– Рауль, но как женщина может заботиться о муже, если он путешествует, а она – сидит у домашнего очага?!
– К тому же это непросто, – ушёл от ответа муж. – Чисто физически. Мужчине легче перенести тяготы дальней дороги. Он устроен немного по-другому, – с намёком на что-то очень ему очевидное добавил он.
– Я бы потерпела. Там, наверное, и люди совсем другие?
Меня увлекла мысль посмотреть своими глазами на государство, где женщины наравне с мужчинами могут обучаться магии и даже получать наследство.
– Люди, милая моя Эмилия, везде одинаковы. Ими движут одни и те же мотивы. Они в той же степени подвержены порокам и страстям.
– Но если всё так, как ты рассказываешь, у женщины в Епроне больше возможностей!
– Ты думаешь, это хорошо? – усмехнулся Рауль. – Свобода – это тяжкий груз. А женщина – как бутон хрупкого весенника: существо слабое и нежное.
– Цветки весенника пробиваются наружу сквозь стылую землю и снег. Не такие они и хрупкие! Моя мама не была хрупким бутоном! – возмутилась я. – Почему то, что нажили её родители, досталось не ей, а её дяде?! Если бы мама получила наследство, возможно, её жизнь сложилась бы совсем по-другому!
– По-другому – не значит лучше, – с философским спокойствием ответил супруг. – Она могла стать жертвой какого-нибудь непорядочного человека, охотника за богатствами.
– То есть разница между Епроном и нашим королевством только в том, что там стать жертвой непорядочных людей могут и женщины, и мужчины, а у нас только женщины? – Я всё-таки произнесла это вслух. – Потому наших мужчин от непорядочных женщин защищают законы?
Рауль посмотрел на меня, будто не понимал, о чём я говорю. Но ведь это очевидно! Если женщина всё равно ни при каких условиях не получит богатства в своё распоряжение, какой смысл покушаться на мужчину?
– Ты всё не так понимаешь, – успокаивающим тоном проговорил супруг.
– Да? А как я должна всё понимать? – Я сложила руки на груди.
– Наши законы защищают женщин. – Герцог, опираясь локтями о кресло, развёл руки ладонями кверху, будто показывал, что ничего не скрывает. – Защищают от тягот ответственности, от необходимости заботиться о хлебе насущном, от сложных решений, позволяя женщине жить спокойно и безбедно.
– Что-то я не вижу, чтобы селянки жили очень богато… – фыркнула я.
– Но и с голода они не умирают!
– …или нэйра Ода, моя дорогая мачеха!
– Поэтому юная нойлен должна правильно выбрать того мужчину, который будет о ней заботиться.
– А может, нойлен хочет чего-то другого? – подскочила я. – Может, нойлен хочет заботиться о себе сама!
– Но зачем?! – искренне, как мне показалось, удивился герцог.
– Вот ты согласился бы снять со своих плеч ответственность, чтобы кто-то другой о тебе заботился и всё за тебя решал?! – показала я на него рукой.
– Это другое!
Я выжидающе смотрела на него.
Плечи Рауля неожиданно опали.
– Знаешь, да! – глядя мне в глаза, признался он. – Иногда мне очень хочется, чтобы кто-то другой тащил всё это на себе. – Он перевёл взгляд на огонь в камине. – Кто-то другой принимал решения. Стал любимой палочкой-выручалочкой короля. Нёс ответственность за будущее Драгаарда, а то и всего королевства…
Он поморщился, как от зубной боли. А потом снова посмотрел на меня:
– Но, во-первых, каждому из нас Фройей предписан свой путь. Каждому дана его ноша. И каждый должен её нести. – И замолчал.
– А во-вторых?
– А во-вторых, это проходит, – улыбнулся супруг. – Слушай, какие у нас с тобой сегодня серьёзные разговоры выходят.
Мне показалось, что он сказал это как-то недовольно.
– Мне нравится! – быстро отреагировала я. – Ты очень интересно рассказываешь. Заставляешь задуматься о том, о чём я не думала раньше.
– Не уверен, что это хорошо, – усмехнулся Рауль, но не зло. Скорее задумчиво.
– Это хорошо! Это очень хорошо! Наверное, в этом заключается твой путь, – постаралась я убедить супруга. – Спасибо тебе. Теперь я знаю, что ответить ною Ёнклифу.
Герцог снова поморщился, как от зубной боли.
Моя голова была переполнена информацией, и мне нужно было немного подумать. Желательно в одиночестве.
– Можно я схожу проверить, как дела в мастерской? – заискивающе склонив голову набок, спросила я у супруга.
– Да, конечно. Сходи. – Голос супруга прозвучал как-то устало. Словно разом стих ветер, нёсший его корабль, и паруса безвольно повисли.
– Но если хочешь, я не пойду!
– Иди-иди. Я тоже пойду. Поработаю. – Он оттолкнулся от кресла руками и выпрямился.
Хороший у меня муж.
Только непонятный.
Глава 47, в которой выясняется, что разговор супругов заставил задуматься не только Эмилию
За сегодняшний день в моей жизни случилось столько, сколько порой и за месяц не происходило.
Сначала зелье, которое словно не полдня забрало, а полжизни высосало.
Потом кровать на чердаке. Как давно она там стоит? Кто ею пользовался? Как Эмилия её нашла?
Первой моей мыслью было, что моя супруга знала ответы на все эти вопросы и привела меня к этому месту специально. Возможно, чтобы показать, какой информацией она обладает. Подозрительность заставила меня перебрать в голове все возможные варианты.
Отец здесь изменял матери и у меня всё же есть неучтённый родственник? Мать наставляла рога отцу и я – бастард? Это объяснило бы отношение отца ко мне и к матери. Хотя лёд мне давался легче других видов магии. Кто-то из моих многочисленных жён завёл здесь шашни со стражником? Ключи отсюда были только у Йохана и Лотты. Но чердак никогда не считался чем-то особенно ценным. Опять же, мне ведь удавалось своровать ключ у дворецкого? Когда бы он его хватился?
Самым безопасным представлялся вариант, что любовное гнёздышко здесь свили дворецкий и экономка, если Эмилия оказалась права и между ними действительно что-то было. Обидно, конечно, что слуги за спиной хозяев устроили себе такие королевские покои. Среди чердачного хлама.
Обидно и смешно.
По крайней мере, этот вариант ничем не грозит.
Но чем больше я наблюдал за супругой, тем больше склонялся к мысли, что она действительно набрела на балдахин случайно. Что в её действиях не было ничего крамольного. Может, тринадцатой жене стоит доверять чуточку больше?
…А потом мы заблудились.
От паники я в какой-то момент просто соображать перестал. Потом, правда, рассудок вернулся. Но не знаю, как я отреагировал бы в той ситуации, если бы в панику впала Эмили. Если бы она начала орать, психовать, обвинять меня… Конечно, в возникшем положении был виноват я. По своей обычной привычке, не подумал, что такое может случиться. Хотя меня это не оправдывает.
Но спокойствие и молчаливая поддержка супруги оказались для меня неожиданно ценны. Сейчас, когда я вспоминал своё состояние там, в темноте и беспомощности, я понял её слова о Леире. Эмилия говорила о том, что сын в конце концов получил отеческое признание. Честно говоря, когда писалась эта пьеса, я в глубине души представлял себя на месте Бруно. Но только теперь понял, что он должен был испытывать на самом деле.
Искренняя вера в тебя даёт силы.
Расправляет плечи.
Даёт стимул жить.
И то, что Эмили перестала скрывать свою переписку с Ёнклифом, тоже было для меня ценно. Только её отношения с Броквистом пока оставались в тени. Но, возможно, нужно просто дать ей время?
Разговор в гостиной тоже заставил меня задуматься.
Готов ли я отказаться от ответственности? Когда-то мне очень льстила близость к королю и особое положение при дворе. Потом я просто принял это как данность. За всё приходится платить. Я платил нервами, силами, временем, свободой. Но вопрос Эмилии заставил меня остановиться и оглянуться.
И я понял, как устал.
Устал от двора, политики, интриг, короля…
Мне было хорошо дома. Писать в своём кабинете, бродить по округе с женой, заниматься с нею любовью.
Разговаривать.
Да, пока нам было трудно найти общие темы, ведь мы практически не знали друг друга. Но когда они находились, Эмилия неизменно поражала меня смелостью взглядов.
Наверное, как когда-то давно я сам был таким глотком свежего воздуха для Эрика.
Жаль, что со временем воздух застоялся.
…А ещё я представил, что мы с Эмилией могли бы отправиться в путешествие. Ненадолго. Ничего же не случится в мире и даже в отдельно взятом Драгаарде, если мы месяц-другой проведём где-нибудь далеко, где я ни разу не был? Сколько новых сюжетов может родиться за это время!
Мысль была такой соблазнительной, что отказываться от неё не хотелось, хоть плачь. Но, во-первых, мне пришлось бы признаться, что я и есть тот «пиит», от которого Эмилия не в восторге. Она выходила замуж за герцога, Правую Руку короля, а супруг оказался фигляром. Неравноценная замена.
А во-вторых, эту идею не одобрит его величество. Старый конь не резво скачет, зато знает упряжь и не брыкается. Да и вообще Эрик не отдаст то, что ему принадлежит, даже если этим не пользуется.
А мною он пользуется.
Я поднялся в отцовский кабинет.
Ответа от короля не было. Ну и ладно. Может, я ему тоже надоел? Это было бы очень своевременно. Потому что у меня не было никакого желания возвращаться во дворец. И даже в столицу.
Но премьера пьесы бывает только один раз в жизни.
Я спустился в лабораторию и отлил зелья в крошечный флакончик. Зачем печалиться о несбыточном? Лучше радоваться насущному.
После ужина Эмилия позвала меня к себе в мастерскую: обсудить, как лучше обустроить пространство, где повесить новые светильники, и расспросить, как они заряжаются. Такое простое действие вызвало в ней живейший интерес.
Потом мы поднялись в её будущий кабинет. Эмили с таким трепетом рассказывала, как она всё планирует организовать, что у меня язык не повернулся сказать какую-нибудь колкость. Ведь у неё может и получиться. Мама же как-то справлялась? Правда, ей досталась уже работающая система, а Эмилии предстояло организовывать с нуля всё, что было разрушено. Но она не производила впечатления легкомысленной вертихвостки, которая всё бросит на полпути.