орого дела шли слишком хорошо, включая несоразмерную помощь от британцев. Что касается дел с королем, я положился на совместные действия Уингейта и Алленби, его кассиров. Я решил отправиться в Египет лично, чтобы получить с них письма в достаточно твердом тоне. В Каире Доуни согласился и на перемещение южных регулярных частей, и на независимое наступление. Мы пришли к Уингейту, обсудили идею и убедили его, что она хороша. Он написал письмо к королю Хуссейну, настоятельно советуя поддержать Фейсала подкреплением. Под моим давлением он дал королю понять, что продолжение субсидий на войну зависит от того, последует ли он нашему совету; но он отказался от строгости, и письмо было выдержано в вежливых тонах, что было неверным ходом по отношению к упрямому и подозрительному старику из Мекки.
Но попытка была для нас такой многообещающей, что мы отправились к Алленби просить его помощи в деле с королем. В Генеральном штабе в воздухе чувствовались новые веяния. Весь штаб, как обычно, пульсировал энергией и надеждами, но теперь в необычайной степени проявлялись логика и координация действий. Алленби обладал удивительной слепотой в выборе людей, многим обязанной его положительному величию, в свете которого достоинства его подчиненных казались поверхностными; но недовольный этим Четвод снова вмешался, направив Бартоломью, своего собственного начальника штаба, на третье место в иерархии. Бартоломью, воображение которого не было, как у Доуни, сформировано многими чуждыми сторонами, был еще более сложным, еще более отполированным солдатом, более осторожным и сознательным, и казался дружелюбным лидером команды.
Мы развернули перед ним наш план, чтобы пустить дело в ход уже осенью, надеясь нашими усилиями дать ему возможность впоследствии прийти нам на помощь. Он слушал, улыбаясь, и затем сказал, что мы опоздали на три дня. Их новая армия прибудет из Месопотамии и Индии, делаются многообещающие успехи в формировании и обучении отрядов. К пятнадцатому июня на закрытой конференции утвердилось мнение, что армия будет способна к подкрепленному генеральному наступлению в сентябре.
В самом деле, тучи над нами развеивались; мы пришли к Алленби, и он сказал прямо, что в конце сентября предпримет крупную атаку, чтобы выполнить план Смутса, включая Дамаск и Алеппо. Нашей ролью, как определили весной, будет рейд на Дераа, на двух тысячах новых верблюдов. Время и подробности будут установлены в течение недели, когда расчеты Бартоломью обретут очертания.
Наши надежды на победу слишком часто вспыхивали мне, чтобы принимать их за верное дело; и вот, для верности, я получил благословение Алленби на переброску контингентов Али и Абдуллы, облаченных в хаки, чтобы выступить с подкреплением в Джидду, где я добился не большего успеха, чем ожидал. Король отвернулся от моей цели и под предлогом рамадана нашел пристанище в Мекке, своей недоступной столице. Мы разговаривали по телефону, и, когда беседа принимала опасный оборот, король Хуссейн ссылался на плохую связь в Мекке. Ум мой был слишком загружен, чтобы разыгрывать комедию, и я повесил трубку, положил письма Фейсала, Уингейта и Алленби нераспечатанными в свою сумку и вернулся в Каир следующим пароходом.
Книга IX. В последнем усилии
Алленби, когда вскоре возникло подкрепление из Индии и Месопотамии, превзошедшее все чаяния, смог планировать наступление на осень. При ближайшей расстановке сил с каждой стороны победа зависела от того, чтобы тонко внушить туркам, что основная угроза для них еще лежит за Иорданом.
Мы могли помочь в этом, затихнув на шесть недель и симулируя слабость, которая соблазнила бы турок на атаку.
Тогда арабы должны были выйти в решительный момент, перерезав железнодорожные коммуникации с Палестиной.
Такой блеф внутри блефа требовал максимальной точности, ведь равновесие могло быть нарушено как преждевременным отступлением турок в Палестину, так и их преждевременной атакой против арабов за Иорданом. Мы одолжили у Алленби немного имперских верблюжьих войск, чтобы придать больше красок нашей якобы критической ситуации; в то время как приготовления к атаке на Дераа велись без помех, если не считать несвоевременную эскападу короля Хуссейна.
Глава XCVIII
Одиннадцатого июля Доуни и я снова говорили с Алленби и Бартоломью, и, благодаря их великодушию и доверию, открыто видели работу ума генерала. Это был технический опыт, вселяющий уверенность и очень ценный для меня, ведь я в какой-то мере сам был генералом в своем странном представлении. Болс был в отлучке, пока разрабатывались планы. Сэр Уолтер Кэмпбелл также отсутствовал; Бартоломью и Эванс, их представители, задумывали перестроить армейский транспорт, независимо от формирований, с такой гибкостью, чтобы выдержать любое преследование.
Уверенность Алленби была подобна каменной стене. Перед атакой он ходил осматривать свои войска, тайно собранные и ожидающие сигнала, и говорил им, что собирается с их помощью взять тридцать тысяч пленных; и это, когда исход игры зависел от случайности! Бартоломью беспокоился больше. Он сказал, что реформа всей армии к сентябрю будет отчаянным делом, и даже если они будут готовы (в данный момент некоторые бригады жили так, как будто это был их первый переход), мы не можем ожидать, что атака пойдет по плану. Она может быть осуществлена лишь в прибрежном секторе, напротив Рамле, вокзала, где единственно можно собрать необходимый резерв припасов. Это казалось таким очевидным, и он не мог даже мечтать, что турки это прохлопают, хотя сейчас их расположение говорило о неведении.
Алленби планировал собрать костяк своей пехоты и всю кавалерию в апельсиновых и масличных рощах Рамле прямо к девятнадцатому сентября. Одновременно он намеревался предпринять в долине Иордана такую демонстрацию, что убедила бы турок подтянуть туда как можно больше войск. Два рейда на Сальт держали взгляд турок прикованным исключительно за Иорданом. Каждое движение туда со стороны британцев или арабов сопровождалось ответными предосторожностями со стороны турок, и это показывало, как же они напуганы. В прибрежном секторе, где таилась настоящая опасность, у врага, как нарочно, было мало людей. Победа зависела от того, сможем ли мы поддерживать в них это роковое заблуждение.
После успеха Майнерцхагена обман, для обычного генерала всего лишь остроумная hors d'œuvres[115] перед боем, стал для Алленби основным пунктом стратегии. Бартоломью должен был, соответственно, собрать (под Иерихоном) все палатки в Египте, переместить туда ветеринарные лечебницы и лазареты; поставить фальшивые лагеря, фальшивых лошадей и фальшивые войска туда, где найдется место; взорвать еще больше мостов через реку; собрать и поставить напротив вражеской местности все захваченные пушки; и в нужные дни обеспечить продвижение небоеспособных отрядов по пыльным дорогам, чтобы создать иллюзию приготовления к решительному часу атаки. В то же время Военно-Воздушные Силы должны были заполонить все небо отрядами новейших боевых машин. Такой перевес лишит врага преимущества рекогносцировки с воздуха.
Бартоломью хотел, чтобы мы, со своей стороны Аммана, поддержали его усилия со всей энергией и изобретательностью. В то же время он предупредил нас, что, даже при всем этом, успех висит на волоске, поскольку турки могут спасти себя и свою армию, заставив нас снова сосредоточиться, если просто отступят из своего прибрежного сектора на семь-восемь миль. Тогда Британская армия окажется в положении рыбы, выброшенной на сушу, когда ее железные дороги, ее тяжелая артиллерия, ее полевые склады, ее припасы, ее лагеря — все будет не на месте; и не будет оливковых рощ, где можно укрыться, чтобы сосредоточиться в следующий раз. Итак, ручаясь, что британцы сделают все возможное, он просил нас, со своей стороны, не вовлекать арабов на позицию, откуда они не смогли бы скрыться.
Согласно этому благородному плану, мы с Доуни были посланы назад в Каир, чтобы как следует обдумать положение. Вести из Акабы снова подняли вопрос о защите плато от турок, которые только что вытеснили Насира из Хезы и замышляли в конце августа удар по Аба эль Лиссан, когда наше отделение выйдет на Дераа. Если мы не сможем задержать турок еще на две недели, их угроза перебьет нам ноги. Срочно требовался новый фактор.
Это стечение обстоятельств вдохновило Доуни на мысль об уцелевшем батальоне Имперского верблюжьего корпуса. Генеральный штаб мог бы одолжить нам его, чтобы спутать расчеты турок. Мы позвонили Бартоломью, который принял это с пониманием и направил нашу просьбу Болсу в Александрию и Алленби. После активного обмена телеграммами мы добились своего. Полковник Бакстон с тремястами людей был отпущен к нам на месяц с двумя условиями: во-первых, мы должны тотчас же оформить их план действий; во-вторых, мы не должны понести потерь. Бартоломью счел необходимым извиниться за это последнее, согревающее душу условие — он считал, что это не по-военному!
Доуни и я сели с картой и пришли к выводу, что Бакстон должен идти маршем от Канала до Акабы: оттуда по Рамму, чтобы взять Мудоввару ночной атакой с юга: оттуда по Баиру, разрушить мост и туннель под Амманом: и назад, в Палестину, к тридцатому августа. Их деятельность подарит нам месяц покоя, когда две тысячи наших новых верблюдов приучатся к пастбищам, перенося лишние вьюки с фуражом и пищей, которые будут ожидать отряд Бакстона.
Пока мы разрабатывали эти планы, из Акабы пришел план, более тщательно разработанный Янгом для Джойса, изложенный графически, в нашем июньском понимании независимых арабских операций в Хауране. Они рассчитали пищу, амуницию, фураж и транспорт для двух тысяч людей всех рангов, от Аба эль Лиссан до Дераа. Они приняли во внимание все наши ресурсы и разработали расписания, по которым груз следовало укомплектовать, и атака должна была начаться в ноябре.
Даже если бы Алленби не собрал всю свою армию, этот план не был бы принят по существу. Он зависел от немедленного подкрепления арабской армии у Аба эль Лиссан, от которого король Хуссейн отказался; к тому же ноябрь — это уже почти зима, а зимой грязные дороги Хаурана непроходимы.