В дверь постучали, и я захлопнула ноутбук.
– Да? – крикнула я.
Мама заглянула в дверь и выпучила глаза, увидев мой макияж:
– Что у тебя на лице? Ладно, неважно. Слушай, я должна встретиться с папой в офисе Марджори, чтобы разобраться с документами по оценке дома. Это может занять какое-то время, поэтому я поставила в духовку замороженную лазанью, ладно?
– А что не так с документами? – спросила я.
Оценщик приходил в субботу и три часа осматривал каждый сантиметр дома. У него ушло два дня на то, чтобы написать отчет на двадцати четырех страницах.
Мама вздохнула и прислонилась к дверному проему:
– Покупатели просят уступить им в цене. Они хотят сохранить какие-то деньги на ремонт, в котором дом явно нуждается. – Она закатила глаза. – Во всяком случае, по словам оценщика.
– Сколько они просят?
Мама надула щеки и выдохнула:
– Девять с половиной тысяч долларов.
– Что? Это почти вся сумма, что они добавили во время торгов! Они могут вот так просто потребовать ее вернуть?
– Если в документах написано, что столько стоит ремонт дома, тогда да.
– О господи, это нечто невероятное. Мы можем отказаться?
Мама кивнула:
– Да. Но тогда покупатели могут отказаться от сделки, и придется начинать все с начала.
Мама выглядела очень бледной и уставшей. К тому же она почти не накрасилась.
Я откинулась на спинку стула.
– Тебя все это не бесит? – спросила я.
Мама безучастно смотрела в мое окно:
– Да… Нет… Частично…
– Тогда почему ты согласилась на это?
Мама ответила мне только через несколько секунд. Возможно, потому, что решала, что делать: ответить как обычно или честно.
– Потому что это верный выбор для нашей семьи. И это важно для папы.
Привычный ответ.
– Да ладно, – махнула я рукой. – Единственное, что важно для папы, это произвести впечатление на людей.
Мама резко перевела взгляд на меня.
– Это совершенная неправда, – решительно заявила она. – Наша семья всегда стояла у папы на первом месте.
И снова привычная родительская речь.
– Ха, – сказала я. – Как смешно.
Брови мамы сошлись на переносице, она нахмурилась:
– Почему тебе смешно?
Я крутанулась на стуле, чтобы смотреть прямо на нее:
– Потому что мы для отца просто прикрытие! Он использует семью, чтобы оправдать собственные амбиции.
Мама отпрянула:
– Мы – причина его амбиций.
– Нет, это не так! – закричала я.
– О, правда? Тогда что еще, Блайт? – с иронией спросила мама. – Что это, как ты думаешь?
Мне стоило замолчать. Стоило сказать: «Мне все равно» – и закрыть рот. Но я этого не сделала.
– Неуверенность! Его амбициями движет неуверенность, а не любовь! – Я высказала все, что хотела.
Мама всплеснула руками и шагнула ко мне:
– И что? Даже если и так, то что? Никто не идеален, Блайт, включая твоего отца. Если в нем есть недостатки, то их надо исправить, и мы поможем ему в этом.
– Но это такая чушь! – заявила я. – Почему, вместо того чтобы исправлять, ты не можешь просто убедить его перестать всем доказывать, что он крутой альфа-самец?
– Я пытаюсь сделать это на протяжении двадцати лет! – крикнула мама. – Но у меня не получается! Отцу нужно преодолеть все это, чтобы попасть туда, где он будет чувствовать себя на своем месте. Только тогда он может остановиться. Только так сможет примириться с собой.
– Ради чего? – вскрикнула я. – Что такого плохого он сделал? Ничего! Ему нечего исправлять!
– Ты не понимаешь! – закричала мама, а потом вдруг замолчала. Она опустила руки и вытянулась по струнке. Сделала успокаивающий вдох и продолжила: – Есть вещи, касающиеся меня и твоего отца, которые ты знать не должна, Блайт. Я понимаю, что этот переезд тяжел для тебя, но ты должна доверять отцу. Я знаю, что мы делаем. – Она посмотрела на свои золотые часы с алмазами: – Мне пора бежать. Я установлю таймер для лазаньи. Пожалуйста, накорми Зака.
Мама послала мне сдержанный воздушный поцелуй и ушла.
Зазвонил мой сотовый. Тара!
Глава 19
Я не стала здороваться. Просто сразу выпалила:
– Ты все еще злишься на меня, Ти? Мне так жаль.
– Уже успокоилась. Но лучше бы ты нашла уважительную причину объяснить, почему ты забыла про нас.
Голос подружки был дружелюбным – прямо бальзам на душу.
– Поцелуи с парнем считаются? – спросила я.
– Что? Подожди. С каким парнем?
– Люк Павел. Он выпускник.
– Это не тот, о котором ты упоминала в кафе?
– Ага.
– Я думала, он тебе не нравится.
– Теперь нравится. Очень. Никогда не догадаешься, где он поцеловал меня.
– Эм, надеюсь, это был поцелуй в губы, а то у тебя будут неприятности.
– Нет! Я имею в виду, ты никогда не догадаешься, где мы находились.
– В твоей машине?
– Нет.
– Под трибунами? По-моему, там целовались в прошлом веке.
– Не-а.
– В кровати родителей?
– Фу! Нет.
– В книгохранилище библиотеки?
– Нет. Говорю же, никогда не догадаешься.
– В папином кабинете?
– Нет. Слушай…
– О! – выдохнула Тара. – Отбывая какое-нибудь наказание? У вас там личный «Клуб „Завтрак“»?
– Нет. Тара, помолчи. Ты никогда…
– В грязном туалете на заправке?
– Тара, ЗАТКНИСЬ. Ты НИКОГДА не догадаешься.
– Тогда почему мы вообще об этом говорим?
– О господи! Забудь, что мы целовались. Давай снова перестанем разговаривать друг с другом.
Тара начала хихикать.
– Ты зло, – сказала я.
– Знаю. Но кто-то же должен быть им. Давай уже выкладывай грязные подробности. Господи, зачем ты тянешь кота за яйца?
Мы проболтали больше часа. И наши отношения вернулись в привычное русло. На следующий день после школы у Тары была назначена встреча с дантистом, поэтому мы договорились попить кофе в среду, а в пятницу вечером пойти на баскетбольный матч команды Меритона. Сразу после этого я начала составлять план, как сфотографировать Голубого коня. Я не могла рассказать Таре о задании. Даже если бы «Гонка старшеклассников» не проходила под грифом «секретно», рассказ именно об этом задании будет воспринят в Меритоне не особенно хорошо. Тем более если об этом расскажу я. Нет. Я должна все сделать самостоятельно. Пойду на игру, найду символ, поеду домой, загружу фотографию – и дело сделано. Я знала, что, будь такая возможность, Тара бы мне помогла, поэтому придумала такой план, по которому она обязательно станет моим сообщником, даже не подозревая об этом.
Неделя подходила к концу. Мы все время болтали с Люком в Сети и несколько раз прогулялись вместе после школы. Нам редко удавалось выкроить свободное время. Больше мы не целовались, но случались моменты, когда мы были близки к этому. Но что-то всегда нам мешало. Вообще-то, «мешало» – неверное слово, потому что каждый раз, когда мы не могли поцеловаться, притяжение между нами становилось все сильнее. Я очень хотела позвать Люка с собой на баскетбол в Меритон, но понимала, что тогда не смогу сделать снимок, потусоваться с Тарой и встретиться со своими старыми друзьями. Поэтому мы с Люком составили совместные планы на субботу. Нерушимые, как скала.
Что касается продажи дома, то переговоры с покупателями из-за отчета вызвали некоторые трудности. Так что «день дурака» был совершенно свободен. На самом деле я немного расстроилась, потому что, чем ближе к Эш-Гроув, тем ближе к Люку. Но при этом я была благодарна за то дополнительное время, которое могу провести в моей чудесной розовой спальне.
Что касается лучших подруг, то мы с Тарой встретились в среду в «Дэйли Гринд». Там же были Сериз, Вероника и Мелисса, мне даже показалось, что мы никогда не расставались. Мы обсуждали школу, последние сплетни и парней. Я рассказала им о Люке. Мелисса несколько раз ходила на свидание с парнем, который вместе с ней посещал уроки испанского. Тара доложила о значительном прогрессе в отношениях со своим возлюбленным, Джеймсом Форсбергом, выпускником и капитаном баскетбольной команды. Я мысленно отметила это, так как подумала, что в пятницу вечером это может пригодиться. Тот день в «Дэйли Гринд» стал первым со времен моего перехода в Эш-Гроув, когда я почувствовала себя вновь одной из самых популярных девчонок. Я не могла дождаться, когда снова увижу девчонок на игре.
В пятницу вечером я целый час прособиралась на игру. Не могла решить, что надеть: трапециевидную блузку с легинсами или многослойную мини-юбку с майкой. Все это время Зак не прекращал ныть, упрашивая меня взять его с собой на игру:
– Ну же, Блайт. Там будут и мои старые друзья тоже.
– Вот пусть они тебя и забирают.
Не очень доброжелательно с моей стороны говорить такое, но брат целых два часа надоедал мне. Когда Зак что-то задумал, то не уймется, пока не получит желаемое. Когда-нибудь он станет хорошим продавцом. Или успешным переговорщиком.
– Я не буду доставать тебя, – ныл Зак. – Не буду к тебе лезть. Не буду разговаривать с твоими друзьями. Притворюсь невидимкой.
– О, конечно! Маме с папой это понравится, – усмехнулась я.
– Так не говори им. Господи, мне почти тринадцать. Я могу высидеть баскетбольную игру. Мне не нужна нянька.
– Все равно я несу за тебя ответственность.
Зак вытянулся поперек одежды, лежащей на моей кровати, и попробовал новую тактику:
– Подумай о маме с папой. Еще один вечер… в одиночестве в этом доме… Ты знаешь, они это оценят.
Если бы мама с папой в последнее время так не нервничали, то я бы подумала, что этот аргумент притянут за уши. Но дело в том, что брат прав. Я вытянула из-под его задницы шелковую блузку:
– Слезь с моей одежды! Видишь? Ты даже на кровать не можешь лечь нормально.
Зак подскочил на ноги:
– Слез! Посмотри, я слез! Сегодня я буду делать все, что ты скажешь. Только не что-нибудь совсем противное. Но даже тогда я учту твое мнение.
Я засмеялась, и это стало ошибкой, ведь Зак понял, что дело в шляпе. Затем вздохнула и сказала: