Молодой детектив призадумался.
— Может, он убил жену перед собственной смертью? Еще до того, как пошел на прогулку?
Мы все посмотрели на него. Интересная мысль.
Все согласились, что пришла пора осмотреть миссис Мейсон-Грант.
Она сменила мужа на столе в секционной.
— Она такая тощая, — сказал помощник коронера, глядя на крошечное тело перед нами.
— Может, у нее тоже был рак, — предположил детектив-сержант.
— И оба умерли одновременно? — Его коллеги покачали головами. — Да брось!
Сначала я осмотрел ее тело на предмет порезов и синяков — всего, что могло бы указывать на присутствие в доме постороннего или даже, как предположил детектив, нападение со стороны собственного мужа.
У нее было несколько синяков на груди. Имелся слабый след от ушиба на левом виске, под которым, когда я сделал разрез, обнаружилась куда более обширная и глубокая область ушиба, чем можно было предположить по внешнему виду. Изучая ткани под кожей головы, я обнаружил еще один обширный ушиб, который едва было видно снаружи. Он был прямо посередине затылка.
— Наверное, ее ударили по голове! — взволнованно воскликнул один из детективов.
— Возможно, — согласился я, — но более вероятно, что она упала спиной на ковер. Она ведь лежала лицом вверх.
У миссис Мейсон-Грант отсутствовало характерное для переохлаждения покраснение кожи, в чем я убедился, внимательно осмотрев все тело, включая кисти рук.
— Вы посмотрите на ее ногти! — сказал помощник коронера. — Моя жена из дома в таком виде не вышла бы.
У миссис Мейсон-Грант были длинные, грязные и загнутые ногти. Этому даже есть медицинское название — онихогрифоз, что значит «птичий коготь».
— С чего вы взяли, что она вообще выходила из дома? — спросил кто-то.
И я понял, что он, вероятно, прав. Миссис Мейсон-Грант, судя по словам сына, при жизни косила под инвалида. Возможно, именно поэтому она просила сыновей не приезжать без предупреждения: ей нужно было время, чтобы встать с кровати, привести себя в порядок… Ну и, наверное, протрезветь перед встречей с ними.
— Так что же с ней было не так? — озадаченно спросил один из детективов. — Нам кто-нибудь расскажет?
— Старость, — сказал другой.
— Раньше старость действительно называли причиной смерти, но не теперь. Старость — это не болезнь, — напомнил я им. — И пока я не могу найти у нее никакой проблемы со здоровьем. Дыхательная система в норме, сосуды тоже, сердце в порядке, но давайте посмотрим…
К этому времени я дошел до желудка — ну конечно же, такие же черные пятна, как и у мужа.
— Ох, вот это уже странно! — сказал детектив.
— Откуда нам знать, что он не подсыпал ей какого-нибудь яда, от которого у нее желудок покрылся этими точками, а потом не выпил его сам? — спросил молодой детектив, явно переборщивший с лекциями по расследованию убийств.
— Я не знаю ни одного яда, который мог бы вызвать пятна, типичные для переохлаждения, — сказал я.
Повисла тишина.
— Только не говорите, что они умерли от одного и того же, — сказал помощник коронера.
И снова я осматривал желудок миссис Мейсон-Грант, уголком глаза замечая ожидающую меня очень больную печень. Теперь я занялся ею. Она была меньше печени мужа в три с лишним раза. Такой же бугристой, как у него, но явно сморщенной.
— Вот это очень запущенный цирроз, — сообщил я им. — Видно, как печень в отчаянных попытках восстановиться проигрывала войну фиброзу и рубцам. Видите узелки? Под микроскопом будет ну очень жуткое зрелище.
— Так… она умерла от переохлаждения или от цирроза?
— Вероятно, и от того, и от другого.
Двое детективов закачали головами.
— Как и муж? Таких случайных совпадений не бывает, док, — серьезным тоном сказали они.
— Здесь нет ничего случайного. Миссис Мейсон-Грант явно была алкоголиком, и вскоре цирроз непременно бы ее прикончил. Муж помогал ей поддерживать эту привычку: каждое утро он ходил в магазин и приносил домой не только молоко. Пока однажды не смог подняться по лестнице.
— Значит, вы думаете, что токсикология покажет алкогольное отравление?
— Нет. Я думаю, токсикология покажет, что в ее крови почти или совсем нет алкоголя.
Минуту они молча смотрели на миссис Мейсон-Грант, словно ожидая, что она расскажет им о случившемся.
— Вы когда-нибудь видели алкоголика, не получившего свою дозу спиртного? — спросил я.
— Ага. Ломка. Ужасное зрелище. Их начинает трясти, даже припадки случаются, — сказал самый старший детектив.
— Возможно, именно это и случилось с миссис Мейсон-Грант. Она услышала, что муж вернулся домой с бутылками, но к ней так и не пришел. Она лежала в кровати, все звала и звала его, но он не появлялся…
— Но вы же сказали, что с ней все в порядке! — воскликнул молодой детектив. — Если дома было холодно, ей ничего не мешало закрыть окна и включить отопление. Если ей так нужно было выпить, почему она просто не спустилась вниз?
Прежде чем я успел ответить, его коллега сказал:
— Думаю, у нее в голове была полная каша. Он заботился о ней, следил за домом, объяснял уборщице и садовнику, что нужно делать, а миссис Мейсон-Грант никому не показывалась на глаза. Она была беспомощной.
— Но с ней же все в порядке, не считая печени! — не унимался молодой детектив.
— С таким сильным циррозом с ней точно было не все в порядке. Может, на почве алкоголизма у нее вообще был психоз, — сказал я.
— Она была пьяницей, и они этого стыдились, — подытожил помощник коронера. — Они не могли признаться в этом даже собственным детям. К приезду сыновей он выводил ее из комнаты, одевал, подстригал ей ногти и усаживал в кресло.
Я продолжил:
— Когда муж так и не появился, она попыталась спуститься. Думаю, она не столько переживала о нем, сколько хотела получить свою водку. Только дальше кровати уйти не получилось. Может, у нее случился припадок или же она пролежала слишком долго без еды и воды. В любом случае когда она встала, чтобы найти его с покупками, тут же упала в обморок. И определенно ударилась головой и осталась там лежать. В холоде. Пока не умерла.
— Получается… оба отрубились из-за печени. А умерли от холода, — медленно сказал старший детектив.
— Ну я готов выслушать любую версию, которая впишется в установленные медицинские факты.
Было сказано еще несколько слов о незваных гостях, но уже без особого энтузиазма — детективы явно соглашались с моей версией событий.
— Интересная пара печеней была в том доме, — сказал я, когда мы пошли переодеваться.
На следующее утро мне позвонил следователь, попросив встретиться с сыновьями покойных. Они все еще верили, что кто-то вломился в дом, хоть и были вынуждены признать, что из дома ничего не пропало.
Мы встретились в полицейском участке недалеко от дома их родителей. Трое братьев были очень разными. Старший работал в центре, носил костюм, говорил тихим серьезным голосом и вел себя очень сдержанно — подозреваю, подобно отцу. На среднем сыне были рваные джинсы, много татуировок и пирсинга. Я так и представлял себе, в какое бешенство это приводило его родителей — людей, для которых приличное поведение явно имело огромное значение. Младший был расслабленным и дружелюбным: он рассказал, что работает в кинокомпании, и во время нашего разговора заплакал — он был единственным, позволившим себе эмоционально отреагировать на смерть родителей.
Какими бы разными они ни были, все трое единогласно настаивали, что две смерти могли случиться одновременно лишь при участии постороннего. Я осторожно заметил, что мистер и миссис Мейсон-Грант на самом деле умерли не одновременно. Их мать умерла через много часов после смерти отца. Между тем, поскольку ни на одном теле не было ни малейших признаков разложения, а трупное окоченение наблюдалось лишь в ногах обоих покойных, я был убежден, что оба умерли во вторник, ну или, учитывая холод, возможно, в понедельник.
Младшего брата мои слова сильно взволновали. До сих пор он думал, что родители умерли в выходные. Теперь же осознал, что их можно было спасти, осмелься он прийти к ним домой в понедельник. Конечно, родители внушили ему, что он не должен так поступать. Их смерть, как это часто бывает, стала результатом их жизни и личностей. Но младшему сыну от этого было не легче. Ему было просто невыносимо. Средний брат поспешил его утешить.
— Ты ничего не мог сделать, — сказал я. Как часто я использую эти слова, чтобы утешить убитых горем родственников, терзаемых чувством вины. — У твоего отца был очень запущенный рак печени.
— Почему он ничего не сказал? — взвыл сын.
— Похоже, в вашей семье принято все держать в себе, — предположил я. — Да и к тому же он просто не знал. Он только сделал снимок…
— И не сказал нам!
— …но результаты ему еще не сообщили. Новости, конечно, были не из приятных. Терапевт сказал бы ему, что на такой поздней стадии лечение невозможно, и скорая смерть неизбежна.
— А он догадывался?
— Возможно. Наверное, чувствовал себя до ужаса плохо. Удивительно, что он вообще смог дойти до магазина и обратно. Что касается вашей матери… Полагаю, вы в курсе, что она была алкоголиком.
Они не ответили, но, судя по их лицам, вся семья была в курсе, хоть и делала вид, что не знает об этом. Ее показная старческая слабость, которую она демонстрировала, когда они приезжали в гости, никого не убедила, но никто не осмелился сказать правду. Должно быть, каждый из братьев по отдельности пришел к выводу, что так болезненная ситуация будет доставлять меньше всего боли.
— Мы не должны были позволять ему самому со всем справляться! — сказал младший сын.
— Он настаивал на этом, — напомнил ему старший. — Это был его выбор.
— Я хочу лишь сказать, — продолжил я, — что ваши родители были очень больны. Из-за сильнейшего цирроза печень вашей матери толком не работала, и ей уж точно оставалось недолго. Рак печени у вашего отца был неоперабельным и развивался своим ходом. Если бы вы пришли раньше, может, и спасли бы их от переохлаждения — кстати, не самый плохой способ умереть, да еще и безболезненный, — но очень скоро больная печень прикончила бы каждого из них.