Все равно у него не было разрешения на получение интересующих его книг.
Урок 16. Бесплатными бывают только дурные пророчества
Герман стоял возле скамейки, выбранной на роль временного штаба, и понимал — что-то пошло не так, а если быть точнее, то не так пошло абсолютно все. Герман со скуки попытался систематизировать итоги вылазки в город, но на ум приходила только обиженная в лучших чувствах Люси, разгневанная Стефания и знак вопроса напротив загадочного слова КРАС, информация о котором была от Германа все так же далека. Он успел прочитать те несколько строк в книге, но ничего полезного не обнаружил, лишь упоминание. А тут еще и ребята где-то застряли.
Герман поставил на скамейку пакеты с покупками — пока шел сюда, успел заскочить в пару лавок — и приготовился к долгому ожиданию, однако уже минут через двадцать понял, что ждать не может. Не обладая такой развитой интуицией, как у Альберта, он, тем не менее, предчувствовал неприятности, и они обнаружились вместе с взлохмаченной рыжей макушкой, маячившей в начале рыночных рядов. Даже издалека голос Рене вколачивался в мозг, и Герман поморщился. Судя по звенящим ноткам, приятель затеял ссору и откровенно нарывался. Последний вывод Герман сделал, успев изучить каверзный нрав рыжего.
— Рене, — Герман подошел к нему, с трудом протиснувшись сквозь толпу зрителей. — Что ты тут устроил, скажи на милость?
На него посмотрели как на бонус к интересному зрелищу. Рене неохотно отвлекся от перечислений незнакомых Герману деталей и терминов, звучащих как проклятия. Один “транзистор” чего стоит.
— Торгуюсь я, чего непонятного? — он перевел дух и криво усмехнулся. — Ну не может этот пережиток прошлого столько стоить! Это пневматика, придурок! — он переключился на растерянного продавца. — Чего ты мне втираешь? Такой механизм магическую формулу не выдержит. Не вы-дер-жит!
Герман ожидал, что продавец огреет наглеца этой самой пневматикой, чтобы это не значило, поэтому поспешил перевести внимание на себя:
— Простите, пожалуйста, — он схватил Рене за ремешок сумки и, оттащив чуть в сторону, зашипел. — Ты куда Берта дел, бестолочь?
— Берта? — Рене огляделся. — Тут вроде был…
Герман не удержался и отвесил ему смачный подзатыльник.
— Ай! — Рене присел, хватаясь за голову. — За что?!
— Я что говорил про осторожность? Что во фразе “посматривайте в оба” тебе было непонятно?
Страх за друга захлестнул Германа, как недавно его затапливала всякая романтическая дурь. Он схватился за кольцо на пальце, выжимая из него всю мощь. Пьянящее ощущение свободы, прущее от Рене во все стороны, отступило.
— Прости, — потупился рыжий, и Герман в данный момент был так сосредоточен, что не мог проверить, насколько тот искренен. — Я велел ему стоять рядом и ждать. Пообещал, что мы зайдем в сувенирную лавку потом. Он согласился. Не знаю, куда он мог пропасть.
— Эй, ты! Мы еще не закончили.
Рене дернулся на голос. Продавец и еще пара особо заинтересованных мужчин помахали ему рукой. Рыжий занервничал:
— Слушай, мой авторитет на кону. Если сейчас себя не покажу, потом мне будут одно фуфло подсовывать. Понимаешь?
— Давно видел Берта в последний раз? — Герман с удовольствием бы вытряс из приятелю душу, но время было слишком драгоценно. Получив ответ, он ненадолго задумался. Идея неплоха сама по себе, а с реализацией могли возникнуть проблемы.
— Дай мне свой артефакт, — он требовательно протянул руку, и Рене, помявшись для виду, вложил в нее очки.
— Только не потеряй и… приведи Берта обратно. Я сейчас закончу и догоню вас.
В его глазах уже загорелись азартные огоньки, и Герман отпустил его.
— Если с Бертом что-нибудь случится… — Герману даже не пришлось делать страшное лицо, Рене и так вздрогнул и отшатнулся. — Выводы сделай сам.
Он повертел в руках очки и неуверенно натянул на глаза. Предыдущий опыт проходил в замкнутом помещении, и смотреть там особо было не на что. В оживленном же городе чернота за тонированными стеклами расцвечивалась яркими разноцветными узорами. Светящиеся цепочки плыли в воздухе, сворачивались в замысловатые знаки. Герман снял очки, огляделся, снова надел. Стало ясно, что спирали разных цветов, находящиеся в постоянном движении, это люди. От них расходятся узоры их магии. Вспышки, похожие на рассыпавшийся в воздухе порошок, скорее всего эмоции. Герман привык видеть их иначе, но “порошковую” взвесь легче отследить. Он выцепил взглядом кислотно-розовое облачко и ”принюхался”. Подмороженная вишня — запах Альберта.
Герман затормозил, заметив, что след обрывается. Что ни говори, а продираться сквозь толпу, которую видишь весьма условно, дело нелегкое и даже опасное. Он стянул очки и обнаружил себя в весьма неприглядном месте. К счастью, не только себя.
— Берт?
Юноша стоял спиной к Герману и задумчиво созерцал высившуюся перед ним кирпичную стену. Подворотня, в которую их обоих занесло, производила гнетущее впечатление, хотя и была довольно чистой.
Альберт медленно повернулся, взгляд сфокусировался на Германе:
— Герман? Откуда… — он как-то странно огляделся. — Что это за место и что я тут делаю?
— Хороший вопрос, — Герман шагнул навстречу и протянул руку. — Поговорим потом, нужно вернуться к Рене.
Альберт склонил голову к плечу, будто задумался над его словами, а после восторженно захлопал в ладоши:
— И правда ты! Как чудесно! Мы не виделись целых два года, я до смерти соскучился! — он подскочил к Герману и стиснул в объятиях. — Где ты пропадал? Дядя сказал, ты больше ко мне не вернешься.
— Дядя? — Герман начал понимать. — Ты вспомнил…
— Вспомнил? — Альберт недоуменно захлопал ресницами. — Подожди-ка, что ты на себя нацепил, это вовсе не красиво. Стоит только оставить тебя без присмотра.
Он отошел на шаг и придирчиво оглядел друга. Губы капризно поджались, совсем как раньше:
— Я велю портнихе снять мерки, на этот раз ты не убежишь от меня. И кстати, — Берт опустил голову, рассматривая собственный наряд, — а со мной-то что?
Сомнений не осталось — Альберт вернулся, тот самый, настоящий. И снова без памяти, но на сей раз о событиях последнего месяца. Герман никак не мог решить, это плохо или хорошо и почему именно сейчас. Наконец, он осторожно спросил:
— Ты здесь один?
Альберт увлеченно изучал свою одежду и, разумеется, ее не узнавал. А в таком состоянии до него не достучаться, факт известный.
— Это же ужас! Полоска… Меня пытали и заставили надеть этот дешевый кошмар в полоску? Если это шутка, то мне не смешно. Герман, — он вдруг отвлекся и блестящими грустными глазами посмотрел на него, — почему ты бросил меня?
Где-то залаяла собака, кто-то громко на нее шикнул, протопали неподалеку тяжелые шаги. Звуки стали наполнять подворотню. Берт вскинулся, сонно поморгал и неуверенно потер глаза:
— Герман? — он увидел его и просиял. — Ты меня нашел? Как хорошо, кажется, я заблудился. Герман, почему ты так смотришь?
Преображение прошло почти незаметно невооруженному взгляду, но Герман слишком хорошо знал того Альберта, чтобы заметить разницу — распрямилась спина, развернулись плечи, и смотрел он не как затравленный щенок, а как человек, знающий себе цену. Но вот уже все вернулось на круги своя. Волна позорного облегчения затопила Германа, хотя объективных причин радоваться не было, ну разве только тому, что Берт пока не вернется к прежним замашкам. И не примется болтать о себе направо и налево. Пожалуй, пока это было самой главной причиной молчания Германа.
Он стремительно приблизился к другу и схватил за растянутый воротник:
— Я тебе что велел? Быть рядом с Рене!
Альберт весь как-то сжался, будто даже ростом сделался ниже, хотя был почти на пол головы выше Германа.
— Я случайно… — губы у него задрожали жалобно, а вот взгляд странно заметался. Это обстоятельство разозлило Германа еще сильнее:
— За тобой могут охотиться те, кто стер твою память, хоть это ты запомнить в состоянии? В состоянии, я спрашиваю?
Герман прекрасно понимал, что перегибает палку, но иногда на людей действуют только методы устрашения, как ни прискорбно это признавать. Берт зажмурился:
— Я просто… Ну, мне показалось, я что-то увидел. Нет, вспомнил. Я бывал в этом месте прежде, но не помню, когда и почему, — от рискнул открыть глаза, но на всякий случай отклонился назад так сильно, что Герман почти держал его на весу. — Я должен был убедиться. Но… наверное, показалось.
— Не смей ничего предпринимать, не посоветовавшись со мной! — Герман перестал сердиться, на смену внезапной вспышке пришла сосредоточенная задумчивость, но Альберт этого не заметил и отчаянно вцепился в его руку:
— Выходит, ты мне совсем-совсем не доверяешь? Ой… Прости, пожалуйста! Герман, прости меня!
Герман растерянно моргнул, не хуже Берта. Убрал руки.
— Нет, — медленно ответил он с небольшой паузой. — Нет, это ты меня прости. Я взял на себя слишком много.
Когда эмоции пришли в порядок, думать стало легче. Герману даже стало стыдно за себя, впрочем, сожалеть было некогда. Альберт перестал жаться, уловив его настроение:
— Ты больше не сердишься?
Герман покачал головой:
— Ты еще помнишь, что показалось тебе знакомым?
Берт старательно задумался. До Германа вновь стали долетать приглушенные блокатором знакомые эмоции — несмотря на внешнюю беспечность, Альберт сильно переживал и был не на шутку встревожен. Что его беспокоило, Герман мог лишь подозревать, но Берт не дал ему на это времени.
— Я хочу пойти туда, — уверенно заявил он и ткнул пальцем в узкий проход между стенами. Герман дернул его за рукав, тормозя, и пошел вперед. Переулочек вывел его на небольшую площадь перед крыльцом двухэтажного кирпичного дома с унылыми цветами в горшках на подоконниках первого этажа. Владельцы явно имели представление, как сделать свое жилище привлекательнее, но знанием дело и ограничилось. К дверному косяку прислонена не слишком чистая метла, а порожки в пыли. Стекла грязные, оттого и листики у цветков пожухли и опустились. Не слишком ровно приколоченная вывеска подтвердила предположения Германа.