Его пальцы впились в ее бедра, крепко прижимая их к софе, а язык безнаказанно бороздил ее скрытые просторы. Все, о чем она пыталась думать в этот момент, все что видела и слышала вокруг, что ощущала – все сплелось в единый, абстрактный аляпистый жгут… и разом оборвалось! Горячая, неконтролируема и всепоглощающая волна поднялась снизу, от живота, где его губы терзали ее плоть и захлестнула ее с головой…
Это было по истине нечто… ее ноги схлопнулись как створки капкана, уткнув его лицо в раскрытую бездну ее разгоряченного естества. Благо бедра ее были сложены природой достаточно широкими, и он не почувствовал боли. Ее тело так выгибалось, и сотрясалось, что пришлось вцепиться в бедра, чтобы не сломать себе шею. Продолжалось это совсем не долго, но потом случилась судорога, продолжавшаяся несколько минут… Вырваться сразу не получилось и Арон терпеливо ждал, уткнувшись сопя носом в ее лобок.
Открыв глаза, рыжая бестия не сразу поняла, где находится. А когда пришла в себя, не смогла разжать ног. Приятные спазмы охватывали ее тело при малейшем движении… Но через какое-то время, она все же смогла с собой совладать. Высвободившись наконец из ее плена, кузнец смог отдышаться. Он встал, и с хрустом расправил плечи. Спину и шею ломило от напряженного сопротивления.
– Ты мне чуть шею не сломала… – посетовал он.
– Прости… со мной это впервые.
– Не слабо…
– Это оно и было? – она растерянно моргала, глядя на него.
– Блаженство? – он довольно улыбнулся. – Вероятнее всего.
Размяв шею руками, он сел рядом с ней на софу. Простыни под ее пальцами превратились в лохмотья, как и часть старой обивки.
– Хорошо, что это не моя спина… простыням конец. А софа еще поживет.
Сольвейг опустила глаза.
– Ты… расхотел быть со мною?
– Нет, просто моя спина, дорога мне как память, – отозвался кузнец.
На что Сольвейг тут же перевернулась на живот, и накрыла голову крыльями.
– Так, я не причиню вреда?
– Пожалуй нет.
Он поцеловал ее спину и нежно погладил рукой ягодицы. Теперь его черед.
– Погоди-ка… – Взяв с пола подушку он подсунул ее деве под бедра, и медленно обошел вокруг. Зрелище было по истине волнительным… Чистокровная валькирия лежала перед ним в предвкушении близости. Чистая, благоухающая ароматными травами… разгоряченная своими желаниями. И это не было сном. Обойдя прекрасную деву сзади, Арон неспеша оседлал ее ноги. Сладостно наслаждаясь моментом, он, плавно скользнув вперед, обнял ее тело так, чтобы чувствовать в своих ладонях ее налитую грудь.
Сольвейг тут же обняла его руки. Крепко зажмурив глаза, она всем своим естеством трепетно ощущала, как он медленно проникает в нее. Как, пронзая влажную плоть, проскальзывает в ее лоно. А потом его жилистое древко, осторожными толчками растягивает и раздвигает ее чрево. Как оно продвигается в глубь сильного, но податливого тела, вытесняя любовные соки наружу.
Он входил в нее долго. Осторожно и с трепетом. Ее тугая, не привычная к ласке плоть, медленно, но добровольно принимала его. И от этого разум его просветлился. Он наконец признался себе, что все что происходит – происходит здесь и сейчас. И это наяву. Его по истине немалый орган окончательно окреп. Такое чувство, словно его обмотали и перетянули невидимыми жгутами… Ее горячее чрево обнимало его так крепко, что он боялся не выдержать и испортить момент. Но кузнец сдержал себя усилием воли. Когда же его прохладный живот, наконец коснулся ее разгоряченных ягодиц, он ощутил предел и остановился. Но Сольвейг, сжав его руку, попросила продолжить… Навалившись всем весом, кузнец закончил начатое, коротким, но плавным толчком.
– Так вот что значит слиться воедино… – в сладком беспамятстве, прошептала она.
Ответа она не ждала. Мелкая дрожь – предвестник волн приятной теплоты, уже побежала по ее нервам. Дыхание перешло в еле слышный хрип, пульс участился. Сознание медленно уплывало куда-то в даль и ввысь… Говорить больше не хотелось. Член кузнеца крепко засел в ее чреве, а пальцы его нежно терзали окаменевшие соски. Напряжение нарастало, колени его стиснули ее бедра, а лобок медленно, но верно втиснулся меж ягодиц. Ее пределы он давно преодолел. А теперь достиг и своего. Впервые в своей унылой жизни молодой кузнец так глубоко погрузил свой венец в недра женщины. Казалось его одинокий клинок наконец то обрел столь желанные ножны. Сольвейг искренне возжелала его, и добровольно приняла в свои чресла. Это тоже случилось впервые…
В пьянящем экстазе он нанизал ее на свое копье еще сильней, словно, желая проткнуть само мироздание.... Поток семени пробил себе дорогу так резко и обжигающе, что кузнец вскрикнул… Сжав тело Сольвейг в порыве страсти, он излился в нее в животном порыве. Обильно и многократно… Дрожь в ее теле только усиливалась от его порыва. Он органически чувствовал связь между изливами своего струящегося семени и волнами экстаза, которые отзвуками грома отзывались в ее теле. Он чувствовал, как мышцы Сольвейг перекатываются, под блестящей от пота кожей. Словно ретивая кобыла, оседланная без седла, несла его вдаль… А она лишь сильнее сжимала его руки, вверяя рваным простыням свой пронзительный стон.
Излив семя однажды, кузнец не оставил ее в покое. Страсть разгоралась внутри него яростным пламенем. Перевернув рыжеволосую валькирию на спину, он вторгся в ее локоны своими руками и впился в ее приоткрытые, полные губы. Плоть его, быстро нашла дорогу в ее чертоги и пришла в движение, заставив Сольвейг снова ощутить внутренний жар и волны неведомого доселе исступления. Она так хотела его обнять! Крепко и страстно… но не решалась, боясь сделать больно. Однако страсть, поглотившая их в свои пучины, вскоре заставила забыть обо всем… Только плоть, объятая плотью, только страсть, объятая страстью.
Сейчас он был сильным и нежным мужчиной, а она мягкой и податливой женщиной, только и всего. Все что было ранее, все различия и догмы стерлись, или остались где-то там, позади. Он просто чувствовал ее, а она наслаждалась им. И больше ничего. Экстаз сменялся экстазом. Волны блаженства томными каскадами разливались по их телам. И лишь развеяв всю накопившуюся похоть, утомленные и разгоряченные любовники погрузились в дремоту. Наполнив сосуд любви до краев, обмякший член кузнеца обмяк и плавно выскользнул из крылатой девы. Прочувствовав этот момент, она забылась глубоким счастливым сном…
Глава 13. А утром он ушел…
А утром он ушел. Укрыл мерно сопящую деву одеялом, аккуратно поправив раскинутые крылья. Взглянул сквозь задернутое окно на предрассветные сумерки и спящий городок в низине. Тихо спустился по ступенькам, ведущим куда-то вниз, перекусив, чем Бог послал. Закрыл за собой люк и оставил за собой лишь звенящую тишину. Так было проще. Предчувствие говорило кузнецу, что случившееся этой ночью возможно никогда больше не повторится. Как ни жаль. Он ощущал неотвратимое приближение чего-то трагичного, опасного, и уже совсем скоро. Жаль, но предчувствия редко его подводили. Гнетущая уверенность в неизбежности события неизменно сопровождалась надеждой что оно, событие – не случится. Но у судьбы на все свои взгляды.
Гранитные ступени первого лестничного пролета оканчивались небольшой площадкой и массивной деревянной дверью. За дверью небольшой пыльный погреб, сложенный из самодельных глиняных блоков с небрежно прибитыми, местами поломанными полкам. Темно, сыро. Полная иллюзия запустения. Все как надо.
Постояв с минуту во мраке, чтобы глаза привыкли, кузнец взмахнул перед собой рукой. Ничего не произошло. Он начал считать в уме секунды. В душу закралось неприятное волнение, но он продолжал стоять неподвижно. Прокрутив в голове последние действия, он вернулся к двери погреба поняв, что не закрыл ее за собой. Щелчок – и дверь заблокировалась. Прошло еще несколько неопределенных минут в полной темноте.
Наконец, что-то вокруг изменилось. В сыром погребе потянуло сквозняком. В нос ударил прохладный, свежий, если не сказать стерильный, воздух. Стены почти беззвучно ушли вверх, а он вместе с полом провалился куда-то вниз. Сделав два шага вперед, кузнец остановился. Он знал, что теперь за его спиной поднимается ровная, холодная стена, возвращая пол погреба на его прежнее место.
Он не был здесь лет, наверное, семь, иди десять? Ожидая увидеть нечто удручающее он снова ждал в темноте. Ах да… отсчитав семь ступеней вниз, он повернулся к стене и нащупал круглую нишу около метра в диаметре, сунул туда руку и наощупь отыскал рукоять. Потом плавно навалился на нее всем весом. Рукоять поддалась мягко, с равномерным усилием раскручивая какой-то скрытый механизм. Обороты его нарастали, судя по тихому, нарастающему гулу в стене. Набрав нужные обороты механизм вернул рукоять на прежнее место. Мягкий неяркий свет понемногу залил все помещение. Это был ровный просторный зал с бетонным полом, стенами и потолком, пропитанный матовым белым полимером, предотвращающим любое гниение и разрушение. Посреди зала, в полу выл отлит желоб в полметра глубиной. У стены – отлитая из того же бетона скамейка с деревянными вставками. Больше в этом зале не было ничего. Арон прилег на скамью, положил под голову вещи и через минуту задремал. Снова нужно было ждать.
Примерно через сорок минут часть бетонной стены шумно скользнула в сторону, открывая взору ровную круглую горловину тускло освещенного тоннеля. Еще через минут пять из него в желоб выкатилась платформа размером во всю длину зала. Мягко ударившись резиновыми отбойниками о причальную стенку, она остановилась.
Потянувшись во весь свой рост, Арон подхватил вещи и, уверенно шагнул на платформу. Кроме ровного шероховатого пола, перил, поручней и пластиковых скамеек, расположенных вдоль бортов, здесь ничего больше не было. Устроившись поудобнее, он коснулся небольшой металлической пластинки, подержал на ней палец несколько секунд и платформа мягко тронулась в обратный путь. Стена зала заняла свое прежнее место закрывая собой тоннель. Тишина в тоннеле давила на уши. Спасал лишь легкий встречный ветерок. Платформа быстро набирала скорость.