“Все хорошо, Герман. Просто слушай мой голос. Держись за него”.
Герман и правда “вцепился” в знакомый звук и вынырнул из воображаемого водоворота. Такого с ним еще никогда прежде не случалось, только когда в детстве он потерялся в городе и попал в самую толпу. Но даже тогда было не так страшно.
— Теперь понятно, почему Арефий выбрал тебя.
Герман открыл глаза и обнаружил, что сидит на диванчике, по лицу стекает вода, волосы липнут ко лбу мокрыми завитками. Вальтер Гротт стоял у окна и смотрел на улицу. Герман попытался встать и у него не сразу, но получилось.
— Что со мной случилось?
— Откатная волна. Мы оба виноваты. Я — что ослабил защиту, ты — что полез, куда не надо, — Гротт повернулся к нему. — Ты хотя бы понимаешь, что твой ментальный дар слишком силен, чтобы оставить его развиваться бесконтрольно? Арефий тебе этого не объяснил? Будь на моем месте кто-то другой, пропали бы оба. Двум менталистам вообще лучше не проводить много времени рядом.
Герман покачнулся, но рядом по счастью оказался узкий книжный стеллаж.
— Не говорите никому про Альберта. Я… я прошу вас.
Лицо Гротта на мгновение некрасиво скривилось. Он быстро отвернулся, пряча выражение глаз:
— Преданность, преданность… Как все это глупо. Герман, ты идиот.
Герман ждал ответа. Прочее сейчас отошло на второй план. Он не верил Гротту, пугала его подавляющая сила, а умение угадывать мысли вызывало в душе протест и отторжение. Герман не стал прятать этих чувств, все равно скрыть что-то не получилось бы.
Гротт овладел собой достаточно, чтобы закончить неприятный обоим разговор:
— Не скажу. Пока. Подведем же итог, — он сцепил руки за спиной, как на уроке. — Ты пришел ко мне по совету наставника, чтобы показать дружественные намерения, однако сам в это не верил, потому что видишь во мне врага и, полагаю, подозреваешь меня в воздействии на Альберта. Я прав? Что ж, все это и так лежало на поверхности. Для тебя я — циничное чудовище, и это тоже нормально. Надеюсь, мы оба удовлетворены этой встречей.
На выходе он остановил Германа и кинул ему шпагу:
— Передай владельцу. Магическая печать снова действует, я приглушил ее, но лучше лишний раз оружием не светить, чтобы не вызывать вопросов. И можешь задать вопрос, который вертится у тебя на языке.
Герман в очередной раз заставил себя не реагировать на невольную провокацию:
— Вы ведь можете создать новую личность в человеке?
— Теоретически могу, — не стал он отрицать. — Но точно так же можно предположить, что и ты на это способен. Дело не в силе, а в умении. И да, у меня его нет. Но ты ведь все равно будешь копать, пока не докопаешься до правды самостоятельно.
Герману нечего было на это ответить, и он просто отвернулся и ушел.
На самом деле он и сам себе не мог объяснить, отчего так упорно стремится найти за учителем Гроттом хоть какую-то вину. Можно свалить все на предчувствие или интуицию, но Герман не привык отмахиваться от таких вещей. Если есть подозрение, надо в нем разобраться. Кое-что поход к Гротту все-таки дал — заверения в непричастности выглядели вполне искренними, так что, скорее всего менталистом, поработавшим над Бертом, был не он. Но много ли их, таких сильных ментальных магов? Как это узнать, не прибегая к помощи одного из них?
Герман остановился, пропуская идущую ему наперерез пару курсантов первого потока. Сам он остался в тени, чтобы не привлекать внимания, но один из парней — невысокий, с по-девичьи длинной косой — безошибочно отыскал его взглядом.
— Что такое, Фо? — его друг тоже заозирался в попытке хоть что-то разглядеть. Безуспешно.
Герман встретил пронзительный взгляд длинноволосого, и тот равнодушно отвернулся:
— Ничего.
В остальном обратный путь прошел без приключений. Герман поднялся на третий этаж и прислушался к доносящимся из-за двери комнаты 313 звукам. Будто было мало стрессов на сегодня. Герман вздохнул, собираясь с силами, и толкнул дверь.
Рене с ногами сидел на столе, вооружившись отверткой, и сосредоточенно сопел. Под задранным рукавом рубашки гладко поблескивал идентификационный браслет, и именно его рыжий старательно, но, к счастью, безрезультатно колупал отверткой. Именно этот скрежещущий звук так встревожил Германа в коридоре.
Берт отирался рядом, с нездоровым оживлением наблюдая за процедурой и периодически порываясь помочь. Девушки расположились на отдалении: Стефания сидела на подоконнике, а Ситри прямо на полу, привалившись к кровати. В руках она держала учебник по межмировой истории, что Герман отметил машинально, чисто из любви к предмету.
Когда сложилась полная картина творящегося безобразия, он все-таки вскричал, несмотря на поздний час:
— Ты… Ты что творишь?!
Рене поднял голову, сдул с носа выпавшую из-под ремешка очков прядку, и удивленно спросил:
— А что? Не видно что ли?
И еще раз со скрежетом провел острием по браслету. Германа передернуло от возмущения:
— Немедленно перестать! Ты сдурел совсем? Это же идентификационный браслет, на него записаны все твои магические параметры и регистрационные данные! Это твой магический… — он замолк, подбирая подходящий и понятны товарищу синоним. Вспомнился только один, подслушанный уже здесь, в училище, — паспорт! Сломаешь его и все.
Слова у Германа все-таки кончились. Голову снова повело, и он не стал продолжать. Хотя в душе все просто кипело от негодования. Он так стремился поступить, для него, сына крестьянки, безотцовщины из феодального мирка, учеба в Визании была пропуском в настоящую жизнь. Когда на инициации Вальтер Гротт защелкнул на его запястье браслет и произвел настройку по симбиозу с внутренними энергетическими каналами, Герману показалось, что внутри все перевернулось и пошло вспять. Он не стал видеть магические потоки, не приобрел запредельные магические силы, но почувствовал себя частью Сердца. Отныне его данные внесены в систему организации магических потоков, он мог называть себя магом с полным на то правом.
А Рене будто не ощущал всего этого.
— Да не сломаю, не бойся, — отмахнулся рыжий. — Не уверен, что его вообще можно сломать, это же не просто механизм или бытовой артефакт. Другой уровень.
— Тогда зачем ты это делаешь?
Вместо Рене влез Альберт. Доверительно улыбаясь, он встал между ними:
— Он сказал, что хочет изучить его устройство. А если получится, создать что-то новое на его основе.
Стефания тихо фыркнула, и Герман мгновенно переключился на девушек.
— Ситри! — воззвал он к ней, как к самой вменяемой. — Почему ты не остановила этого кретина?
Она отвлеклась от учебника и рассеянно посмотрела на него:
— Зачем?
— Еще спрашиваешь? — довольно миролюбиво усмехнулась Стефания. — Твой приятель, ты с ним и нянчись. Набрал себе целый детский сад. В следующем году обязательно подам прошение о переводе на первый поток.
— Да кто тебя возьмет? — в тон ей фыркнул Рене. — Даже через постель не прокатит, потому что никто директора не видел еще. Может, он старый совсем.
Стефания покраснела еще сильнее:
— Hálfviti!* Чтоб тебя Белая Волчица сожра… — она резко замолчала, получив от подруги болезненный шлепок по ноге, но все-таки бросила обиженно. — Идиот.
Берт забегал глазами с одного лица на другое, не зная, что делать:
— Ребят, вы чего? Фанни, не ругайся, особенно на своем языке, Рене же ничего не понял. Герман, где ты был? Почему без меня? И почему ты так смотришь? Герма-а-ан!
Герман вздрогнул, опуская взгляд. К щекам прилила кровь, стоило только осознать мысль, от которой его отвлек Берт. Стефании удивительно шел румянец, с ее белоснежной кожей и темными косами…
Рене неделикатно кашлянул.
— Ах, да, — Герман нахмурился, возвращаясь к началу. — Никакие эксперименты не оправдывают порчу личного идентификационного браслета. Мы с ними связаны.
Но и Рене больше не улыбался. Опустив рукав, он слез со стола.
— Хорошо. Я все понял. Но не думаешь ли ты, господин Умник, что пора кое-что обсудить?
Все как по команде сгрудились вокруг. Герман снова почувствовал в груди нарастающую тревогу. Рене скрестил руки на груди и вызывающе оглядел товарищей. Выждав паузу, он тихо спросил:
— А вам не кажется, друзья, что нас надули?
* Hálfviti — идиот
Урок 20. Если результата не видно, это еще не значит, что его нет
Рано утром четыре дня назад их разбудил не привычный сигнал к началу учебного дня, а отвратительно бодрый и радостный голос из динамиков.
— Подъем, подъем! Мальчики, скорее натягиваем штаны, девочки, будьте аккуратнее с чулками! В этот особенный день вы должны быть неотразимы, блистательны и вообще не похожи на себя, потому что это день вашей инициации! Как, вы еще под одеялом? Забыл сказать, что общий сбор перед главным входом через двадцать минут. Ваш обожаемый студсовет.
Последнюю фразу заглушил дружный скрежет зубов поднятых раньше времени курсантов.
Герман успел и помог успеть другим. Пока Берт и Рене наскоро умывались, он прошелся утюгом по мятому кителю друга и вытряс крошки из карманов рыжего. Девушки опровергли общепринятое мнение о медлительности своего пола и собрались точно к сроку. Вся компания неожиданно слаженно двинулась к месту сбора.
Второй поток гудел потревоженным пчелиным роем. Два учителя заканчивали налаживать уже знакомые переносные телепорты.
— Я прям даже волнуюсь, — признался Рене и неловко пригладил волосы, которые все равно тут же вернулись к прежнему беспорядку. Очки пришлось оставить в комнате — сильные артефакты с собой брать запрещалось. — Мало ли, чего там с нами сделают.
— Тебя точно налысо обреют, — хохотнула Ситри и дружески пихнула его в бок. Берт едва успел подхватить летящего на него рыжего.
— Не позволю! У моих волос уникальный цвет! Берт, скажи ей!
Герман в душе порадовался этой небольшой пикировке. Пока товарищи дурачились, маскируя естественное волнение, он нашел глазами Дзюн Мэй и с улыбкой кивнул. Девушка серьезно кивнула в ответ, но не подошла.