Вы правильно сказали – йарл Леир прозрел в конце трагедии.
Но прозрел ли Бруно? Осознал ли он, что должен быть благодарен отцу за свои достижения? Отцу, который готов пожертвовать собой ради спасения жизни наследника?
Как вы думаете?
Так или иначе, автор не считает, что Бруно заслуживает жить дальше, и убивает его в последнем действии».
Ну пусть она попробует сказать мне в лицо, как нужно писать пьесы!
…Просто литературный критик, а не жена!
Я взял письмо нэрра Бергена и отправился на поиски дорогой супруги.
Я поймал её на горячем! Она ставила на место «Йарла Леира», облегчив мне задачу.
– Дорогая Эмилия, вы снова читаете Вилли? – расплылся я в кровожадной улыбке. – Признайтесь, вы всё же к нему неравнодушны!
– Дорогой Рауль… – Она отдёрнула руку от книги, будто это было чем-то непристойным. – Я как раз хотела с вами обсудить…
– С удовольствием обсужу с вами это произведение! – Я плюхнулся с разгону в кресло.
Что любопытно: совсем недавно я чувствовал себя обессиленным и выжатым, а теперь во мне бурлила кровь. Пузырьки ярости взрывались на её поверхности, обдавая брызгами всё вокруг.
– Я хотела о… – неуверенно возразила Эмили, но я был непреклонен:
– Обсудить сюжет? Героев? Мораль? Что понравилось тебе в пьесе больше всего? – Я положил ногу на ногу и сцепил на коленке руки в замок, чтобы не размахивать ими, как торговка на базаре.
– Ну… – замялась она.
– Мы можем почитать вместе, если ты забыла, – предложил я и потянулся в сторону книги, но тут супруга внезапно оживилась.
– В этой пьесе мне больше всего понравилось… – бодро начала она, но на последнем слове поникла, как лютик без воды.
– Ничего не понравилось? – Я удивлённо задрал брови, пока сердце моё в отчаянии проваливалось в желудок и даже ниже.
– Я не могу сказать, что не понравилось… Просто я не очень поняла, что хотел сказать этой пьесой автор, – неуверенно проговорила Эмилия, глядя в пол и стискивая пальцы.
– Да? Даже никаких версий нет?
– А вы… то есть ты, дорогой Рауль, как ты думаешь, зачем автор в конце убил главных героев? Ведь их мечты сбылись! Йарл Леир обнаружил, что его сын вырос достойным мужчиной и наследником, а Бруно добился, чтобы отец оценил его по достоинству. И даже признал, что был неправ. Пусть бы жили дальше на радость друг другу. Леир учил бы сына заботиться о землях. Ведь Бруно был воином, а не правителем. Бруно женился бы, воспитывал своих детишек в любви и заботе. Зачем? – Она пожала плечами, одновременно разводя руками, будто слов было недостаточно, чтобы выразить всю глубину её недоумения.
– Таков канон, – поведал я очевидное. – В трагедии все должны умереть.
– Да, я помню, ты говорил, что все рано или поздно умирают, всё такое… Но, Рауль, когда Сказкаард выбирал идею пьесы, он изначально решил, что эти люди заслуживают смерти! За что?!
– Ну, йарл Леир – понятно за что!
– Если он был так плох, почему же Бруно любит его, даже несмотря на то, отец выгнал его на улицу?
– Потому что Бруно – благородный воин! – почти прорычал в ответ я.
– Он таким из капусты вывелся? Если Леир был негодяем, почему Бруно не вырос подлецом, как избранный на его место парень?
– Ладно, я понял. Ты хочешь сказать, что отец – молодец, а Бруно – плохой сын. Я это уже слышал, – проговорился я о своём прошлом, но, к счастью, Эмилия этого не заметила.
– Я не говорила, что Бруно – недостойный сын, – возразила она. – Почему же? Он достойный. И я считаю, что отец поступил с ним жестоко. Неужели Леир не мог обнаружить в наследнике ничего хорошего? Даже если вокруг были лучше, умнее, сильнее, способнее… Знаешь, о чём я подумала?
– Понятия не имею!
– Я подумала, что Леир не любил себя. Ведь Бруно – это его плоть и кровь, его черты, характер, способности…
– А если с характером и способностями не повезло?! – горячо возразил я, защищаясь.
– Значит, сын оказался неудачей. Неудачей отца. Кто в этом виноват? Разве сын?
Я хотел ответить: «А кто ещё!», но тут до меня дошла мысль жены и заставила смолчать.
– В общем, я допускаю, что Леир себя не любил, возможно – стыдился и даже ненавидел, и вымещал эту ненависть на сыне, – продолжала рассуждать Эмилия, расфокусировав взгляд, будто смотрела внутрь себя и говорила сейчас не о пьесе, а о чём-то другом. – И было бы логично, если бы в конце Сказкаард его убил. Не сам, – поправилась она, выпав из задумчивости, – а по сюжету. Но за что бы йарл ни испытывал вину, он в полной мере искупил её перед собой, опустившись на самое дно и прожив несколько лет нищим и беспомощным. Примирившись с собой, убедившись, что сын вырос уважаемым и успешным человеком, он мог с чистой душой уйти в Чертоги Вечности.
Я понимал логику её слов, но пока не мог в полной мере осознать их смысл. Это было так… неожиданно, что ломало всю картину моего привычного мира.
– Но почему автор убил сына? – спросила у меня супруга, и теперь в её глазах действительно стояло недоумение.
– Потому что он оказался недостойным? – хмыкнул я, припомнив её объяснения из письма. – У меня был знакомый, который доказывал, что Бруно из «Йарла Леира» – неблагодарный отпрыск, который так и не смог оценить, как много сделал для него отец!
– Странные рассуждения… Возможно, у слов знакомого была какая-то другая цель? – полюбопытствовала Эмилия. – Ты удивишься, дорогой Рауль, и может, даже будешь разочарован, но я читала эту пьесу не просто так. Помнишь, я рассказывала про своего несостоявшегося жениха, ноя Ёнклифа?
Я растерялся, не зная: стоит ли признаваться, что помню? Даже лучше, чем хотелось бы.
– Тот, который вручил мне пузырёк с ядом перед самой свадьбой, – напомнила супруга, и отпираться стало бессмысленно. Было бы странно такое забыть, и я кивнул. – Олли – такой Олли! – На её лице появилась печать страдания. – Я очень боюсь, что он всё же доведёт свою безумную идею до конца, и из-за его смерти может пострадать моя репутация, а в конечном итоге – и твоя. Он грозился обвинить меня в своей гибели.
В голове скрипело от мыслей, которые, как стадо оленей, разбредались кто куда.
– И вообще, жизнь – не пьеса, в которой все непременно обязаны умирать. Особенно – молодые и здоровые, – закончила Эмилия свою мысль.
– Насчёт здоровья ноя Ёнклифа я бы поспорил!
– Олли просто слишком идеалист и не хочет принимать реальность. Думаю, окажись Ёнклиф, как Бруно, один на один с миром, он бы быстро повзрослел. Но его слишком любят и ограждают от невзгод. Так вот, отец Оливера каким-то образом обнаружил у него яд, хвала Годину…
На самом деле мне, но я сегодня скромный.
– …И наказал. Обиженный Олли привёл эту пьесу в качестве примера того, что «вот потом отец узнает, кого потерял, и будет жалеть!». И я попыталась подвести его к мысли, что каждый сам должен отвечать за то, что происходит в его жизни. Не отец, не Вилли Сказкаард и не я. Не нужно перекладывать вину на других.
– Нужно брать её на себя? – усмехнулся я.
– Нужно брать в свои руки веретено Фройи и самому ткать узор своей судьбы. Разве не этому ты меня учил? – Эмилия смотрела мне в глаза.
– Ну… ты способная ученица! – не мог не признать я.
Глава 42, в которой Эмилия узнаёт, что предпринимательство приносит не только деньги
Видимо, с делами у моего супруга сегодня обстояло не очень. Потому что пришёл он злой, как голодный волк, и набросился на меня, как на молочного оленёнка. И ведь войди он чуть раньше, он увидел бы, как я кладу в книгу ответ проклятому Броквисту. Фройя чудом уберегла меня от, казалось бы, неминуемой трагедии.
Я сама постоянно балансировала на грани этого самого «все умерли». Страшно представить, как дорогой Рауль отреагирует, если узнает об этой переписке, когда даже расхождение в толковании какой-то пьесы может привести его в бешенство. Мне удалось его заболтать, и теперь наступило самое время переключить внимание супруга на более важную тему.
– Очень приятно слышать такую высокую оценку из уст Левой Руки его величества, – погладила я притихшего волка по шёрстке. – Мне очень нужна ваша по… твоя, – быстро поправилась я и сразу повинилась: – Дорогой Рауль, у нас слишком большая разница в жизненном опыте и статусе, поэтому мне бывает сложно обращаться к тебе на «ты».
«По шёрстке» много не бывает.
Правда, сытого волка гладить безопаснее, чем голодного.
– Ты обедал?
– Да, чем-то перекусил.
– Дорогой Рауль, тебе следует уделять больше внимания правильному питанию! Хотя бы пока ты дома.
Он поморщился, будто я попыталась скормить ему горькую пилюлю под видом конфетки, но всё же не стал спорить.
Правда, и соглашаться – тоже.
– Может, попросить ми Лотту собрать полдник? – предложила я.
– Ладно. Давай.
Я выскочила в коридор, решая на ходу, куда бежать: в спальню, к артефакту вызова слуг, или прямиком на кухню, но влетела в дворецкого.
– Доброго дня, мо Йохан. – Я отлепилась от него и попыталась привести себя в порядок после столкновения. – Нэрр Рауль желает пополдничать. Мы будем благодарны, если нам накроют в столовой.
– Нэрр Рауль? – удивился дворецкий.
– Да! – Меня возмутило, почему мои слова подвергаются сомнению. – Можете спросить у него лично.
– Нет-нет, нэйра Эмилия, сейчас всё будет готово, – уверил он и поспешил назад, в сторону кухни, а я вернулась в гостиную.
– Дорогой Рауль…
– Иногда, разнообразия ради, ты можешь называть меня «милый Рауль», – предложил супруг. – Или просто «милый».
Прямо сейчас в моём сознании «милый» и «Рауль» с трудом помещались рядом. А вот «дорогой»… А ещё лучше «очень дорогой».
– Хорошо, – послушно согласилась я. «Иногда» не означает «прямо сейчас». – Почему дворецкий так странно отреагировал на мою просьбу?
Супруг определённо слышал наш разговор.
– Потому что я никогда не полдничаю. Но мне понравилась твоя идея, – успокоил меня герцог, и я вернулась на своё место.