– И вас можно понять, – ответила я тихо. Мне ведь и самой хорошо знакома боль утраты собственного ребенка. – И все же, какое счастье, Беатрис, что, покидая родной дом, она взяла с собой эту цепочку с лунным камнем. А потом надела ее на шею мне. Должно быть, ей была очень важна эта вещь, как напоминание и о вас, и обо всем том, что было раньше. Вполне возможно, это косвенное подтверждение того, что Кристина продолжала любить вас, несмотря ни на что.
– Возможно, – слегка кивнула головой Беатрис, и легкая улыбка тронула ее губы. – А сейчас, дорогая Майя, прошу тебя, вызови ко мне медсестру. Боюсь, терпение мое уже на исходе. Нужно срочно принять эти гадкие пилюли, которые полностью вышибают меня из седла. Но зато хоть боль делается терпимее.
– Сию минуту. – Я нажала на кнопку вызова.
Беатрис протянула мне свою ослабевшую руку.
– Майя, дай мне слово, что история, которую я тебе рассказала, никак не скажется на твоем будущем. Пусть твои родители, и отец, и мать, оказались не такими, какими должны были быть. Но ты должна знать, что мы с твоим дедушкой постоянно думали о тебе и любили тебя. И то, что ты снова возникла в моей жизни, стало для меня большим облегчением. Ибо теперь я могу уйти в мир иной со спокойной душой.
Я подошла и обняла ее. Впервые в жизни я обнимала свою родную плоть и кровь. Оставалось лишь молиться о том, чтобы мы провели еще хоть чуточку времени вместе.
– Спасибо, что приняли меня. Пусть я не нашла свою мать, зато сейчас у меня есть вы. И мне этого достаточно, – взволнованно сказала я.
В комнату вошла медсестра.
– Майя, ты завтра еще будешь в Рио? – неожиданно спросила у меня Беатрис.
– Скорее всего, да.
– Тогда приезжай ко мне еще и завтра. Сегодня мы с тобой говорили главным образом о плохом. Но, если у тебя отыщется пара часов свободного времени, давай используем их на то, чтобы получше познакомиться друг с другом. Ты и представить себе не можешь, как мне хочется познакомиться с тобой поближе.
Я увидела, как Беатрис послушно открыла рот и проглотила таблетки, которые дала ей сестра.
– Хорошо, я приеду завтра в это же время, – пообещала я.
Беатрис сделала слабый взмах рукой, прощаясь со мной, и я вышла из комнаты.
49
Вернувшись к себе в отель, я улеглась на кровать, свернулась калачиком и тут же уснула. Когда я проснулась, то первая мысль моя была о Беатрис. Я лежала на постели, вспоминала все то, что она рассказывала мне, пытаясь прочувствовать и понять собственную эмоциональную реакцию на новые сведения. К своему удивлению, я обнаружила, что вся эта, в общем-то, страшная, по обычным человеческим меркам, история, рассказанная бабушкой, почти совсем не тронула меня, не вызвав никакой сердечной боли.
Потом я стала думать о тех ребятишках, которых видела вчера в фавеле. Их самозабвенный танец потряс меня. Они действительно танцевали, чтобы жить. Наверное, столь острая моя реакция на увиденное и есть следствие каких-то глубинных связей, которые существуют между мной и этими детьми. Но вчера я не увидела эти связи и даже не подозревала об их существовании. Зато сегодня я была почти уверена в том, что тоже появилась на свет в фавеле. Поступок моей матери, какими бы мотивами она ни руководствовалась, отдавая меня в приют, так или иначе, спас мне жизнь, уберег от весьма неопределенного будущего. И потом, кем бы ни были мои родные отец и мать, благодаря своим поискам я обрела родную бабушку, которой, судя по всему, я совсем не безразлична.
Потом я стала размышлять о том, стоит ли мне продолжать поиски матери. И решила, что не стану этого делать. Из того, что рассказывала мне Беатрис, сам собой напрашивался вывод: я в ее жизни стала таким побочным биологическим продуктом, то есть с самого начала была нежеланным и ненужным ребенком. Хотя подобные мысли неизбежно заставляли вспомнить, что и сама я поступила точно так же, но уже по отношению к своему собственному ребенку. Так имею ли я право осуждать свою мать? Обвинять ее в том, что она никогда не любила меня, не зная всех тогдашних ее жизненных обстоятельств?
Однако после всего, что я пережила за сегодняшний день, я наконец в полной мере осознала, что именно так страстно хотела сделать для своего сына. Оставить ему что-то такое, что бы объяснило ему причины того, почему я поступила так, а не иначе. Но, к сожалению, в его случае нет ни цепочки с лунным камнем, ни бабушки с дедушкой, которые бы озаботились его поисками. Никаких зацепок, которые могли бы пролить свет на то, кто он такой и откуда родом. К тому же, как правильно заметил Флориано, велика вероятность того, что приемные родители не стали посвящать мальчика в историю его рождения. А вдруг рассказали? А вдруг когда-нибудь в будущем он тоже захочет заняться поисками настоящих родителей? Надо же дать ему какой-то след, хотя бы указать направление поисков.
Как это сделал Па Солт для всех своих шести дочерей.
Сейчас я поняла, почему координаты, указанные отцом, привели меня не в сиротский приют, а на виллу Каса дас Оркуидеас. Хотя я родилась в другом месте, не на вилле, он понимал, что этот след выведет меня на Беатрис, что я познакомлюсь со своей родной бабушкой, единственным человеком, родным мне по крови, который в свое время озаботился моими поисками.
Да, но что делал Па Солт в Рио в то самое время, когда я появилась на свет? И почему из всех младенцев, имевшихся на тот момент в приюте, он выбрал именно меня? Беатрис ни словом не обмолвилась о мыльном камешке. Значит, когда Кристина отдавала меня в приют, его при мне не было. Тогда как, каким образом этот камень попал к отцу?
Вот еще одна головоломка, которую, судя по всему, мне никогда не разрешить. А может, хватит этих «почему» и «как»? Пора перестать изводить себя вопросами и принять как данность то, что у меня есть. Ведь мне несказанно повезло: иметь такого любящего отца и такого мудрого наставника, человека, который всегда был рядом. Пора наконец начать доверять людям и видеть все то хорошее, что есть в другом человеке. Последнее соображение сразу же заставило меня вспомнить о Флориано.
Я машинально глянула в окно, потом перевела взгляд на небо. В этот момент он уже наверняка летит где-нибудь над Атлантикой. Как странно, размышляла я, целых четырнадцать лет я просуществовала словно в вакууме. Никаких желаний, никаких эмоций. А тут сразу свалилось все, и всего так много. Мои чувства к Флориано возникли спонтанно и даже неожиданно. Так бывает, когда упругий бутон розы вдруг за одну ночь превращается в роскошный благоухающий цветок. Сегодня чувства к Флориано переполняют меня и одновременно кажутся мне такими естественными, как нечто само собой разумеющееся.
Едва проводив Флориано, я уже скучаю без него, и вовсе не потому, что снедаема какой-то временной страстью. Отнюдь. Мое чувство к нему не страстное увлечение, а спокойное признание того, что отныне Флориано стал частью меня и моей жизни. В глубине души я догадывалась, что и он воспринимает меня как часть себя. Между нами возникло действительно что-то очень серьезное, не похожее на минутное помутнение разума. Впрочем, чувства все равно нужно подпитывать, чтобы они не увяли и постепенно не сошли на нет.
Я схватила свой ноутбук, открыла его и тут же настрочила пространное письмо Флориано. В сжатой форме изложила все, что рассказала мне Беатрис. Сообщила, что завтра я снова собираюсь наведаться в монастырь, чтобы встретиться с ней еще раз.
Обычно у меня всегда возникают проблемы с заключительными строками письма, но тут я не стала предаваться излишним размышлениям, а написала то, что подсказывало мне сердце, после чего сразу же нажала на клавишу отправки корреспонденции, даже не перечитав письмо. После чего вышла из номера, спустилась вниз и направилась на пляж, чтобы окунуться в бодрящие волны океана, набегающие на прибрежную полосу Ипанемы.
На следующее утро Яра снова встретила меня у входа в монастырь, как и вчера. Она приветствовала меня жизнерадостной улыбкой и даже стеснительно протянула руку для рукопожатия.
– Большое вам спасибо, сеньорита.
– За что? – поинтересовалась я.
– За то, что вернули свет в глаза сеньоры Беатрис. Пусть и на очень короткое время. А как вы? С вами все в порядке после того, что она вам рассказала?
– Если честно, Яра, то я не ожидала услышать такое. Но я как-то справляюсь.
– Да, она не заслужила иметь такую дочь. Да и вы не заслужили иметь такую мать, – тихо пробормотала Яра.
– Так часто бывает в жизни. Мы не всегда получаем то, чего заслуживаем. Но будем надеяться, что будущее окажется ко всем нам более приветливым, – негромко откликнулась я, скорее размышляя вслух, чем отвечая на реплику Яры, пока она вела меня уже знакомым коридором к комнате Беатрис.
– Сеньора Беатрис лежит, но все равно настаивает на встрече с вами. Так мы идем? – спросила у меня Яра уже у самых дверей.
– Да.
Сегодня мы с Ярой впервые вошли в комнату вместе. Яре уже не нужно было подготавливать свою хозяйку ко встрече со мной. Беатрис лежала на постели, вид у нее был очень слабый, но все равно, увидев меня, она заулыбалась.
– Майя! – Она велела Яре поставить стул возле кровати. – Проходи же, садись. Как самочувствие, милая? Я вчера за тебя волновалась. Ведь мой рассказ стал для тебя самым настоящим шоком.
– Все в порядке, Беатрис. В полном порядке, честное слово, – ответила я, присаживаясь на стул. После чего осторожно погладила ее руку.
– Я рада. Ты – сильный человек, и я восхищаюсь тобой. А сейчас хватит о прошлом. Давай лучше поговорим о тебе. Расскажи мне о своей жизни, Майя. Где ты живешь? Ты замужем? Дети есть? Кто ты по профессии?
Следующие полчаса я подробно живописала бабушке всю свою жизнь. Все, что смогла вспомнить. Рассказала ей об отце, о своих сестрах. Описала наш красивый дом на берегу Женевского озера. Потом стала рассказывать о своей переводческой работе. И уже почти приготовилась исповедаться перед ней и о романе с Зедом, и о своей беременности, и о том, что после родов я тоже отказалась от своего ребенка и его усыновили другие люди. Но инстинктивно почувствовала, что бабушке важно лишь то, что подтверждает ее ожидания: я счаст