом — на сковороду. Затрещало, зашкварчало, запахло аппетитно. Берт постарался отогнать грустные мысли и довольно заулыбался, даже начал мурлыкать под нос что-то незамысловатое.
— Альберт? — за спиной послышались четкие уверенные шаги. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, это пришел на манящий запах Герман. — Мне сказали, ты здесь. И чем это пахнет?
Он заглянул ему за плечо и принюхался. Берт эмоционально крутанул лопаткой в воздухе, едва не обрызгав их обоих горячим маслом:
— Ты пропустил ужин, и я решил, что тебе обязательно нужно подкрепиться. Фанни тебя расстроила, а ничто так не поправляет настроение, как вкусняшки.
Берт споро заворочал сковородой, приговаривая:
— Я умею готовить сырники. Представляешь? Это оказалось легко, легче, пожалуй, чем бегать этот дурацкий кросс по пересеченной местности. Садись за стол, я сейчас тебе наложу.
Большую часть кухни занимал длинный стол с двумя рядами стульев. При желании за ним могло собраться человек десять, не меньше. Герман снял китель, аккуратно повесил на спинку и сел. Перед ним возникла тарелка с румяными сырниками, щедро политыми медом, а Берт прислонился к разделочному столу и, комкая фартук, уставился на друга, ожидая реакции.
— Ммм, — Герман попробовал первый кусочек. — Вкусно.
— Правда?!
— Правда-правда, — Герман улыбнулся. — Когда я тебе врал?
Берт просиял. Герману понравилось! Ему правда понравилось!
— Я не люблю, когда ругаются. Может, стоит как-нибудь собраться всем вместе, наготовить еды и поболтать по душам, а? Девочки перестанут дуться, и все будет хорошо.
Дверь скрипнула и на пороге возникла хмурая Стефания. Окинула взглядом теплую компанию и наморщила нос:
— Кто сгорел? На весь этаж развонялись, кашевары.
Она огрызнулась как-то лениво, почти по привычке, к тому же сама первая заговорила с ними.
Герман отвернулся, не желая вступать в очередной глупый конфликт, а Берт приветливо помахал лопаткой:
— Присоединяйся. Я сырники пожарил, вкусные. Герману всегда нравились мои сырники.
Девушка скептически покачала головой:
— Нет уж, спасибо. Друга своего корми, а то он так хлюпиком и останется. Будет штабной крысой, стряпающей делишки у других за спиной. Приятного аппетита.
Она ушла, даже не выслушав оправданий.
— Ну почему она всегда так? — посокрушался Берт. — Неужели правда обиделась? Ты же хотел как лучше.
И повернулся к Герману. Тот уже не ел:
— Что значит “всегда нравились”? Ты что-то вспомнил? Что? Что ты вспомнил, Берт?
Юноша испуганно вздрогнул. Говоря это, он ни о чем таком не думал, оно само вырвалось. Помнил только, даже не помнил, а точно знал, что раньше уже готовил для Германа. Значит ли это, что они были знакомы до училища?
— Нет, ничего. Совсем ничего. Я просто так сказал, чтобы Фанни осталась.
Лгать Герману было тяжело, и Берт прикрыл глаза на мгновение. Как ему быть? Ведь Герман знает его, его прошлое, но не говорит. Выходит, Берт действительно был плохим человеком, и Герман не желает его расстраивать? Нужно ли знать такое прошлое? Все вокруг стараются защитить Альберта, а он просто позволяет о себе заботиться. Как сейчас, не пытаясь выведать у друга правду. Если он не рассказывает, значит, ему неприятно. А если так, лучше Берт сделает это сам.
Достаточно будет начать с того, что у него под рукой. С эспады.
Спать укладывались строго после объявления отбоя, но сегодня после неприятной сцены со Стефанией легли даже раньше, молча. Берт вскарабкался на второй ярус, точно над Германом, и долго лежал, прислушиваясь к его дыханию. Девочки заснули довольно быстро, а Герману, кажется, потребовался целый час, чтобы успокоиться и провалиться в сон.
Берт завозился, доставая из-под матраса припрятанную шпагу. Лунный свет, падающий из окна, заиграл на отполированной поверхности и на золотой вычурной гарде.
У основания клинка, на самой широкой части, пальцы нащупали выгравированные символы. Три буквы. Берт даже зажмурился, будто это могло помочь ему сконцентрировать ощущения на кончиках пальцев. От напряжения сводило спину.
“А”
Берт заерзал, скрипя матрасом. Герман внизу перевернулся с боку на бок, и юноша замер. Осторожно поднес шпагу к глазам. Второй символ похож на…
“Т”
От возбуждения он едва не выронил шпагу. В мозгу щелкнуло, Альберт перехватил эспаду и вместе с ней тихо спустился на пол. В коридоре чуть расслабился, но плитка была холодной, а он вышел босиком, прихватив форменные ботинки с собой за шнурки. Пижамные штаны одолжил у Рене, иначе пришлось бы идти через всю территорию в одних трусах. Вахтерши, конечно же, не оказалось на месте, если она вообще существовала в действительности, и Альберт вышел на улицу никем не замеченный. Ночной ветерок взъерошил кудри и остудил лицо, вспотевшее от волнения. Юноша быстро обулся и направился прямиком в преподавательское общежитие.
Герман проснулся от тихого шороха, но Берт всегда спал довольно беспокойно и часто ворочался, поэтому он забеспокоился не сразу. В другом конце комнаты во сне тревожно постанывала Стефания, над ней спокойно и не слишком громко храпела ее подруга. На первый взгляд все было в порядке. Герман перевернулся на спину, открыл глаза и поглядел на темнеющий над головой матрас друга. Тот не скрипел. Очень долго не скрипел.
— Альберт?
Не услышав не только ответа, но даже дыхания, Герман проснулся полностью. Вспомнил, что кроме ушей у него еще есть ментальные сенсоры, просканировал пространство и не обнаружил поблизости источника почти всех своих проблем. Белокурая заноза отправилась на ночные поиски приключений.
Герман быстро оделся и отправился по бледнеющему сладко-розовому следу
След привел его сначала к выходу из общежития, потом — на дорожку, ведущую сначала через тренировочную площадку, потом — через парк. Герман остановился, восстанавливая в памяти план территории — впереди было несколько зданий, одно из которых — общежитие для старшего преподавательского состава. Что там забыл Альберт, даже думать не хотелось. Герман продолжил путь и ожидаемо уперся в монолитные ступени.
— Должна быть какая-то охрана, — сам себе сказал он и поднялся на крыльцо. Вот бы где пригодился артефакт Рене, но возвращаться обратно и будить товарища не хотелось, придется слишком многое объяснять. Однако же мысленные эманации Берта терялись именно в этом месте, так что у него был лишь один путь — вперед. Герман протянул руку и приложил ладонь к специальной панели, считывающей личность. Подобные артефакты, как правило, строились на считывании верхнего ментального слоя, по крайне мере, так утверждал взятый в библиотеке учебник по программе второго курса. И его можно обмануть, если обладать некоторыми способностями.
Герман постоял под дверью минут двадцать, настраиваясь. Чьи эмоции проще воссоздать? Гротт закрыт, как раковина из деревенского пруда, Эрно слишком сложен и неоднозначен в своих эмоциях, они строились на пережитом опыте, с которым Герман боялся не справиться. Хитрая магическая система не собиралась поддаваться. Но был еще лучащийся показным добродушием декан. Разумеется, глупо было бы полагать, что он настолько прост, как кажется, но других вариантов на ум так быстро не приходило. Коттедж Кишмана стоял отдельно, но как не последнее лицо в училище, он наверняка имеет доступ всюду. Герман скривился от предстоящей процедуры и закрыл глаза.
Еще через четверть часа он поднимался по лестнице на третий этаж.
Виски сдавливало невидимым обручем, а эмоции спящих людей тянулись за ним, как клейкие щупальца. Кольцо-блокатор пришлось снять как ограничитель ментальных возможностей, и оно болталось в кармане. Тошнило неимоверно, в том числе и от волнения. Если с Бертом не случилось ничего экстраординарного, Германа ждало суровое наказание за взлом, точнее, за взлом с применением ментальных способностей, что только усугубляло ситуацию.