Что ж, новая нэйра Эльдберг в совершенстве владела сарказмом. Посмотрим, какие ещё сюрпризы мне приготовили капризная Фройя и её шутник-супруг.
– У меня слишком много дел в столице, – напомнил я. – Представьте, каково его величеству без Правой Руки?
– Неловко, – согласилась Эмилия. – А для чего использовался этот зал?
– Для балов и празднеств, конечно.
– Для кого? – удивилась супруга.
– Как «для кого»?! – Я сделал вид, что оскорбился. – Наш род древний и уважаемый, и многие почитали за честь побывать у нас в гостях.
– А теперь?
– А теперь в замке нет хозяйки. Без женской ласки и внимания он чахнет, как любой мужчина.
– Ну так поделитесь. Вам жалко, что ли? – между делом обронила Эмили.
– Чего жалко? – не понял я.
– Женской ласки. Вы же ею не обижены.
– С чего вы взяли? – напрягся я.
Я взрослый мужчина и имею право на личную жизнь. И даже не на одну. Тем более – в холостом состоянии.
Однако есть вещи, которыми я не хотел бы делиться с молодой женой.
И чтобы другие этим с нею делились, тоже не хотел бы.
– Ну… говорят.
– Что говорят?
– Что есть чем поделиться, – хитро улыбнулась моя тринадцатая, очень разговорчивая о чём не надо жёнушка.
А о чём надо – прямо кремень.
– Мало ли кто что говорит… Может, это ещё ни о чём не говорит? – отбился я.
Эмилия пожала плечами, и я поспешил сменить тему:
– Как вы видите, на стене изображён символ нашего рода – Дракон, в честь которого и назван замок, – продолжил я свой рассказ, указывая на фреску над незажжённым камином, рядом с которым мы стояли. – В левой лапе он сжимает меч, а в правой – розу. Это символизирует, что род Эльдбергов стоит на защите хрупкого и прекрасного. Как вы.
Эмилия премило засмущалась.
– А почему меч в левой руке? – быстро успокоилась она и выразительно подняла бровь.
– …Прекрасного, но колючего, – поправился я и вернулся к заданному вопросу: – Потому что Эльдберги владеют оружием обеими руками. В равной степени. Дракон как бы делит замок на две части, – рассказывал я. – По левую лапу от него находится служебная и гостевая половина крепости, по правую – хозяйская жилая. Слева – Сторожевая и Корабельная башни, справа – Девичья и Главная.
Корабельной называлась восточная башня, та самая, где находились отсыревшая стена, забившийся дымоход и заколоченные Морские Ворота. Подъёмный мост соединял их с пирсом. Когда-то давно в ней размещали гостей. Я помню те времена. Тогда ещё были живы родители и мои младшие брат и сестра. Именно из Морских Ворот они отправились в последнее в своей жизни плавание.
Думаю, я так и не смог башне этого простить.
– А голубое облачко из пасти значит, что защищают до последнего вздоха? – с любопытством посмотрела на меня спутница.
– Думаю, мои предки оценили бы вашу метафору, но всё проще. Лучше всего нам даётся магия льда. Поэтому дракон извергает не огонь, а холод, – пояснил я.
– Это индивидуально? – загорелась Эмилия. – Магия? У каждого рода своя? А как же?.. – Она показала на свечи, которые я зажёг с помощью дара.
– Эмилия, магия – это инструмент для воздействия на окружающий мир. Как музыка, – пришла мне на ум аналогия. – Музыку можно играть на разных инструментах. Но кому-то лучше даётся один, а кому-то несколько. Вот вам на чём легче всего играть?
– На нервах, – с готовностью ответила моя юная жена, потрясающая в своей первозданной прямоте. – Хотите фугу в трёх актах?
– Актах чего? – не понял я.
– Чего хотите! – пообещала мне Эмилия.
– Благодарю, я верю. Вот. В общем, если долго и старательно тренироваться, то можно освоить несколько инструментов. Помимо нервов, – наставительно добавил я. – Идёмте, дорогая. Продолжим знакомить вас с новыми владениями, – показал я вперёд.
Мы покинули зал. Чуть заметным движением я затушил свечи за нашими спинами и зажёг в новом помещении.
– Это храм?.. – удивилась Эмили.
Глава 19, в которой Рауль рассказывает о магии и её покровителях
– Это Святилище, – поправил я жену. – Чему вы удивляетесь? В недавние времена, когда каждый йарл был сам себе хозяином, именно йарлы выступали в роли жрецов. Тем более откуда в небольших поселениях возможность возводить храмы? Особенно отдельный для каждого бога.
Святилище представляло собой небольшое помещение, по углам которого размещались алтари-жертвенники для каждой божественной пары.
– Но каждый бог отвечает не только за определённую сферу жизни, но и за отдельный вид магии, моя дорогая, раз уж речь у нас зашла об этом.
В северном углу, слева от входа, находился алтарь Година, бога знаний, изобретательства и мудрости. Над алтарём висело изображение сурового одноглазого ворона в венке. Годин вырвал свой глаз, чтобы видеть в мире только истину.
– Годин считается отцом магии и главным покровителем всех одарённых. – Я привычно начертал на алтаре руны благоденствия и рода. – Но особенно его почитают маги воздуха.
Эмилия протянула руку к рогу, символу одноглазого бога, и начертала на нём защитную руну, будто в замке ей что-то могло угрожать.
– А из него трубят? – поинтересовалась супруга, чтобы отвлечь, когда поняла, что я заметил её действие.
– Да. Два раза в год: в дни равноденствий. Прежде это случалось чаще. В случае приближения врагов рёв рога разносился с Главной Башни далеко по долине, достигая даже других поселений.
Рядом с рогом в алтарь было впаяно золотое ожерелье – символ жены Година, Фрейн, столь же прекрасной, сколь легкомысленной. Она отвечала в пантеоне за чувственную любовь и удовольствия. Я коснулся пальцем янтаря, испрашивая у богини заступничества.
– Фрейн считается покровительницей магии исцеления. Ведь именно её венок вернул к жизни умирающего Година после битвы с великанами. Но целительская магия не слишком в почёте, – поделился я.
– А кто в почёте? – полюбопытствовала Эмилия.
– Маги стихий.
– Как вы?
– Как я. – Мне было чем гордиться. Я худо-бедно мог управлять всеми стихиями, хотя и не всеми одинаково успешно.
– Но ведь целители спасают жизни! – возразила моя невежественная в вопросах магии супруга.
– Излечить можно и травами. А попробуйте травами поднять бурю! Ничего не выйдет. Даже если травы ветрогонные, – ответил я, вызвав у Эмили улыбку. – Но, конечно, дело не в этом. Точнее, не только в этом. Всё дело в самой Фрейн, которая изменила мужу с четырьмя дворфами. И поэтому всё, чему она покровительствует, воспринимается… не слишком серьёзным. Как тот же театр, живопись, музыка… Да вообще искусство. Потому что нельзя всерьёз воспринимать то, за чем стоит слабая на передок женщина.
– Никогда этого не понимала, – нахмурилась Эмилия. – Почему, если женщина изменяет, её презрительно называют «слабой на передок». А если изменяет мужчина, то он на передок «крепок» и это повод для гордости? Годин тоже имел… личную жизнь на стороне? Почему-то его никто за это несерьёзным не считает.
– Это другое, – улыбнулся я её гневу.
– А что в этом другого? Разве измена мужчины приносит женщине меньше боли, чем наоборот? Почему вам нужна в жёны непременно девственница, а сами вы… ну как бы…
– Вы ревнуете, Эмилия? – восхитился я.
– Не знаю. Не пробовала, – ушла та от ответа.
– Тогда к чему эти вопросы?
Она молчала, кажется, подбирая слова.
– Мне кажется, женская ревность не менее страшна, чем мужская. – Эмилия посмотрела мне в глаза.
Моя маленькая темпераментная пташка!
– Если женщина во всём удовлетворяет мужчину, ей не о чем волноваться, – поспешил я успокоить супругу.
– А женщина всегда знает, что она достаточно удовлетворительна?
Было приятно видеть, что моя решительная синичка всерьёз настроена стать идеальной женой. Это внушало надежду, что наш внезапный брак всё же обернётся удачей.
– Мужчина непременно даст ей знать.
– А вы? Вы даёте знать? – продолжала настаивать Эмилия, и озабоченность никак не хотела исчезать с её чела.
– Непременно, – заверил я, но, кажется, она всё равно не поверила до конца. Ничего, всему своё время. У неё будет возможность убедиться.
Несмотря на холодное отношение к Фрейн со стороны титулованной части общества, селяне супругу Година почитали, и летом на алтаре всегда было полно полевых цветов. Пока же алтарь был пуст, ожидая подношений к скорому Новому году – Солнцевороту.
В дальнем левом, восточном, углу располагался алтарь старшей дочери Година и Фрейн, Скалди, и её супруга Хингвера. Я подвёл Эмилию к нему.
– Скалди считается родоначальницей йарлов Эльдбергов, – поведал я, почтительно коснувшись друзы горного хрусталя, символизирующей льды Чертогов Вечности.
Из всех алтарей именно здесь сейчас было больше всего даров. Ещё бы. Скалди – богиня зимы. Когда она злилась, поднимались метели, когда плакала – на землю сыпал снег. А всё потому, что муж её, Хингвер, не выносил морозов. Стоило рекам покрыться ледяной коркой, он покидал супругу и отправлялся в далёкое плавание, унося с собою солнце. Лишь весной и осенью суждено было встречаться этой паре, потому что летом уже сама Скалди отправлялась в края вечного холода, править миром Мёртвых.
В день Летнего Солнцеворота она вершила суд над умершими, определяя, кто вёл достойную жизнь и останется пировать в Чертогах Вечности, а кому суждено вернуться в несовершенную земную жизнь, чтобы заново пройти её испытания. Символом Скалди были вечнозеленые ели, и свежие ветки никогда не переводились на алтаре.
– Потому что ваш род владеет магией льда? – уточнила Эмили.
– В общем-то, да. Но приятнее думать наоборот, что мы владеем магией льда, потому что являемся потомками Скалди, – признался я.
– Вы говорите «мы». Но ведь вы – последний представитель рода? – стараясь избегать резких интонаций, задала Эмили очень больной вопрос.
– Я – единственный представитель старшей ветви рода. Но есть младшие, которые состоят со мной в родстве.