В принципе могут быть выявлены оптимальные радиусы и скорости вращения и, следовательно, величина силы тяжести (совсем ведь нет нужды делать ее равной земной), которые будут более или менее приемлемы.
Технически эту проблему решить как будто несложно.
Тросы для создания такой системы — вещь не лучшая. Очень сложно обеспечить постоянную их натяжку, стабилизацию и ориентацию всей системы в пространстве, коррекцию орбиты или траектории. Лучше, чтобы система была жесткой. Например, связи между рабочими объемами могут быть в виде телескопических штанг.
Но может быть и столь любимый художниками-фантастами «бублик». То есть тор, колесо со ступицей и спицами. И станция окажется похожей на то великолепие, которое мы видели в кинофильме: «Одиссея: 2001 год».
Но тут есть еще один важный момент. С постоянно вращающейся станции невозможно вести наблюдение небесных объектов, поскольку астрономические инструменты требуется точно ориентировать в нужных направлениях. При этом нужна очень высокая точность наводки — до нескольких угловых минут, а в некоторых случаях до долей угловой секунды. Невозможно также вести наблюдения поверхности Земли, которые требуют постоянной ориентации, и технологические эксперименты, для которых нужна невесомость.
Главный конструктор ракетно-космической техники академик Сергей Павлович Королев.
Космический корабль «Восток».
В кабине «Востока».
Один из вариантов компоновки космического корабля «Восход-2». Вес корабля 6370 кг. Вес спускаемого аппарата 3050 кг.
Трехступенчатая ракета-носитель «Восток» с пилотируемым космическим кораблем «Восток». С помощью этой ракеты запускались автоматические искусственные спутники Земли «Электрон», «Метеор», «Космос» и космические корабли «Восток».
Инженер Константин Феоктистов. 60-е годы.
Юрий Гагарин и члены будущего экипажа «Восхода» Владимир Комаров и Константин Феоктистов.
Юрий Гагарин и Константин Феоктистов на аэродроме.
«Восход» на Земле. Первые минуты после посадки.
Чтобы летать вокруг Земли, надо крутиться на Земле.
Подготовка к полету на невесомость в самолете-лаборатории.
Сергей Охапкин, Михаил Тихонравов (заместители Главного конструктора) и Константин Феоктистов.
Тренировка на катапульте.
Снимок Земли с орбиты «Восхода».
Митинг на космодроме, посвященный успешному завершению полета.
Нас приветствует Москва.
Георгий Береговой, Нейл Армстронг — первый человек, ступивший на Луну, Константин Феоктистов. Ленинград, 1971 год.
Олег Макаров, Валентин Лебедев, Константин Феоктистов, Владимир Аксенов, Виталий Севастьянов, Алексей Елисеев, Владимир Кубасов у орбитальной станции «Салют».
Установка ракеты-носителя на стартовый стол.
Готовится к старту очередной «Союз».
Олег Макаров, Леонид Кизим, Константин Феоктистов. Перед тренировкой на море.
Летчики-космонавты на Красной площади.
Транспортный корабль «Союз Т».
На встрече с молодыми коммунистами Франции в издательстве ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». 1981 год.
Сделать же вращающейся лишь часть станции — это очень сложная техническая проблема. Нужны гигантские подшипники, трудно реализовать шлюзование из одной части в другую. Кроме того, неподвижная часть будет постоянно испытывать возмущения, и точно ориентировать ее будет очень трудно. И наконец, космонавтам, по моему мнению, будет нелегко функционировать, постоянно переходя из зоны невесомости в зону тяжести и обратно.
По моему мнению, на орбитальных станциях создание и применение искусственной тяжести нецелесообразно. Совсем другое дело в межпланетных полетах. Там скорее всего искусственная сила тяжести будет необходима.
Тогда снова возникают прежние вопросы. Может быть, поиски предела пребывания человека в невесомости не такая уж и актуальная задача? На сегодня вроде бы можно считать освоенным по крайней мере полугодовой цикл работы на станции. Разве этого недостаточно? Зачем нужны более длительные полеты? Не придумана ли задача увеличения их продолжительности искусственно?
Ни в коем случае! Во-первых, нельзя считать полугодовой уровень освоенным. Пока только несколько человек летали по полгода. Это еще не статистика. А вдруг один из десяти или даже из ста человек окажется после такого полета с патологическими изменениями? Ведь этого допустить нельзя. Во-вторых, необходимо найти оптимум в периодичности смены экипажей на борту станции. Даже если он составляет около полугода, то есть уже достигнутый уровень, это не значит, что не нужно совершать более длительные полеты. Итак, одно из двух: или много полугодовых полетов, или несколько существенно более длительных. А вернее всего, необходимо и то и другое. Есть еще одно доказательство необходимости длительных — до года и более — полетов. Представьте себе, что при межпланетном полете вдруг придется отказаться от силы тяжести…
А на станции чем чаще сменяется экипаж, тем менее эффективно она используется. Не так-то просто будет менять экипажи на станциях, которые будут выводиться на геостационарные орбиты, то есть в плоскость экватора на высоту около 36 тысяч километров. Так что в первую очередь это требование экономики освоения космоса. Кроме того, наука не может остановиться в своем проникновении в неизвестное, располагая для этого техническими возможностями. А возможности таковы, что станции в будущем могут появиться на окололунных или гелиоцентрических орбитах.
Но если вернуться к не слишком далекому будущему, то в космос, я надеюсь, будут летать не только пилоты и инженеры, но и ученые из разных областей науки. Им придется совмещать свою работу с ежедневной длительной физподготовкой. Но на вращающейся станции ученым, я уже говорил, делать нечего. Так что, хочешь не хочешь, если ты претендуешь на исследования в космосе, должен быть способен перенести все условия полета. И потом, я не считаю два с половиной часа физических занятий такой уж потерей даже в земных условиях. Хотя, конечно, может быть, со временем удастся найти другие профилактические средства в борьбе с невесомостью и сократить затраты времени на эту борьбу.
Думаю, что когда-нибудь в космосе понадобится много людей, и, значит, профессия космонавта станет массовой.
Пока же в космосе одновременно не было и десяти человек, а на борту одного объекта — более шести человек. Вследствие этой «малолюдности» и возник еще один специфический фактор профессии космонавта. Я имею в виду психологическую совместимость членов экипажа, работающих в условиях замкнутого, ограниченного объема. Об этом факторе много пишут. Очень интересно рассказывали о флюидах этой самой совместимости после своего полета Климук и Севастьянов. Два любых человека в долгом совместном житье-бытье рождают подобные флюиды, а чаще просто споры и даже конфликты. До сих пор с крупными конфликтами внутри космического экипажа мы как будто не сталкивались. Кстати, придумали фактор совместимости совсем не космонавты. Он хорошо знаком тем же полярникам, подводникам, геологам. Но вот что интересно. Однажды в Москву из США приезжал тогдашний руководитель медицинского обеспечения космических полетов Чарльз Берри. Ему был задан вопрос: «Как вы решаете проблему подбора экипажа по признаку психологической совместимости?» Ответ оказался неожиданным: «Я не знаю такой проблемы». Уровень мотивации в космическом полете, то есть желание хорошо выполнить задачу, подкрепленное высокой честью и послеполетной славой, считал он, столь высок, что полностью компенсирует возможное несходство характеров. Берри, впрочем, говорил это во времена полетов сравнительно кратковременных. Корабли «Аполлон» вообще летали не более 12 дней. В таких полетах и даже более длительных, до месяца, скажем, проблемы действительно не было видно. Когда же экипажи стали работать на орбите по нескольку месяцев, проблема эта стала актуальной.
Космонавты — люди со всеми своими индивидуальными склонностями и слабостями, далеко не педагоги и не психологи по образованию. Поэтому в их взаимоотношениях как на Земле, так и в космосе в принципе возможно всякое.
Раньше медики, точнее психологи, хотя и уделяли внимание составу экипажей, решающего влияния на него не оказывали. Сейчас эта область науки заметно продвинулась вперед, психологи оказывают существенную помощь в подготовке экипажей. Они разъясняют космонавту особенности его характера и характера партнера, выявляют их привычки и наклонности, подсказывают способы управления своими эмоциями и регулирования отношений.
Впрочем, психологические собеседования нужны далеко не каждому. Есть люди, от природы легкие в отношениях. Хотя, конечно, пока еще выбор готовых к полету космонавтов не столь велик, чтобы можно было исходить из особенностей их характеров, а не из их профессиональной подготовленности, морально-волевой закалки и здоровья.
И все же это удивительная загадка: два человека в течение нескольких месяцев в небольшом «автобусе», из которого ни на шаг нельзя выйти, в условиях напряженной работы… Ведь не идеальные же они люди, это ясно.
Конечно, добродушие, терпимость, да и просто ум играют здесь не последнюю роль. Тем не менее не такая уж идеальная атмосфера станции, как это может показаться. Конечно, в первую очередь срабатывает та самая мотивация. Не менее важны такие качества, как ответственность, дисциплинированность, высокий моральный заряд. И все же мы знаем случаи возникновения некоторых трений между членами экипажей. Они никогда не перерастали в серьезные распри или ссору, но в какой-то мере сказывались на уровне отношений после полета. Но, кроме трений, бывает еще просто не очень сердечная атмосфера.
В связи с этим вспоминается мне один случай. Сидел я как-то за столом с двумя летавшими вместе космонавтами, обедали. Бывший командир говорит: «Мы здорово дополняли друг друга в полете характерами. Я человек общительный, люблю поговорить, рассказать всякое, а вот мой бортинженер — человек молчаливый, неразговорчивый. От этого у нас и проблем никаких не было». А другой вздохнул, слегка улыбнулся и рассказал анекдот. Приходит женщина к врачу и жалуется на мужа: «Я ему говорю, говорю, рассказываю, а он как глухой, ничего не слышит, никак не реагирует. Что за болезнь у него, доктор?» А врач ей отвечает: «Это не болезнь, милая, это дар божий!»