— Я люблю соленые огурцы. Если они здесь выдаются в качестве антирвотного средства, я готов прокрутиться в какой-нибудь из тех отвратительных мясорубок. — Прищуренные глаза кузена опасливо уставились на вертящиеся в сиянии разноцветных огней аттракционы.
Гремели, перебивая друг друга, динамики — песенки, мяуканье, электронные завывания Кинг-Конга и шум морского ветра. Что-то металлическое лязгало, угрожающе свистело, идиотский клоунский хохот, усиленный репродуктором, сменялся плачем, и маленькая девочка рядом с нами дернула за руку маму.
— Мицы лучше остаться в машине, боюсь, его может стошнить, — с опаской показала она на игрушечного кота.
Майкл потянул меня в темные кусты в стороне от центральной аллеи, по которой в обе стороны двигалась толпа, хрустя поп-корном, облизывая леденцы или мороженое. Я зацепилась каблуком о траву и чуть не упала.
— Да осторожнее вы, наследница! — прошипел Майкл. — Здесь полно полицейских.
Он прижался ко мне и выдохнул:
— Кошелек!
— Вы хотите купить жвачку или пластиковый нос? Не стесняйтесь, Микки, «тетя Дикси» не обидит мальчика.
— Кошелек! Мне надо двести, нет, триста шиллингов!
— Возьмите все. Вы же все равно собрались меня придушить.
Мы все еще стояли в обнимку, и для пущего эффекта Майкл вцепился в мое платье на уровне пупка, притягивая к себе.
— Фу, простите… — Схватившись за лоб, он отступил. — Задурачился, Дикси. Рядом с этой детской площадкой так и тянет нашкодить… Правда, я не умею быть альфонсом. Дайте мне взаймы до Москвы, чтобы я мог не чувствовать себя «совком»… Ну, какой-никакой, а все же мужичок. Почти барон. Дайте, Дикси.
Я протянула ему пять сотенных.
— Хватит?
— Еще я должен вам… за вчерашний кофе, за оперу, такси… Ну, у меня там записано.
— Вы мелочный и скучный тип. — Я решительно повернулась и двинулась к толпе.
— Постойте! А то я начну кричать и громко ругаться по-португальски.
— Почему по-португальски?
— Русский в этом районе вся торговая братия понимает. А португальцев здесь мало. Вот, смотрите: «Ambra di merdi!» — крикнул он.
Тут же из-за кустов выглянул милый молодой жандарм в беретике набекрень, внимательно оглядел парочку и любезно осведомился:
— Фрау требуется помощь?
— Нет-нет! Все в порядке. Спасибо, — улыбнулась я и потянула упирающегося Майкла в сторону.
— Что вы такое здесь орали? Это же общественное место, полно детей!
— Я не орал, а продекламировал. Это значит — «пахнет дерьмом». В любом суде меня бы оправдали. В тех кустах побывали собаки! Кроме того, знаете, почему я ушел из театра? Признаюсь, мне хотелось вырваться на сцену и допеть это… — Встав в позу, он исполнил финал арии Альфреда. Несколько хуже, чем Пласидо Доминго.
— У вас противный голос, — не удержалась я.
— Неправда, посмотрите, все оборачиваются! — Майкл раскланялся прохожим.
— О Боже, Майкл! Нас могут арестовать… Послушайте, дайте честное слово бойскаута или кто там у вас — коммуниста, что будете вести себя прилично. С вами дама в вечернем платье! Задумайтесь, Микки!
— Анита Экберг у Феллини в вечернем платье купалась в фонтане!
— Далась она вам! Это заслуга режиссера, сумевшего использовать индивидуальность актрисы настолько удачно, что люди из-за «железного занавеса» спустя тридцать лет постоянно упоминают ее имя!
— Гениальный режиссер! Волшебная женщина! Чудесный фонтан! Ах, как студент Артемьев мечтал, до злых ночных слез, прогуляться у Треви, посмотреть «Сладкую жизнь» целиком, а не отрывки в разных телепрограммах! Я бы тогда все отдал, чтобы вытащить мокрую Аниту из-под струй и катать ее по ночному Риму… Вам не понять, Дикси. У дикарей свои причуды…
— Перестаньте злиться. Я не внучка Клары Цеткин, не коммунистка и понимаю, что мать нашей Клавдии Бережковской, то есть баронессы, неспроста сбежала от большевиков.
— Это потом, — махнул он рукой.
— Для бесед у камина? Тогда скажите сразу, она была русской буржуйкой или легкомысленной шансонеткой?
— Она была хорошей певицей. И абсолютно аполитичной.
…Мы обходили парк, рассматривая аттракционы и выбирая подходящий, с учетом возраста, экипировки и личных пристрастий. Меня влекла вода, совсем как Аниту Экберг. Но признаваться в этом теперь не хотелось. Майкла тянуло в воздух — ко всяким летучим парашютикам и каруселям. И мы оба «запали» на «крутые виражи». Желающих, кроме нас, не было. Парень, обслуживающий аттракцион, взял наши билетики и с сомнением оглядел «прикид». Но ничего не сказал. Конструкция из металлических рельсов и труб высотой с трехэтажный дом напоминала экспонат выставки модернистов 30-х годов — крученый металл, а в нем, в лабиринте извивающихся рельсов, маленькие санки на двоих. Мы с трудом втиснулись в сиденья — Майкл у руля, я за его спиной — и пристегнулись ремнями. Парень отошел к стенду и нажал кнопку. Мы понеслись с шумом и лязгом вагоноремонтного цеха. Я зажмурилась и вцепилась в плечи кузена.
— Держитесь лучше за поручни, я могу вылететь! — гаркнул он сквозь лязг.
И тут мы действительно рухнули. Чертовы шутники! Оказывается, закрученная дорожка имела неожиданный провал, в который наша посудина полетела с грохотом металлолома, сбрасываемого на свалку. Я лязгнула зубами, чуть не прикусив язык, и сильно ударила колено о спинку переднего кресла.
Мы выгрузились под насмешливым взглядом парня, радостно улыбаясь, нырнули в кусты и только тут зло посмотрели друг на друга. Майкл согнулся в три погибели, потирая зад. Я занялась коленями. Мы ныли и охали, как побитые собаки, изнемогая от желания подраться.
— Это вас, дорогой друг и товарищ, потянуло продемонстрировать мужскую доблесть!
— Я только сопровождал даму, рвущуюся к острым ощущениям.
— Уж слишком острым. — На моем колене под разорванными колготками алела ссадина. Я жалобно ойкнула, вытянув ногу.
— Колготки оплачивать не стану. Вы уже здесь, наверно, не в первый раз раскалываете таким образом своих кавалеров, — открутился Майкл. — И еще, я вижу, подол платья оторвался. Это не от Версачи ли? Ах, очень сожалею!.. Но вы уже в оперу явились в рваном… Бедный мой, хрупкий, нежный копчик!
— Я в рваном? — Раненым коленом я пнула кузена под ушибленный зад.
Он взвыл, но, ловко развернувшись, ухватил мою ногу. И, крепко держа за щиколотку, серьезно предупредил:
— Следующую пытку выбираю я. В конце концов я гость и оплачиваю билеты!
Но смотрел Майкл как-то так, что ногу я не выдернула, а лишь слабо покачнулась, теряя равновесие. Он опустился в траву, склонясь над моим ранением, и вдруг прильнул к нему губами.
— Это всего лишь антисептическая предосторожность. Надо слизнуть грязь. Вы разве не катались на велосипеде и не имеете опыта падений?
Я не ответила. Может, это ему, а не мне Сол дал указание поухаживать? Во всяком случае, давненько никто не лизал мне поцарапанные коленки в темных кустах парка аттракционов.
Майкл тоже приумолк и посерьезнел. Не глядя друг на друга, мы вышли на запах гамбургеров и с удовольствием съели по одному, запивая пивом. Порция мороженого взбодрила меня окончательно.
— Ну что, вы завершили ужин? Нам пора, — поднялся Майкл.
— Как? А обещанные качели? — огорчилась я.
— Не качели. Я присмотрел для вас нечто подходящее. Чуть хуже, чем Федерико для Экберг.
Вокруг «Ниагары» собралась толпа и даже выстроилась очередь за билетами. Но Майкл протолкнулся вперед и тут же вынырнул с жетонами.
— Вы показали им советский паспорт?
— Нет, я сказал, что сопровождаю голливудскую звезду, а нас снимают скрытой камерой. Вы знаете, что это за штука?
— Понаслышке. Только, чур, я сяду впереди!
Большая надувная лодка вначале раскачивалась на бурной порожистой реке под фонограмму бьющихся волн и завывание ветра, а потом, подкатив к самому краю водопада, обрушилась вниз под одобрительный визг зрителей, поднимая каскад водяных брызг. Несколько секунд покачиваний в спокойном озерке — и вы снова на суше, ловко подхваченные из лодки ассистентами аттракциона.
Я села впереди, сжав руль и сложив на коленях свой платок. Майкл устроился сзади, и наша лодка начала покачивания на «порогах». Со всех сторон путешественников старательно обдавали водяными струями, так что я вмиг поняла, что промокла до трусиков. Вдобавок Майклу удалось выхватить гребень из моей прически, и теперь мокрая грива металась из стороны в сторону. Момент падения с водяной кручи, куда более мягкий, чем на железках, все же вызвал замирание в животе, и я вдруг подумала, что все эти игрушки — наивные заменители секса. Или дополнители? Что, например, станут делать вон те двое обнимающихся подростков в передней лодке, визжащие от водяного массажа, — пойдут прижиматься в машину? Или, может быть, что-то происходит у них уже сейчас? Пассажиры пристегнуты, устройство лодки дает свободу рукам…
— Прошу на берег, фрау! — протянул мне пятерню с причала «матросик».
Но мой кавалер выпрыгнул первым, и не успела я глазом моргнуть, как он вынес меня на руках, хохочущую, отбрыкивающуюся и абсолютно мокрую. В публике зааплодировали. Майкл раскланялся во все стороны с постамента причала, я успела заметить вспышки магния, кто-то из туристов даже нацелил на нас объектив видеокамеры, а хозяин аттракциона вручил мне надувного гуся в бескозырке.
Ускользнув от постороннего внимания в тень «Ниагары», мы осмотрели наши потери. Мое платье треснуло сбоку по шву до бедра, с волос капало, костюм Майкла безвозвратно погиб. Он сильно дрожал и без очков казался, как и все близорукие, беззащитным.
— Н-накиньте платок! — Заикаясь, Майкл помог мне закутаться в почти сухую шаль.
— Г-где ваши очки?
— Очки и паспорт во внутреннем кармане, там безопасно и сухо. Жаль, что нельзя отправить к ним вас.
— Да, надо скорее найти машину.
— Моя гостиница рядом. Я не насильник и недостаточно опытен, чтобы спровоцировать вас на грехопадение. Смелее, Дикси! — Он посмотрел на меня, босую (туфли пришлось снять), мокрую, и заметил: — Не хватает белого котенка на голове — это по Феллини.