В голову сразу полезли разные глупости. Как на меня посмотрят в высшем свете? О чём кумушки станут шептаться за нашими спинами? Соответствую ли я герцогу?
Я ощущала себя самозванкой.
Чтобы не портить настроение, я решила отвлечься от панических мыслей. Настроения читать Сказкаарда у меня не было. Сегодня я буду его смотреть. Зато я могу отправить письма бонны. Точнее, письма бонне. Чтобы чем-нибудь себя занять, я решила сложить письма по порядку.
Вот так я и нашла его.
Все письма были адресованы ми Дуве и имели штемпель Королевской почты, и только одно никогда не было отправлено. Неудивительно, что я не обратила на него внимания сразу. Почерк бонны ми Дуве почти один в один совпадал с буковками её компаньонки по переписке, ми Гелы, и мало отличался от почерка моей гувернантки. Образцовое каллиграфическое начертание, какое бывает у учительниц.
Меня наполнило чувство удовлетворения – хотя бы ради этого письма стоило затеять это всё. Наконец-то приятельница бонны его получит. Интересно, что она испытает, прочитав привет из далёкого прошлого?
Странно, почему письмо так и не было отправлено? Конверт оказался не запечатан, и я раскрыла листок просто для того, чтобы посмотреть дату, но глаз зацепился за последнюю строчку: «Даже немного жаль, дорогая Гела, что я не узнаю, чем закончится этот скандал».
Скандал.
Я всё же посмотрела на дату. Не знаю, когда именно случилась трагедия с семьёй Эльдбергов, но примерно в это время.
Слово «скандал» манило как магнитом. Неужели это тот самый документ, которого так жаждал Броквист?
Я, конечно, отправлю его адресату.
Но ми Дуве уже давно нет в живых. Не факт, что жива её знакомая. Ведь никто не пострадает, если я одним глазком загляну в письмецо?
«Доброго тебе здоровья, дорогая моя Гелочка! Ты даже представить не можешь, свидетелем чего мне сегодня случайно посчастливилось стать!» – с ходу заинтриговала меня бонна, хотя в «случайно» я поверила не до конца. «Я уже писала тебе, что отношения у герцога с женой весьма… специфического плана. Ну и Годин им судья. Нэрр Нильс чрезмерно строг к своим отпрыскам, а нэйра Каталина, напротив, слишком их балует. Я ей всегда, всегда говорила, что добром это не кончится! И вот, я как в воду глядела! Старший сын герцога отличился так, что мне даже думать об этом стыдно, не говоря о том, чтобы писать».
Следующая фраза была написана с новой строки: «Он сочинил срамную поэму!»
Я дважды перечитала эту строчку.
А потом ещё дважды, прежде чем перейти к следующей.
«Мало того, бесстыдник взялся писать о священном! Как светлоликая Фрейн его за такой поклёп на месте не покарала? Он такое про неё написал!.. Такое!.. Я потом при случае тебе скопирую, чтобы ты могла оценить всю мерзость!»
В памяти моей всплыло, что «Ода ожерелью» была опубликована четырнадцать лет назад. Но разум отказывался верить в то, что её автором был мой дорогой Рауль.
Так вот она, та самая тайна Эльдбергов! Паршивая овца семьи под личиной Правой Руки короля!
«И что самое ужасное, его поэму опубликовали! – продолжала делиться ми Дуве. – Хвала Годину, мальчишке хватило ума не позорить родовое имя. Но правда всё равно всплыла. Нет недостатка хуже гордыни, а мальчишка решил похвастаться своему приятелю Херберту. Это сирота, принятый герцогом на воспитание, я тебе писала. Его-то и поймали с книжонкой. Какой тут начался скандал!»
Могу себе представить.
Отец и так относился к Раулю весьма прохладно, а тут такой стыд. Настоящее позорище!
«Но, как выяснилось, дорогая моя Гела, это не всё! Совершенно случайно мне посчастливилось услышать продолжение. Я шла к герцогу, чтобы попросить разрешения на одну книгу из библиотеки (он просто помешан на ней, не даёт ничего выносить), и поднималась к нему в башню. На лестнице я услышала крики. Пришлось подняться выше, чтобы разобрать слова». – Разумеется, «пришлось» совершенно случайно. – «“Это твоя дурная кровь!” – кричал герцог.
“Отчего же твоя кристально чистая её не перебила? – осмелилась возражать его супруга. – Не оттого ль, что ритуал зачатия первенца можно провести лишь единожды?!”
“Не смей обвинять меня!” – заорал нэрр Нильс так, что я чуть не оглохла.
“А то что? – спокойно, но очень чётко произнесла герцогиня. – Думаешь, я не знаю о твоей столичной «шалости»? Теперь можешь ни в чём себя не ограничивать: от этой дряни ублюдков ты больше можешь не бояться”.
“Что ты сказала?”
Я хоть и стояла на лестнице, но испугалась так, что чуть не оконфузилась, таким тоном спросил герцог.
“Что слышал! А если она попробует ещё раз обо мне или моих детях слово дурное сказать, то как-нибудь и не проснётся! Я тоже кое-что умею! И своих детей в обиду не дам!”
Я услыхала шаги сверху и поспешила вниз, испугавшись, что меня поймают за подслушиванием. Я старалась спускаться бесшумно, но мне казалось, стук шагов окружает меня со всех сторон, сверху, снизу, везде. Дорогая моя Гелочка, я такого натерпелась в то мгновение!»
А вот не надо было подслушивать!
«Подумать только! Нэйра Каталина использовала свою целительскую магию, чтобы лишить соперницу способности зачать! Какой позор! Немудрено, что от дурной крови родился такой беспутник, как Рауль!
Завтра нэрр Нильс и нэйра Каталина отправляются кораблём в столицу. Я остаюсь в Драгаарде. Не выношу качку. Даже немного жаль, дорогая Гела, что я не узнаю, чем закончится этот скандал».
Я сидела как громом поражённая. Наверное, поэтому не обратила внимания, когда бумага под пальцами затлела и в следующий момент полыхнула огненными языками. Я едва успела добежать до камина, как она рассыпалась белым пеплом.
Я только что спалила документ, который искал Броквист.
И ни капли об этом не жалела.
Итак, мой дорогой Рауль и есть автор бессмертной «Оды». Теперь многое прояснялось. Его слова о гибели родных, что он был виноват, но остался жив. Правда, он не знал, что погибшие тоже не были невиновны.
Во всяком случае, родители.
О Годин, в каком же гадючьем гнезде вырос мой дорогой супруг!
Как он при этом сумел сохранить ясность мысли и веру в людей? Хотя с верой у него как раз не очень хорошо вышло, если учитывать, что Вилли Сказкаард убивает всех своих героев.
Не уверена: пьесы под этим псевдонимом писал сам Эльдберг или, как он когда-то говорил, кто-то другой использовал его имя? Что-то подсказывало, что сам.
Зато стало понятно, откуда взялся такой драматизм в его трагедиях. И что заставило его так измениться.
Мой бедный, бедный Рауль!
Глава 52, в которой происходит то ещё шоу. Публика в шоке
Когда я вернулся в особняк, Эмилия была уже собрана и выглядела потрясающе. Я просто залюбовался. Лицо её выражало решимость.
Мне бы она тоже не помешала.
Не то чтобы я сильно боялся провала… Всё же до этого момента все мои пьесы имели успех.
Но всё когда-нибудь случается впервые.
Особенно когда главную роль исполняет твоя брошенная любовница. Женщины – они такие женщины… Будь на её месте мужчина, у него хватило бы здравого смысла, чтобы понять: устраивать скандал – не в его интересах. Но, с другой стороны, мужчина не стал бы моей любовницей.
И вообще, мир искусства – как сама Фрейн: никогда не знаешь, каким боком к тебе повернётся в следующий момент. Публика капризна и переменчива. Сегодня ты в моде, завтра на сходе.
В общем, в душе меня изрядно потряхивало.
Как все пятнадцать раз до этого.
Кажется, я что-то уронил в холле, уже не помню что. Взял с собою папку с деловыми документами, а когда супруга поинтересовалась, что я собираюсь с ними делать в театре, попытался засунуть её в подставку для зонтов. А когда я надел её шапку вместо своей, жена спросила, как я себя чувствую. Я честно ответил, что с трудом. Но в театр мы всё равно поедем. При любой погоде и в любом самочувствии.
Она кивнула.
Фройя, как же мне повезло с женой!
Только в театре я вспомнил, что премьера не только у меня, но и у Эмилии. Даже если бы я очень хотел об этом забыть, прицельные взгляды зевак не дали бы мне это сделать. К нам подходили поприветствовать даже те, кого я впервые в жизни видел. Наверное, чтобы убедиться, что Эмили существует на самом деле, а не является плодом их воображения.
Я постарался минимизировать наше пребывание на публике, но всё равно путь к нашей ложе показался мне бесконечным.
Однако и там мы не нашли покоя. Сотни глаз были направлены на наш балкон, будто темы интереснее в столице не было. Хозяева соседних лож посчитали своим долгом промахнуться дверцей и выразить почтение. А потом к нам заглянули любимые родственники.
– Дорогой нэрр-герцог, вы не возражаете, если я ненадолго похищу у вас свою дочь, а взамен оставлю моих очаровательных дам? – обратился ко мне нэрр Берген и, прежде чем я сумел справиться с остолбенением, уволок Эмили в коридор.
– Ах, как у вас тут мило! – воскликнула нэйра Ода, присаживаясь на свободное кресло.
Следует заметить, что на плечах нэйры красовалась шаль драгаардского производства.
– Отсюда видно гораздо лучше! – с явным намёком заметила нойлен Хильда.
Её плечи украшал палантин из того же источника. Видимо, тесть провёл качественную разъяснительную работу с домашними.
Жаль, что она не включала пункты о приличиях.
– Вы совершенно правы, – согласился я.
При желании в моей ложе могли разместиться пять человек.
Но желания не было.
У меня – точно.
– Как вы думаете, о чём будет сегодняшняя пьеса? – попыталась замять неловкий момент нэйра Ода.
– Судя по тому, что пьеса называется «Проклятье Лохи», о Лохи и его проклятье, – «предположил» я.
– Думаете, Сказкаард осмелится покуситься на божественные истории? – ужаснулась нойлен Хильда.
Нэйра Ода выразительно замахала веером, глядя в занавес на сцене. Видимо, она была в курсе, что для Вилли это не первое покушение.