Отец просит спасителя рассказать о себе. Бруно повествует о своих подвигах и достижениях. Леир восхищается и говорит, что хотел бы, чтобы таким был его сын. Но Бруно не признаётся. Его гложет обида на родителя, который не смог увидеть в нём достойного продолжателя рода. Однако он вызывается восстановить справедливость и прогнать чужака.
Отец с сыном возвращаются в родной замок. Леир слышит разговоры о том, что земли приходят в упадок из-за жадности нового хозяина. Сын вызывает самозванца на поединок в защиту чести Леира. Некогда лучший во всём, идеальный избранник опустился и обрюзг, но соглашается на бой, надеясь на лёгкую победу. Однако выясняется, что его противник, выглядящий рядовым воином, мощный маг.
Победив подлеца, Бруно объявляет себя новым владетелем земель и признаётся в том, что он и есть сын Леира. Йарл падает перед ним на колени, испрашивая прощения, но в этот миг поверженный противник поднимается и из последних сил отправляет в Бруно смертоносное заклинание. Леир лишён зрения, но слышит движение и, защищая сына, принимает удар на себя.
Бруно рыдает, обнимая отца, и чувствует, как его собственное тело начинает отказывать. Подлый самозванец смазал оружие ядом, и одна небольшая царапина приводит Бруно к смерти. Он умирает, обнимая мёртвого отца.
Ну, в общем, всё как всегда у Вилли: все несчастливы и все умерли.
Даже не верится, что Оду и трагедии написал один и тот же человек. Что должно было случиться в жизни пиита, чтобы так сильно его изменить? Неужели всё дело в желании славы и денег, как утверждал Рауль?
Я отложила книгу и пошла в покои, чтобы написать ответ Оливеру. У меня было много что сказать моему несостоявшемуся жениху об этом гениальном произведении. Запечатав сообщение, я вызвала мо Йохана, попросила отправить и поинтересовалась: когда же будет обед?
Оказалось, что уже накрывают, но нэрр Рауль решил обедать в кабинете, чтобы не отвлекаться от работы.
Да что же это за работа такая, от которой нельзя отвлечься на обед?!
Однако я поела в одиночестве, а вскоре мне доложили, что пришли селянки. Сегодня их было одиннадцать. В общем-то, неважно, сколько именно. Важно, что больше, чем в прошлый раз. Мы наконец определились, какие материалы нужно докупить. Я выяснила, что из готового можно отправить для продажи прямо сейчас и что можно доделать в ближайшее время. Договорились, что в следующий раз рукодельницы придут с товарами и мы обсудим цены. В голове бурлило от идей. Теперь главное, чтобы отец согласился. И Рауль не заупрямился.
Глава 41, в которой Рауль понимает, что читать чужие письма не только полезно, но и вредно. Для самооценки
После завтрака на меня напало вдохновение. Оно вцепилось железной хваткой и не желало отпускать. Впервые за долгое время я не чувствовал на себе бремени ответственности. Сбежав от короля, который сам не желал себе помочь, я словно вычеркнул придворные обязанности из своей жизни. Ну правда, что, без меня жизнь в королевстве остановится? Как-то же существовало оно до моего рождения?
Конечно, рано или поздно этот груз заново придётся взвалить на свои плечи. Но разве я не заслужил немного отдыха? Беззаботного счастья?
Эта лёгкость на душе, усиленная утренней дозой страсти, стремилась излиться на бумагу. Я сочувствовал бедняге Хьюру, ещё не познавшему величие Прекрасного. Он жил в чёрно-белом мире рассудка и пока не догадывался, какой поворот готовят его судьбе ближайшие родственники. Милость влиятельных покровителей – это вообще непредсказуемо по последствиям. Мне ли не знать?
Я боялся потерять это зыбкое состояние и попросил мо Йохана накрыть на читальном столике. Не глядя в тарелку, я заполнил желудок чем Фройя послала, но тут творческий запал почему-то пошёл на убыль. Видимо, поговорка о том, что поэт должен быть голодным, имела под собой основания. Я лениво покрутил в голове рифмы, пока не понял, что на сегодня вдохновение выдохлось.
Я вызвал дворецкого. Остаток сил можно потратить и на государственные нужды. Но сил осталось так мало, что не уверен, справлюсь ли я с подъёмом в отцовский кабинет.
Чисто физически – справлюсь.
Но ведь нужно заставить себя это сделать! А это совершенно другое.
Как выяснилось, мо Йохан предугадал мои желания погрузиться в корреспонденцию и принёс целых два письма. Оба они были адресованы не мне. Но тем интереснее было их содержание!
Я вынул артефакт для вскрытия печатей и начал с письма нэрра Бергена своей дочери.
«Дорогая моя девочка! – писал он. – Я так рад, что тебе повезло с браком! Хоть кому-то в этот непростой период повезло!» Дорогой тесть, открою вам тайну: каждый сам кузнец своего ожерелья! «Как приятно, что ты разделяешь мою горечь от утраты маминого ковра. Надеюсь, сервиз, который я тебе передал, хоть в какой-то мере это компенсировал».
Я считал, что Эмилия целиком и полностью пошла в нэйру Солвейг. Но, судя по письму, искусство тонких намёков она всё же унаследовала от отца.
«Твоими молитвами нэйра Ода стала чувствовать себя лучше, хотя ей тоже очень не хватает твоего присутствия в столице. Возвращайтесь с супругом поскорее». Вот чьё мнение о сроках возращения не интересовало меня абсолютно, так это нэйры Оды.
«Твоей маме было бы приятно, если бы она узнала о твоём интересе к нашему с ней союзу. Солвейг осиротела за год до нашего знакомства. Её родители жили в достатке, но наследство, как ты знаешь, передаётся по мужской линии и перешло к её дяде. В его обязанности входило обеспечение племяннице приданого и её пребывания в качестве фрейлины – жить под одной крышей с неженатым родственником было бы верхом неприличия. А принимать ко двору сирот благородного происхождения – добрая традиция наших правителей». Я – живой тому пример.
«Мы встретились на одном из благотворительных раутов, и искра любви вспыхнула между нами с первого взгляда. Как только Солвейг вошла в брачный возраст, я испросил у его величества Георга V дозволения на свадьбу, и мы поженились. Фройя и Хингвер благословили наш брак: через год родилась ты, и вскоре на смену тяжёлому периоду в моей жизни пришло благополучие. Думаю, сам Годин надоумил мою дорогую и безвременно ушедшую Солвейг на наш союз».
Я отложил письмо и в раздумьях постучал указательным пальцем по губам.
Интересная складывалась картина из рассказа нэрра Юхана. У нойлен Солвейг было приданое. Она едва вышла на брачный рынок и была недурна собой. Мне случалось пересекаться с нею, когда я сам сиротой оказался при дворе. Она нередко посещала старую королеву.
С позиции меня сегодняшнего нэйра Берген была в ту пору достаточно молода. Сколько ей тогда было? Лет тридцать пять от силы. Но мне, семнадцатилетнему покорителю девичьих сердец, она казалась безнадёжно старой. Сейчас сложно припомнить, как она выглядела объективно. Но у меня было ощущение, что она больна. Не знаю, откуда я это брал. Просто иногда я чувствовал, что встреченный человек страдает каким-то недугом. Позже мне удалось избавиться от этого раздражающего чувства. Но почему-то сейчас мне вспомнилось.
Так вот.
Даже с учётом моего юношеского максимализма и её возможного недуга, мать Эмилии была весьма недурна. А в юности, должно быть, и вовсе выглядела премиленькой.
И имела покровительство королевы.
Неужели, обладая всем этим, она не смогла найти партию получше, чем неудачник Юхан Берген? Ведь он сам признаётся в письме, что в жизни его была тяжёлая полоса.
Я уже убедился, что нэрр Берген соврёт – недорого возьмёт. Но в письме его содержалась отправная точка для поиска информации, интересующей Эмилию. Жена просила меня разузнать о жизни её матери. Теперь я знал временной отрезок, который она провела при дворе. Остальное – дело связей.
«Нофф Ларс передаёт тебе горячий привет, дорогая моя доченька. Он очень надеется получить от тебя весточку. Не разочаровывай моего делового партнёра, пожалуйста. С любовью, твой отец».
По поводу последнего я начал сомневаться.
Я тщательно заклеил неаккуратно подписанное письмо и вскрыл другое, на котором стоял отпечаток изящного цветочка.
Письмо было адресовано ною Оливеру Ёнклифу, и я нуждался в стакане воды. Опрокинув его в себя, я приступил к чтению.
«Доброго дня, дорогой мой друг, – начиналось оно, и я категорически не понимал, когда же идиот Ёнклиф стал Эмилии другом? – Надеюсь, вы уже на пути к выздоровлению. Поступок вашего отца был суров. Но ведь его можно понять. Представьте сами: у вас родился наследник, вы его любили, заботились о нём, надеялись увидеть в нём продолжение своего рода, но вместо этого обнаруживаете, что он жаждет свести счёты с жизнью. Разве вы не были бы разочарованы и огорчены?» С каким потрясающим изяществом Эмили излагает выражение «был бы вне себя от бешенства»!
«Я искренне хочу вас поддержать в период тяжких испытаний, выпавших на вашу долю, и сегодня прочитала пьесу “Йарл Леир”». Могла бы и просто так прочитать. В отличие от «Оды ожерелью», остальные мои произведения доступны в гостиной. Подходи и бери.
«Долго думала я над вашими словами, ной Оливер, о бессердечном отце и возмездии. Мне кажется, хотя трагедия называется “Йарл Леир”, главным героем является его сын Бруно. Благородный, преданный, талантливый и успешный. Но был ли он таким на момент начала пьесы? Или что-то его таким сделало? Что, если йарл не ошибался в оценке наследника? Ведь согласитесь: сложно представить себе ситуацию, когда отец изгоняет из дома родного ребёнка и берёт взамен совершенно чужого? Гораздо вероятнее, что он пропишет отпрыску розог. Что же такого совершил Бруно, раз родитель так на него осерчал?»
Я думал, что мне потребуется стакан воды, чтобы было что морозить.
Но нет!
Во мне бушевало пламя ярости!
«Быть может, изгнание стало для йарла Леира последним, отчаянным способом заставить Бруно взяться за ум? Отец ожидал, что тот одумается, повинится и исправится. Но обиженный юноша уходит в другое королевство и поступает на службу. Там, приняв наконец ответственность за свои поступки, Бруно с лёгкостью преодолевает преграды на пути к цели.