Перо заскользило по листу, набрасывая общую идею.
Расстроенная Скалди испытывает вину перед сыном… Пусть его зовут… Ну, пусть будет, например, Хьюром. Хьюр – отличное имя для сына богов. Сразу понятно, что не человеческое.
Я записал его отдельно на полях, чтобы потом быстро найти, если забуду.
…Скалди обращается к своей матери, покровительнице чувственной любви, с просьбой помочь Хьюру. Фрейн тоже переживает за внука, мимо которого проходят земные радости. Она готовит особый дар… Э-э-э… Венок! Она плетёт внуку венок, наделяя подарок особой силой.
Выходя от матери, Скалди сталкивается с сестрой Фройей. Ту посещает видение:
Лишь семь снежинок на ладони
падут, сияя белизной,
Любовью озарится отпрыск
Твой.
Скалди благодарит сестру за добрую весть. Значит, дар матери поможет!
Ледяная богиня возвращается в Чертоги Вечности, где сын занят делами: решением конфликтов, обустройством строений, организацией пиров… чем угодно, только не девушками.
Ночью, пока сын спит, Скалди крадётся в его покои и возлагает ему на голову зачарованный венок. Хьюр просыпается, и его охватывают незнакомые ранее порывы. Он прислушивается к щебету птиц, любуется цветами в венке и выходит из дома. С неба падает снег… Вполне можно организовать в театре бутафорский. В крайнем случае, я сотворю настоящий.
…С неба падает снег, и Хьюр решает слепить снеговика. Но проснувшееся в нём чувство прекрасного вынуждает создать взамен прелестную деву. Хьюр радуется своему успеху, и на его ладонь опускаются – одна, две, три, четыре… семь! Семь снежинок! Его взгляд обращается к вылепленной деве, и Хьюр понимает, что никогда в жизни он не видел никого красивей.
Он влюбляется в ледяную статую!
…Здесь нужно какую-нибудь возвышенно-печальную мелодию, поговорю с музыкантами.
Скалди осознаёт, какая жестокая кара её настигла за желание изменить судьбу сына. Но она не может смириться с сердечными муками Хьюра и советует ему обратиться к отцу. Хингвер готов помочь, но предупреждает: ледяная дева не вынесет огня любви. Она оживёт, но если страсть коснётся её сердца, она растает.
Хьюр терзается муками выбора и всё же принимает решение оживить свою любимую. Быть может, живая она будет не столь притягательна, и он сумеет побороть в себе слабость и жить дальше.
Статуя оживает.
…Здесь играет какая-то нежная мелодия с переливами колокольчиков, и свет разгорается, выделяя на сцене… Снежку? Льдянку? Вьюжку? Героиню, в общем. Надо подумать над именем. Я сделал пометку на полях.
Ледяная Дева чиста, юна и невинна. Хьюр влюбляется в неё с каждым днём всё сильнее. Но и Дева, знакомясь с миром, открывает для себя чувства и начинает испытывать к своему наставнику томительную привязанность. Но страсть растопит юную возлюбленную Хьюра! Он должен избегать возлюбенную, чтобы сохранить ей жизнь, но не в силах отказаться от встреч с нею…
На роль Ледяной Девы нужно подыскать какое-нибудь новое лицо. Свея, безусловно, хороша, но точно не невинна. Она превосходно впишется в роль Фрейн. Если, конечно, возьмётся за ум и перестанет мне угрожать. В противном случае не видать ей участия в новой пьесе.
А я чувствовал: новое произведение Вилли Сказкаарда просто обречено на успех. «Семь снежинок на ладони». Я написал название новой пьесы на первом листе.
Стремление к прекрасному, кажется, родилось со мною вместе. С самого раннего возраста я вызывал недовольство отца излишне чувствительной натурой. К счастью, ледяная магия проснулась во мне первой, и учился я достаточно легко.
Но страсть к низменным забавам вроде сентиментальных романов, театральных постановок, даже к рисованию, – была во мне куда сильнее, чем тяга к делам, оружию и сражениям. Отец нашёл мне подходящего учителя, настоящего боевого мага, – но даже это не смогло превратить меня в настоящего мужчину в глазах отца.
Я был его разочарованием.
Видел бы он меня сейчас!
Я стал таким, каким он мечтал меня видеть.
Но увы… Он ушёл в Чертоги Вечности, убеждённый, что я – позор рода и самая большая неудача в его жизни.
Этот возвышенный момент мой желудок избрал, чтобы напомнить о бренности земного бытия. Я вызвал Йохана. Тот принёс завтрак и свежие письма из столицы. Я по диагонали пробежался по корреспонденции. Король возмущался, что я оставил его в самый неподходящий момент. Но у Эрика неподходящим моментом является любой, когда я не у него под рукой. Даже если не нужен, – всё равно. Пусть сидит у ноги, вдруг пригодится? Я отложил сообщение без ответа.
Письмо Херберта оставил для внимательного изучения. Послания, адресованные Эмилии, глянул одним глазом. Они были не запечатаны, потому не требовали много времени. Меня порадовала оперативность Херберта и нэрра Ёнклифа, папаши слюнтяя Олли. Нужно будет передать ему благодарность и пожелание всыпать с десяток розог от моего имени. Но по большому счёту меня сейчас интересовали не столько сами письма, сколько ответы на них от супруги.
– Нэйра Эмилия уже встала? – спросил я у Йохана, размешивая мёд в кружке взвара.
– Да, нэрр.
– Как она себя чувствует? – Я отхлебнул напиток.
– Бодро. С утра куда-то бегала с пузырьком в руках. Видел её в коридоре.
– Что за пузырёк? – напрягся я.
– Не имею чести знать. – Он склонил голову.
– Йохан, ты, кстати, когда разбирал мои вещи, не находил среди них пузырька? Я нечаянно утащил бутафорский яд у своей приятельницы-актрисы, и в столице мне все уши прожужжали: требуют непременно его вернуть.
Теперь я прекрасно понимал Эмилию, которая не решилась оставить отраву дома. Мне тоже совершенно не нужна паника. Пусть, если обнаружат, думают, что яд ненастоящий.
– Я уже предлагал купить любой взамен, но она требует именно тот. Тебе удивительно повезло, Йохан, что ты избежал этой участи – женитьбы, – поделился я. – С женщинами так сложно! В общем, поинтересуйся у прислуги, может, кто-то натыкался.
– Уверен, нэрр Рауль, мне бы доложили.
– И всё же пусть поищут. Переберут экипаж: возможно, там куда-то закатился.
– Будет исполнено, – коротко кивнул дворецкий.
– И прекрасно.
Глава 39, в которой происходит возвращение блудного мужа
Ничто не вечно. Вдохновение – тоже. В какой-то момент я осознал, что утомился: сидеть, писать, творить… Я неплохо поработал. А у меня, между прочим, жена молодая. Новоиспечённая, можно сказать. Что с одной стороны – замечательно, потому что фантазия моя бурлила на предмет возможных вариантов общения с нею, желательно – наедине и в спальне. С другой – увы, мне следовало проявить к ней заботу.
И я, конечно, проявлю.
Но это потребует от меня определённых волевых усилий.
Я потянулся, убрал рукопись под замок в ящик стола и встал. Следовало сменить ночной халат на более приличную одежду. Я отправился в спальню, но Эмилии там не оказалось. Домашний костюм снять несложно, поэтому переоделся и умылся я сам. Провёл руками по щекам. До вечера щетина потерпит.
Интересно, куда упорхнула моя синичка? Опять щебечет с крестьянками?
Дались они ей…
С другой стороны, хорошо, что при деле. Меньше будет обо всяких глупостях думать. То, что ей удалось найти развлечение в нашей глуши, да ещё столь невинное и даже полезное, заслуживало уважения.
Однако обнаружилась Эмили в гостиной с книжкой Вилли Сказкаарда в руках. Внимание к моему творчеству польстило бы, если бы мне не было известно, что жена моя читает его ради совершенно постороннего мужчины. Хотя мужчиной назвать его сложно, выполнить мужскую функцию в процессе размножения он вполне способен. И, несмотря на расстояние, этот факт меня злил.
Супруга моя выглядела встревоженной. Напряжение проступало сквозь натянутую маску приветливости. И тут я ничего не мог поделать. Кто мешает ей признаться в переписке и тайных делах? Кто мешает попросить помощи у своего мужа?
Никто.
Лишь полное доверие и открытость – достойный фундамент счастливой семейной жизни. Можно сколько угодно твердить людям эту простую истину, но для того чтобы она дошла, нужно, чтобы вся предыдущая жизнь человека подвела его к этой мысли. Мы так устроены.
И, видимо, моя птичка пока не готова к этому.
– Как твоё утро, дорогая? – шагнул я жене навстречу.
Она поднялась с кресла и оказалась в моих объятиях. Я быстро поцеловал Эмилию в губы, стараясь не увлекаться. Не то, боюсь, все мои благие намерения окажутся погребены под лавиной страсти.
– Благодарю, дорогой Рауль. – В её глазах мелькнул лукавый огонёк. – Могло быть лучше, если бы я обнаружила тебя с утра в нашей кровати.
О-о-о, моя синичка делает успехи в новой для неё сфере семейной жизни!
– Дела, милая моя Эмилия. – Я поднёс к губам её аккуратные пальчики, поцеловал их, и супруга очень мило покраснела.
– Теперь они закончились?
– Дела, как вода в море: сколько ни черпай, всё прибывают да прибывают. Особенно дела государственной важности. Поэтому иногда нужно позволить себе не черпать, а просто отдохнуть.
Меня ждали письма от Херберта и короля, но если я начну вникать в их послания и, не дай Годин, покажу своё внимание его величеству, никакой семейной жизни у меня уже не будет.
– А чем мы будем заниматься? – поинтересовалась Эмилия, вновь раскачивая моё нестойкое самообладание.
– Есть какие-то предложения?
– Если бы мы находились в столице, мы могли бы куда-нибудь сходить.
– Но мы не в столице, – напомнил я.
– Но мы всё равно можем куда-нибудь сходить!
Например, в туалет. Но я не стал разбивать романтику утра столь циничными замечаниями.
– Куда, например?
– Например, прогуляться до фьорда, – предложила Эмилия.
Свежо. Оригинально. Единение с природой. Он, она и морская волна, что бьётся у ног…
Нужно будет использовать в новой пьесе!
– Мне нравится!
– К тому же я ни разу не пользовалась вашим хвалёным подъёмником, – сообщила супруга, но отчего-то эти слова напомнили мне данное самому себе обещание заняться физической формой.