…В узкое окно светила почти полная луна, напоминая о завтрашнем зелье.
Чтобы не портить настроение, я предложил жене перебраться в покои. Вот там, где не нужно было разговаривать, у нас всё получалось замечательно! Так, будто мы были созданы друг для друга.
Супружеская жизнь была бы просто идеальной, если бы не необходимость общаться!
Утром я сбежал, пока Эмилия не проснулась. Неимоверным усилием воли я заставил себя пропустить кабинет, где лежала рукопись новой пьесы и звала меня голосом Ледяной Девы. Я так и не сочинил ей имя. Снежица? Холодинка?.. Задумавшись об этом, я прошёл мимо лаборатории прямиком к отцовскому кабинету. Осознав, что промахнулся этажом, я всё же решил зайти. Никуда это зелье не денется! А я могу проверить почту.
В королевском ящике обнаружилась весточка от Эрика. Отсутствие завитушек и короткие кривоватые петельки выдавали его уныние. «Куда ты пропал», – вопрошал король без вопросительного знака, будто сил у него не было не только на поорать, но даже на лишнюю линию. «Я чувствую себя совершенно разбитым. И эти идиоты лекари не могут меня вылечить. Они даже диагноз поставить не в состоянии. Ходят вокруг, шепчутся, несут какую-то чушь. Во дворце работают одни бездари! Я на грани того, чтобы пригласить профессионалов из епронского посольства».
Если бы не знакомый почерк и печать, я бы решил, что письмо написал кто-то другой. Никогда раньше я не замечал за Эриком преклонения перед соседями. Да, мы время от времени обсуждали их достижения. Но за всё нужно платить. Чтобы что-то получить, нужно от чего-то отказаться. И монарха всё устраивало за ту цену, которую он был готов выделять на развитие государства. Эрика устраивала иерархия родов, традиционный уклад и место женщин, которые его – место! – знали. Епронки слишком многое себе позволяли. Или епронцы им позволяли слишком много, что, впрочем, практически одно и то же.
И вдруг «все вокруг идиоты, один Епрон – решение всех проблем»?
Что, Лохи подери, происходит в королевстве?!
«Приезжай и разгони уже этих бездельников», – закончил монарх без огонька.
Мне определённо следовало поторопиться в столицу. Но до премьеры оставалось всего три дня. Каких-то три дня. Ну неужели Эрик не подождёт? Он же не требует всё бросить и приехать прямо сейчас? Если бы ему было невмоготу, его величество сообщил бы об этом?
…Могу я, в конце концов, спокойно обзавестись наследником?!
Время было раннее, и я решил не торопиться с ответом. Всё равно король ещё спит. Особенно если ему нездоровится.
Во втором и третьем ящиках было пусто – возможно, по той же самой причине раннего времени. Других поводов для задержки не было, и я направился в лабораторию.
К сожалению, в этот раз пройти мимо неё не удалось. Я заперся изнутри на ключ, разложил перед собой пузырьки с чёрной солью, золотой пылью, травой горного чебера, цветками болотоцветника и сушёными плодами весенника. Поставил стакан родниковой воды, песочные часы, горелку, прокалил нож, установил чистый тигель и приступил. Встав лицом на восток, нараспев обращаясь к Хингверу и Скалди, я занёс нож над предплечьем, пару мгновений помедлил, но всё же полоснул руку со всей силы.
Присыпал рану чёрной солью.
В и без того полыхающей от боли ране защипало до рези в глазах. Я на несколько мгновений замолчал, сжав зубы, чтобы сдержать вопль. Что поделать? Иначе кровь остановится раньше, чем достаточно наберётся. Крови нужно много. Она частично испаряется, а другой жидкостью в процессе приготовления зелье разбавлять нельзя.
Я продолжил речитатив и свободной рукой всыпал меру чёрной соли в плошку с кровью. На ней стояла специальная риска, которая показывала, когда хватит. Помешивая бордовую жидкость, которая на глазах меняла цвет на синий, я отстранённо наблюдал, как по руке течёт горячая струйка. Пальцы начали неметь, и я несколько раз сжал кисть. Потекло веселее. Руку дёргало, голову вело, но действие соли стало проходить, поэтому предплечье хотя бы не так горело.
Наконец уровень сине-фиолетовой жидкости достиг нужной отметки, и я постарался одной рукой замотать рану ветошью. Не прекращая произносить ритуальные фразы, добавил в будущее зелье травы.
Теперь наступало самое нудное: строго по часам нужно было мешать в одну сторону, потом в другую, начертить на поверхности будущего зелья несколько рун и быстро опустить тигель в замороженную воду. Потом снова перевернуть песочные часы и дважды повторить всё сначала.
Хотелось пить и есть. Но ритуал необходимо проводить строго на голодный желудок. Видимо, чтобы вода морозилась лучше.
Завершив третий заход, я всыпал две меры золотой пыли и снова поставил тигель на огонь. Доведя будущее зелье красивого фиолетового цвета до состояния предкипения, я снял его с огня. Теперь снова чёрная соль. И руны на поверхности. Тигель постепенно остывал, а зелье приобретало глубокий рубиновый цвет и блеск.
Я выдохнул – всё сделано верно. Одним глотком выпил воду и наконец смог позволить себе присесть.
За окном уже рассвело. Судя по высоте солнца, время было к полудню. А я ещё не завтракал.
Эмилия была бодрой и цветущей, и по сравнению с юной супругой я чувствовал себя старой развалиной.
– Дорогой Рауль, ты мне не нравишься! – озабоченно заявила Эмили, глядя, как я опустошаю третий стакан брусничного морса.
– После сегодняшней ночи я надеялся на другое, – хмыкнул я и снова потянулся за графином.
– Ты себя хорошо чувствуешь? Что у тебя с рукой? – продолжала расспрашивать она.
– А что у меня с рукой? – Я покрутил у себя перед носом правой, которой наливал напиток. – Всё нормально.
– Я про другую.
– С чего ты взяла, что с нею что-то не так?
– Ты наливаешь и берёшь стакан одной и той же рукой, – насупившись, ответила Эмилия.
Я вздохнул.
– Дорогая, ты очень проницательна. С моей рукой ничего страшного. Я просто порезался.
– Как?!
– Довольно сильно, – признался я.
Если честно, такая забота подкупала. И мне очень хотелось, чтобы меня пожалели. Да, я мужчина. Я сильный. Всё такое… Но разве я не заслужил немного тепла после такого подвига?
– Нет, я не об этом. Я не понимаю, как ты умудрился порезаться? – уточнила супруга, потрясённо глядя на мою левую руку, бережно уложенную на стол.
– Ножом, – обезоруживающе улыбнулся я, демонстрируя, что если не хочу чего-то говорить, то не скажу.
– Сильно болит? А ты хорошо перевязал? Может, нужно чем-то смазать?.. Или приложить компресс?
Наконец-то на меня посыпалось долгожданное внимание, и я поплыл под его потоком, как снежок на солнышке.
…А может, сказывалась потеря крови.
Острая боль в ране прошла, но ноющая осталась. Даже заживляющий бальзам не мог её заглушить. Зато после него не оставалось шрамов, не то у меня вся рука была бы поперечно-полосатая за столько-то лет брачной жизни! Правда, не от каждой своей супруги я спешил получить детей. С некоторыми изначально сочетался браком, исключительно чтобы упростить следственные мероприятия. И заодно разнообразить интимную жизнь, чего уж. К счастью, для зелья, лишающего потенциальных потомков магии, кровь была не нужна.
Поток тревожных вопросов прервался, стоило слугам внести горячее. Эмилия в очередной раз проявила здравый смысл, чутко угадав, когда следует замолчать.
Мы неспешно пообедали. Я поинтересовался, чем жена занималась до обеда, но выяснилось, что мастерская беспокоила её больше, чем я. Это было вовсе не так интересно, как когда было наоборот.
После трапезы супруга милосердно предложила мне отдохнуть, потому что я «совсем бледный». Поиграть в больного было очень соблазнительно. Я представил, как Эмили будет вокруг меня порхать, спрашивать, чего я хочу, исполнять мои желания, и искушение стало почти непреодолимым.
Но я обещал!
К тому же мне никто не мешает сыграть в больного потом. Больного, который принёс себя в жертву во имя любви!
И теперь очень устал и весь страдает.
Можете начинать порхать, вот он я, лежу в ожидании…
…принёс себя в жертву любви и неотложным делам государственной важности! Так звучит представительнее.
– Дорогая Эмили, мне нужно закончить одно дело, и мы отправимся на наше чердачное свидание, – мечтательно улыбнулся я, поднимаясь.
– Дорогой Рауль, вы уверены, что в результате этого дела вы не получите дополнительных увечий? – В голосе жены звучали неопределимые нотки: то ли тревоги, то ли сарказма.
– Милая моя Эмилия, ни в коем случае!
Теперь, после обеда и порции внимания, я был готов к общению с Эриком. На голодный желудок это была непосильная задача. Я постарался очень деликатно выспросить, что заставило короля усомниться в целительских талантах собственных врачей и в чём именно заключается монарший недуг. Также пообещал вскорости вернуться и разогнать тех, кто есть, и пригнать тех, кого нет, для скорейшего выздоровления его величества.
Пока я опускал ответ в королевский почтовик, в соседнем, из дворца, что-то стукнуло. Я открыл и обнаружил письмо от ноя Ёнклифа. Как поспешно неуважаемый ной реагирует на письма не его жены!
После нашего с Эмилией обсуждения по мотивам её письма я понял, что она хотела донести до несостоявшегося (к счастью) жениха. И меня распирало от любопытства узнать, как её понял «Олли».
«Уважаемая нэйра Эмилия», – начал он своё письмо, и я был вынужден признать, что воспитательные методы супруги действовали. «Очень оскорбительными показались мне ваши слова». Вот! Даже совершенно постороннему мужчине такая интерпретация моей пьесы показалась оскорбительной!
«Особенно меня задели намёки на розги! С чего вы взяли, что отец меня порол?» Олли-Олли, ну зачем же так сразу сдавать себя с потрохами?
«Я доверился вам в моих надеждах и чаяниях, а вы растоптали мои светлые чувства!» Всё же зря, наверное, я так поторопился насчёт изъятия у него яда… Такой повод – и мимо!