Собрались у Вениамина. Уж больно хорошо была расположена его мастерская. Да и сам он был не плох в своем балахоне, в шапочке, испачканной краской, с кистями в руке и безумным, из-под мохнатых бровей, взглядом.
— А-а, друзья мои разлюбезные! Что привело вас в сию обитель искусства ни свет ни заря?
— Однако, Веня, уже полдень, — заметил Михаил.
— Да? А я и не заметил. Творю-с и днем и ночью… Ибо сказано: счастливые часов не наблюдают! Что есть минуты и часы, когда на художника снисходит свыше творческое озарение? А вы отвлекаете его мирской суетой от святого служения музе живописи. Водку принесли?
— Принесли.
— Так разливайте. Ибо Бахус есть искус художника, с коим он борется и в противоборстве том обретает силу свою и творческий дух!
— А побеждает-то кто? Бахус?
— Увы. Сия пагубная страсть сгубила не один богом данный талант. Но не пить и не рисовать — это хуже, чем если пить и творить. Саврасов литрами горькую выкушивал, а какие картины писал! Не осуждайте художника да не осуждаемы будете. Ибо пристрастие к алкоголю не есть свидетельство слабости, но — тонкой организации души, которая страдает от несовершенства окружающего мира и невозможности выразить эту боль на холсте. И всякая жидкость свыше тридцати градусов есть бальзам на израненную душу! То есть благо! Ибо без нее хоть в петлю! Прозит. — Опрокинул в рот стакан водки. Крякнул. Занюхал кисточкой, испачканной в масле. — Зело злое зелье! Но… хороша, чертовка. Хороша, особенно под огурчик! — Пошел, что-то напевая, за мольберт. — А теперь не мешайте творцу создавать великие творения. Ибо все тлен и тщета, а искусство есть вечность!
— Не обращайте на него внимание, — тихо сказал Анатолий. — У него теперь прилив творческих сил. Похмелье случится завтра. — Повернулся к Игорю. Спросил с улыбкой: — Нуте-с, что скажет больной? Чем болеете?.. Вернее, чем желаете заболеть?
— Я не знаю…
— Желать болеть надо триппером! — радостно крикнул Вениамин, выглядывая из-за мольберта. — Сия болезнь настоящих мужиков. Гусарский насморк, коим гордиться надо! Да здравствует хворь, которая передается не воздушно-капельным, но путем взаимных ласк и плотских наслаждений.
— Нет, гонорея нам не подходит. Из-за нее в стационар не ляжешь. А помните наш разговор?
— Конечно.
— Не проверялись после него?
— Нет, как-то руки не дошли.
— Ну, вот теперь и проверимся. Тем более что все равно надо какие-то процедуры проходить. Не лежать же просто так? Посмотрим вас со всех сторон и изнутри тоже.
— Но мне кажется, я совершенно здоров.
— А вы не переживайте, был бы пациент, а болезнь найдется. Мы найдем. При нынешнем развитии диагностической аппаратуры это не проблема. На то мы и поставлены, чтобы во всяком здоровом организме червоточинку сыскать. Но для начала напишем что-нибудь про сердце. Не шалит сердечко?
— Я даже не знаю, где оно находится.
— Это хорошо. А на что жаловаться и как себя вести, я расскажу. Лечащий врач у вас будет мой хороший приятель — недели две-три вас на коечке подержит, а там посмотрим.
— Гляди, Игорь, залечат тебя эскулапы, — прогудел Вениамин. — Им только в лапы попади! Тольке верь, ему можно, он свой парень. А с приятелями его ухо востро держи.
— Между прочим, мои приятели тебя, Веня, из запоев выводили.
— А я просил? Может, тот запой и не запой вовсе, а мой протест против несовершенства окружающего мира. Может, я по натуре своей революционер, а вы сатрапы от медицины!
— Может, и протест, — усмехнулся Анатолий. — Но только от такого протеста можно и живота лишиться. А «сатрапы» тебя к жизни вернули. И еще вернут. Не слушайте его, Игорь, Веня у нас известный бунтарь-одиночка. А вам бунтовать нельзя, коли вы лежачий больной. Палата будет отдельная, персонал заботливый. Сильно мучить вас мы не станем, но общие обследования проведем, чтобы амбулаторную карту заполнить. Напишем в ней много чего, на случай, если в нее кто-нибудь заглянуть надумает. Так что здоровячка из себя корчить не надо, а следует лежать, жаловаться на жизнь и боли разные. То есть соответствовать поставленным диагнозам. Не подставлять врачей, которые тоже под проверками ходят.
— Что же мне — не вставать?
— Почему, вставать можно, а вот физкультурника изображать не следует.
— Игорь, если тебя захотят всерьез проверить, они в стационар своего больного положат, чтобы он понаблюдал, — встрял Михаил. — А ты будешь как лось скакать…
— Не буду.
— На том и порешили. Со «скорой» сами договоритесь?
— Сами, — ответил Михаил. — Нам только адрес больницы нужно знать, куда отвезти должны.
— Адрес я скажу. Так что — счастливо поболеть. Я к вам пару раз заскочу, проведать и узнать, что да как. И, конечно, мобильный держите при себе на всякий случай. По моей медицинской части всё. Михаил?
— Уже сказано: лежать тихо, изображая полуусопшего, гимнастикой не баловаться, водку не пить, к младшему медицинскому персоналу не приставать.
— Это как?! — взмутился Вениамин. — Как не приставать? Как можно не приставать к медсестричкам в белых халатах? К этим ангелам от медицины? Это же издевательство. Не слушай их, Игорь, ты что, не мужик? Надо приставать! Еще как надо! Я как-то в больничке вылеживал, так такой роман закрутил с двумя сестренками. Ах, какой роман! Вначале совсем помирать собрался, а после — нет. С того света они меня ручками своими шаловливыми вытащили. Ей-богу! Врачи только диву давались, что я выкарабкался. Да если бы не они…
— Может, тебе, Веня, вместо Игоря лечь? — предложил Сергей.
— Всему свое время, — глубокомысленно ответил Вениамин. — Сие не нам решать, на все воля божья. Но только ложиться надо туда, где сестры-девчонки, потому что если старухи, то точно помрешь. От скуки!
— Учту, — рассмеялся Игорь. — Только у меня Мария.
— Мария твоя жена и муза. А это так, больничный романчик, чисто по медицинским показаниям! Рекомендую-с для быстрой поправки здоровья и хорошего расположения духа.
— Может, еще и водочки? — хмыкнул Михаил.
— И водочка не помешает. Что ты ухмыляешься? Винопитие есть древнее народное средство от всех внутренних хворей и иже с ними паразитов и нервных болезней, если в умеренных, но ежедневных дозах. Доказано тысячелетней практикой. Водочку внутрь, водочку снаружи — и как огурец! Сим рецептом ратных людей с того света в строй возвращали задолго до этих ваших пенициллинов. А вы Игоря по рукам-ногам! Мужик должен пахнуть водкой, табаком и порохом. И всех проходящих мимо баб хотеть. А вы говорите: лежи тихо! Трубки клистирные! Если в больнице тихо лежать, то непременно сдохнешь! Даже если здоров! А ну, налейте!
Налили.
— За тебя, Игорь. Чтобы всю эту больницу!.. Чтобы ни одной сестрички!.. А этих прохвостов не слушай. Если тихо лежать, то проще сразу в гробу. Не посрами меня! Обещаешь?
— Обещаю.
— Вот и славно. А теперь пошли… пошли! Нечего тут… Художнику творить надо, основы сотрясать, а вы суетой мирской отвлекаете его от трудов праведных!
— Идемте, — потеснил друзей к выходу Сергей. — А то Веня в приступе творческой ярости, усиленной парами Бахуса, еще швырнет в нас каким-нибудь своим шедевром в виде гипсовой головы. С него станется…
Эпизод сорок пятый. Два месяца и двадцать шесть дней до происшествия
«Скорая» приехала на удивление быстро. Встречал ее у подъезда Михаил.
— Вы по вызову? Можно вас на минуточку, переговорить…
Отошел в сторону, что-то сказал, что-то объяснил, что-то сунул в карман халата. Бригада поднялась на этаж, вошла в квартиру.
— Где больной?
«Больной» лежал на диване, страдальчески глядя в потолок. Страдальчески оттого, что надо было «страдать». Не очень всё это нравилось Игорю. Но он обещал. Да и выхода другого не было.
— На что жалуетесь? — спросил врач.
Игорь что-то неопределенно промычал.
— Сердце прихватило, — ответил за него Михаил. — С утра было ничего, а теперь вот… — расстроенно показал на «больного».
— Что ж, давайте снимем кардиограмму. — Фельдшер раскрыл чемоданчик переносного кардиографа. — Рубашку снимите. — Припечатал к телу датчики. — Вы расслабьтесь, расслабьтесь…
— Хм… — озадаченно сказал врач. — Мы вас теперь отвезем в стационар, чтобы там посмотрели как следует. В… — повернулся к Михаилу.
— В двадцать шестую больницу.
— В двадцать шестую.
Фельдшер недоуменно посмотрел на врача.
— Носилки принесите.
— Что вы! Я сам смогу! — приподнялся с дивана Игорь.
— Самому не надо.
— Игорь, не спорь с врачом, ему виднее! — укоризненно произнес Михаил. — Лежи спокойно, не мешай людям работать.
Ах, ну да…
Игорь лег, покоряясь судьбе, скрестив на груди руки. Его понесли по лестнице, крутясь на лестничных площадках. Было страшно неудобно, что его, здорового мужика, тащат, надрываясь, как тяжелобольного. Но рядом шел Михаил, зорко наблюдая за происходящим.
— Что случилось? — интересовались случайно попавшиеся на пути соседи.
— Сердце, — печально отвечал Михаил, всем своим видом нагоняя жути.
— Кто бы мог подумать? Такой молодой… — сокрушались соседи.
— Что поделать… — вздыхал Михаил. — Все под богом ходим. Осторожнее, а то вывалите еще!
«Больного» снесли вниз и положили в карету «скорой помощи».
— В двадцать шестую больницу, — распорядился врач.
— Но мы должны… — удивился водитель.
— Я после объясню… Знакомые у них в двадцать шестой.
— А-а…
«Скорая помощь», включив мигалку, вырулила со двора. И все, кто нужно, соседи, охрана, дворники, это увидели…
Эпизод сорок шестой. Два месяца и двадцать три дня до происшествия
А дальше все пошло совсем нехорошо. Игорю в больницу позвонил Михаил.
— Как ты там?
— Ничего. Валяюсь. Скоро пролежни появятся. Чего позвонил?
— Не от хорошей жизни. У нас ЧП.
— Что такое? — напрягся, почуяв неладное, Игорь.
— У Марии пропала мать.
— Как «пропала»? Когда?