Провода были как раз той длины, чтобы пересечь этот хребет до впадины. Туда мы принесли два конца и связали их с электрическим взрывателем. Это было идеальное место и для него, и для подрывников, только вот мост не был оттуда виден.
Однако это значило лишь то, что кто-то должен нажать рукоятку по сигналу, поданному с точки в пятидесяти ярдах впереди, возвышающейся и над мостом, и над концами проводов. Салем, лучший раб Фейсала, просил об этой почетной задаче, и ему было дано одобрительное разрешение. Конец дня мы провели, показывая ему на отключенном взрывателе, что надо делать, пока он не был готов к действиям и мгновенно жал на рукоятку, как только я поднимал руку при появлении воображаемого поезда на мосту.
Мы сразу же пошли назад в лагерь, оставив одного человека на часах у железной дороги. Наш багаж был брошен, и мы глядели по сторонам, спрашивая себя, где остальные; но вдруг увидели их, они сидели в золотом свете заката вдоль высокого хребта. Мы заорали им, чтобы они ложились или сошли вниз, но они упрямо оставались там, на выступе, как стая ворон, в полной видимости и с севера, и с юга.
Наконец мы взбежали наверх и сбросили их с линии горизонта, но слишком поздно. Турки на небольшом горном посту у Халлат Аммара, в четырех милях к югу от нас, увидели их и в тревоге открыли огонь по длинным теням, которые заходящее солнце постепенно бросало на склоны, к посту. Бедуины были непревзойденными мастерами в искусстве использования местности, но, верные своему презрению к глупости турок, не заботились о бое с ними. Этот хребет был виден сразу из Мудоввары и Халлат Аммара, и им удалось напугать обоих своим внезапным, зловещим дозором.
Однако над нами сомкнулась тьма, и мы знали, что должны терпеливо проспать ночь в надежде на завтра. Возможно, турки сочтут, что мы ушли, если наше место утром будет выглядеть брошенным. Поэтому мы зажгли костры в глубокой ложбине, испекли хлеб и удобно устроились. Общие задачи сделали нас единым отрядом, и промашка с появлением на вершине устыдила всех настолько, что Заала согласились принять как вождя.
Рассветало тихо, и мы часами следили за пустыми рельсами и мирными лагерями. Постоянные заботы Заала и его хромого двоюродного брата Ховеймиля держали нас в укрытии, хотя с трудом, из-за ненасытной непоседливости бедуинов, которые не способны были и десяти минут просидеть на месте, но постоянно им надо было ерзать, что-то делать и говорить. Этот недостаток ставил их значительно ниже бесстрастных англичанин в долгом, утомительном напряжении ожидающей войны. К тому же они вообще не питали любви к обороне. В тот день они очень нас разозлили.
Возможно, в конце концов турки увидели нас, так как в девять часов около сорока человек вышли из палаток на вершине Халлат Аммара на юг и проследовали открытым порядком. Если бы мы оставили их в покое, через час они заставили бы нас уйти от нашей мины; если бы выступили против них превосходящими силами и отбросили, на железной дороге заметили бы это, и движение было бы задержано. Положение было затруднительное, и мы, в конечном счете, попытались разрешить его, послав тридцать человек, чтобы постепенно задержать вражеский патруль, и, если возможно, увести его несколько в сторону, к ломаным холмам. Это могло скрыть нашу главную позицию и уверить их в незначительности наших сил и цели.
Несколько часов это шло так, как мы надеялись: огонь стал отрывочным и далеким. Постоянный патруль тайно подошел с юга и прошел мимо нашей горы, над нашей миной и к Мудовваре, не замечая нас. Это были восемь солдат и одинокий капрал, который вытирал лоб от жары, потому что уже было одиннадцать часов и по-настоящему тепло. Когда он прошел за милю или две от нас, тяготы перехода стали чрезмерными для него. Он направил свой отряд в тень длинного кульверта под арками. Прохладный ветерок с востока нежно веял туда, и там они с удобством улеглись на мягком песке, пили воду из бутылок, курили и, наконец, заснули. Мы предположили, что это был полуденный отдых, который жарким аравийским летом каждый уважающий себя турок возводил в принцип, и что передышка, которую они позволили себе, доказывала, что нас не обнаружили или не приняли во внимание. Однако мы ошибались.
Глава LXVI
Полдень принес новые заботы. Через мой мощный бинокль мы увидели, как сто турецких солдат вышли от станции Мудоввара и направились прямо к нашему месту через песчаную равнину. Они шли очень медленно, и, несомненно, без всякой охоты, с грустью лишаясь своего излюбленного полуденного сна; но даже при худшем темпе и настроении им вряд ли понадобилось бы больше двух часов, чтобы добраться до нас.
Мы начали паковаться и готовились уйти, решив оставить мину и все оборудование на месте, на случай, что турки их не найдут, и мы сможем вернуться и извлечь преимущества из нашей кропотливой работы. Мы послали гонца к прикрывающему отряду на юге, чтобы они встретили нас вдали у тех изрубцованных скал, которые укрывали наших пасущихся верблюдов.
Только он ушел, часовой крикнул, что от Халлат Аммара клубами поднимается дым. Заал и я помчались в горы и увидели по очертаниям и объему дыма, что, действительно, на этой станции ожидает поезд. Пока мы пытались разглядеть его за холмом, внезапно он двинулся в нашем направлении. Мы завопили арабам, чтобы те становились на позицию как можно скорее, и стали с бешеной скоростью карабкаться по песку и скалам. Стокс и Льюис в ботинках не могли угнаться за нами; но они бодро вскочили, позабыв о своих муках и дизентерии.
Люди с винтовками разместились длинной линией за шпорой, от пушек, мимо взрывателя, до устья долины. Оттуда они могли стрелять прямо в вагоны, сошедшие с рельсов, меньше чем со ста пятидесяти ярдов, в то время как дальнобойность мортир Стокса и пулеметов Льюиса была около трехсот ярдов. Один араб встал выше, позади пушек, и кричал нам, что происходит с поездом — необходимая предосторожность, так как если он вез войска и ссадил бы их за нашим хребтом, мы должны были бы молниеносно столкнуться с ними и отступить в долину, сражаясь за свою жизнь. К счастью, он шел на полной скорости, с двумя локомотивами на дровяном топливе.
Поезд подошел к тому месту, где, как им доложили, были мы, и открыл огонь наудачу по пустыне. Я услышал приближение ракеты, когда сидел на своем холмике у моста, чтобы дать сигнал Салему, который плясал на коленях вокруг взрывателя, вопя от возбуждения и настойчиво призывая Бога даровать ему успех. Турецкий огонь, судя по звуку, был плотным, и я задался вопросом, со сколькими людьми нам придется иметь дело, и будет ли мина достаточным преимуществом для восьмидесяти наших людей, чтобы сравняться с ними. Лучше бы первый эксперимент с электричеством проходил в более простых условиях.
Однако в этот момент локомотивы, на вид очень большие, покатились с пронзительным свистом в поле зрения. За ними следовали десять вагонов-ящиков, из окон и дверей которых торчали дула винтовок, а в небольших гнездах между мешками с песком на крышах осторожно держались турки, чтобы стрелять в нас. Я не принимал в расчет два паровоза, и сразу же решил поджигать под вторым, чтобы, как бы ни был мал эффект тягача, неповрежденный паровоз не мог бы отцепиться и увести вагоны.
И вот, когда передние ведущие колеса второго паровоза были на мосту, я поднял руку Салему. Затем последовал ужасающий рев, и рельсы исчезли из вида за растекающимся столбом черной пыли и дыма, на сто футов в высоту и ширину. Из темноты появились с протяжным, громким металлическим звоном разбитые обломки выпотрошенной стали, множество кусков железа и пластин; в это время целое черное колесо локомотива вдруг пролетело, крутясь, из облака дыма прямо в небо, с мелодичным звуком проплыло над нашими головами и медленно, тяжело упало в пустыню позади. За этим полетом последовала мертвая тишина, ни криков людей, ни выстрелов винтовок, в то время как серый туман после взрыва плыл от рельсов в нашу сторону и за наш хребет, пока не затерялся в горах.
В этом затишье я побежал на юг, чтобы присоединиться к сержантам. Салем поднял винтовку и выстрелил во мрак. Прежде чем я вскарабкался к пушкам, лощина оживилась выстрелами и смуглыми фигурами бедуинов, которые спрыгивали вперед, чтобы сцепиться с врагом. Я оглянулся посмотреть, что произошло за это время, и увидел поезд, замерший и расчлененный, вдоль рельсов, бока вагонов прыгали под пулями, решетившими их, пока турки выскакивали из дальних дверей, чтобы найти укрытие за насыпью.
Пока я смотрел, наши пулеметы затрещали у меня над головой, и длинные ряды турок покатились с крыш вагонов, сметаемые с них, как тюки хлопка, яростным потоком пуль, которые проносились над крышами, разбрызгивая тучи желтых щепок от обшивки. Доминирующая позиция пушек была пока что нашим преимуществом.
Когда я добрался до Стокса и Льюиса, бой принял иной оборот. Оставшиеся турки пробрались за насыпь, в этом месте около одиннадцати футов высотой, и, укрывшись за колесами, стреляли прямой наводкой в бедуинов в двадцати ярдах через заполненный песком откос. Враг на полукруге линии поворота был защищен от пулеметов; но Стокс вогнал в ствол свой первый снаряд, и через несколько секунд послышался взрыв — он разорвался за поездом в пустыне.
Стокс повернул подъемный винт, и его второй выстрел пришелся прямо около вагонов в глубокой лощине под мостом, где нашли убежище турки. Снаряд произвел там сумятицу. Выжившие кинулись в панике через пустыню, бросая на бегу винтовки и снаряжение. Это был шанс для пулеметчиков Льюиса. Сержант мрачно поворачивал барабан за барабаном, пока открытый песок не был усеян телами. Мушаграф, мальчик шерари за второй пушкой, увидел, что бой окончен, с воплем отбросил свое орудие и бросился вниз с винтовкой, чтобы присоединиться к остальным, а они уже начинали, как дикие звери, распахивать вагоны и разграблять их. Все это заняло около десяти минут.
Я посмотрел вверх по линии рельсов через бинокль и увидел патруль из Мудоввары, неуверенно отступающий к рельсам навстречу беглецам с поезда, бегущим изо всех сил к северу. Я взглянул на юг и увидел тридцать наших людей, рысью несущихся на верблюдах, голова к голове, по направлению к нам — делить добычу. Турки в той стороне, видя их, начали двигаться за ними с бесконечными предосторожностями, стреляя очередями. Очевидно, у нас было полчаса отсрочки, а затем — двойная угроза.