– Думаю, купальня уже готова. Давайте пройдём в покои, – пригласил я.
– А? – Эмили посмотрела на меня, возвращаясь из мечтательного состояния.
– Купальня, – повторил я.
– Купальня, – согласилась она, выдохнув для решительности.
Я закрыл библиотеку, и мы снова спустились на жилой этаж.
– Теперь самое важное, – заговорил я, завершая свой рассказ. – Здесь я работаю, когда нахожусь в Драгаарде, – показал я на первую от лестницы дверь. – А это – наши покои, – кивнул на следующую.
– А где детская для мальчиков? – Эмилия закрутила головой из стороны в сторону.
– Так как пока в ней необходимости нет и ближайшие как минимум семь лет не появится, в ней обустроен мой кабинет, – ответил я. – Так гораздо удобнее.
– Да-да, – согласилась она, стоя на пороге покоев. – А что, мы с вами будем жить… вместе?
– Не только жить, но и спать! – шепнул я ей в ушко, и она передёрнула плечами. Моя маленькая чувствительная птичка. – Проходите, проходите, не стесняйтесь. Вам прислать служанку, чтобы помогла раздеться? Горничной в замке пока нет, но вы сможете выбрать подходящую девушку завтра. Или послезавтра. Из тех, кто здесь уже работал. Но ми Лотта может…
– Нет-нет, ничего страшного, сегодня я сама, – быстро согласилась жёнушка.
Вот и хорошо. Вот и замечательно. Очень приятно, когда твои желания предугадывают.
Я отворил дверь в покои. У стены стояла кровать с балдахином. От растопленного камина веяло теплом. В глубине помещения виднелась большая овальная лохань, выстланная изнутри сукном. Она была наполнена водой, от которой шёл парок. Купальня отделялась от спальни занавесью, но сейчас портьера была подвязана сбоку.
С двух сторон от кровати вдоль стены располагались шкафы. Двери дальнего шкафа были распахнуты. Рядом с ними стоял дорожный сундук моей жены.
– Устраивайтесь, дорогая Эмилия, – я жестом предложил оценить открывающиеся возможности. – Тёплая купальня – это идеально после дороги.
– А вы? – поинтересовалась моя заботливая синичка.
– Я чуть позже, Эмили, не торопитесь, – пообещал я, и она облегчённо выдохнула.
Моя наивная птичка, ты думаешь, что я буду купаться после тебя? Нет, дорогая моя. Разве я могу упустить такое удовольствие?
Я отпер дверь в свой кабинет, и по тому, как резко вспыхнули свечи, понял, что самоконтроль мой почти на пределе. Я сцепил в замок холодные пальцы. Кто бы мог подумать, что прелюдия к тринадцатой брачной ночи заставит нэрр-герцога Эльдберга поволноваться? Птичка-синичка захватила меня врасплох, пока я не успел спрятаться в броню скепсиса и цинизма.
Это немного пугало.
В принципе, я ещё достаточно молод, мне всего тридцать лет. Я ещё вполне способен увлекаться красивыми девушками. Даже если это моя собственная жена. Кто сказал, что влюбиться в невесту можно только в девятнадцать? Просто тогда я думал, что это навсегда. А теперь знаю, что любое наваждение рано или поздно пройдёт. Развеется, как утренний туман над долиной. Нужно брать от жизни всё, что дарует Фройя, пока проходимец Лохи тебя этого не лишил.
Всё так.
И всё же в ожидании меня потряхивало мелкой дрожью, и сердце билось как сумасшедшее. Я предвкушал всё, что мне предстоит пройти: безумные, страстные ночи, дни в разлуке, полные тоски, счастье встреч и горечь расставаний. Постепенно эмоции начнут угасать, пока не сменятся разочарованием. Но зачем заглядывать так далеко вперёд? У меня есть такое прекрасное сегодня! И очаровательная синичка в купальне.
Дверь в покои не скрипела. Ми Лотта всегда следила за этим. Я тихо зашёл и с еле слышным щелчком запер дверь на замок.
Портьера купальни стыдливо задёрнута. И это замечательно!
Дорожное платье Эмили было разложено поверх покрывала. Сама она плескалась, что-то мурлыча под нос.
Я быстро разделся, тоже складывая вещи на кровать, взял из шкафа со своей стороны пушистый купальный халат и бесшумно прошёл к занавеси. Эмилия сидела в бадье, уложив локти на покатые края, и шевелила пальчиками ног, которые выставила над белыми островками пены. Как маленький ребёнок, честное слово! Вот я сейчас как поймаю эти ножки! Как покажу разницу между детскими играми и взрослыми!
Эта мысль раззадорила меня, но не настолько, чтобы сразу пугать юную девушку размерами предстоящего удовольствия. Так, слегка раздразнила… Чтобы не стыдно было раздеться.
– Как вам наша купальня? – спросил я ровным голосом, будто продолжал знакомство с замком. – Достаточно ли удобно?
Эмили застыла пойманной мышкой и медленно повернула ко мне голову. Я не торопясь развязал пояс и спустил халат с плеч. На лице моей синички теснились самые противоречивые эмоции: она была растеряна и смущена и старалась отвести взгляд от моего обнажённого тела, но любопытство заставляло её разглядывать незнакомые ей части организма. Стыд требовал, чтобы она хотя бы подняла взгляд к моему лицу, но бессовестные глаза упорно сползали по мне ниже пояса. И всё это с удивлённо распахнутыми очами и приоткрытым ртом. Меня разрывало веселье и накатывающее возбуждение, поэтому я поспешил опуститься в лохань с другой стороны.
Ну-с! Где там были беленькие ножки с маленькими пальчиками?
Синичка испуганно поджала их под себя. Лохань была не столь велика, чтобы мы могли сидеть, не касаясь друг друга. Я согнул ноги, широко расставив их. Колени показались над водой.
– Вы можете вытянуть ноги, – предложил я. – Вытягивайте, вытягивайте, я не кусаюсь!
Вот тут я, конечно, врал. Мне очень хотелось прикусить те самые пальчики, что мне показали, а теперь спрятали. Но я не буду сразу раскрывать тёмные стороны своей порочной натуры.
По капле.
Я буду погружать мою синичку в чувственный мир по капле.
Глава 21, в которой Рауль выясняет, что ванна – лучшее место для литературных бесед
Эмилия, словно зачарованная, смотрела на меня и послушно вытягивала ноги, пока не коснулась пальцами мягкой плоти (немягкая к тому времени уже восстала и избежала встречи с ножками, о чём теперь жалела). И сразу отдёрнула их обратно.
– Не бойтесь, Эмили, вы не делаете мне больно, – успокоил я, наклонившись вперёд, поймал стопы жены и вернул их на место.
– А я… я н-не боюсь, – уверила меня супруга не очень твёрдым голосом.
– Вот и замечательно, – одобрил я, разглядывая её мраморные плечики над водой. Умопомрачительные плечики. Просто безумие, какой красоты плечики. – А почему вы так пренебрежительно отозвались о пьесах Сказкаарда? Сначала мне показалось, он вам нравится.
Сейчас мне хотелось снять неловкость Эмилии от близости обнажённого мужа. Моя супруга была восхитительна. Но к высотам наслаждения испуганную девушку не вознесёшь.
– Он интересно пишет, – согласилась синичка, и её плечики чуточку расслабились. – Но в конце все умирают.
– Должен вас огорчить, Эмили, но жизнь так устроена. В конце все умирают. Даже боги не бессмертны.
– Но боги хотя бы счастливы. Какой-то период своей жизни. Почему у него всегда только драмы? – Эмилия поёрзала, устраиваясь удобнее, и вновь невзначай коснулась мужского естества. Но хотя бы не дёрнулась, как от ожога, уже радость.
– Дамы любят драмы, – пожал я плечами, будто под водой не происходило ничего интересного. – Вообще, у меня есть подозрение, что под именем «Вилли Сказкаард» пишет какая-нибудь нэйра. Или даже нойлен.
– Мужчины ходят в театр на пьесы Сказкаарда в неменьшем количестве! – упрямо возразила Эмили. – Значит, им тоже нравятся трагедии!
– Видите, дорогая, все их любят. Что остаётся бедному драматургу?.. – с пафосом вопросил я и обычным тоном добавил: – …который мечтает стать богатым? На самом деле, моя милая Эмилия, мужчины ходят в театр не потому, что любят пострадать, а потому что хотят произвести впечатление на своих спутниц. Но они, конечно, никогда никому этого не скажут и строят из себя знатоков поэзии.
Я сместил ноги, якобы чтобы сменить позу на более удобную, но на самом деле сжал голенями бедра жены и сместил таз так, чтобы её пальчики находились в непосредственной близости от места, где их очень, очень ждали.
– Неужели невозможно написать хотя бы одну пьесу со счастливым концом? – вопросила незаметно попавшая в капкан синичка.
– О, на самом деле такая книга есть! – расцвёл я. – Правда, поговаривают, что сочинил её вовсе не Вилли, а кто-то другой под его именем. Или напротив, Сказкаард взял потом чужое имя. Тут я не знаю, слышал и ту версию, и другую. Так вот, это очень давняя поэма. Называется она «Ода ожерелью, или Четыре ночи и рог в придачу».
Наконец лицо Эмилии ожило и теперь отражало глубочайшее любопытство.
– Я правильно понимаю, что это история… – И она многозначительно замолчала.
– Да-да. Это история Фрейн, которая возжелала удивительное ожерелье, созданное в подземелье четырьмя братьями-дворфами. Но подлые гномы отказались продавать его или менять на что бы то ни было. Они потребовали взамен по ночи на каждого. Итого четыре ночи в подземном дворце.
– Это тоже драма, – возразила Эмилия.
– Почему?
– Из-за этого поступка Годин расстался с Фрейн.
– Ода так далеко не заходит.
– Она такая короткая?
– Почему вы так думаете, дорогая?
– А о чём там писать?
– Четыре ночи, Эмили. Четыре чудных ночи, после которых Фрейн говорит свои знаменитые слова: «Зачем оно теперь мне, это ожерелье?»
– Видите, она сожалеет о своём поступке.
– Почему «сожалеет»? – снова «удивился» я. – Эмилия, не приписывайте людям и тем более богам свои мысли. Они могут думать совсем по-другому. Если вам интересно, где-то в библиотеке эта книжка была. А сейчас, будьте добры, помогите мне помыть волосы.
Я подался корпусом вперёд и наклонил голову, показывая, что готов.
Синичка медлила. Я уже собирался дать инструкции, как поверхность воды качнулась от её движения.
– Глаза закройте, сейчас буду лить, – предупредила она и действительно зачерпнула ковшиком прямо из