— Мне плевать, чья там подпись. За дело отвечаете вы все. Все скопом. И значит, спрос со всех. Нам разбираться, кто больше накосячил, некогда. Это вы разбирайтесь друг с дружкой. Сколько вам нужно, чтобы подтереть за собой?
— Четыре, может быть, пять недель, — пробормотал Виктор Семенович.
— Три! Через три недели начнутся оргвыводы. По каждому.
Гость поднялся и вразвалочку вышел из кабинета. И даже дверь за собой не прикрыл.
— Что это за… урка? — спросил Игорь.
— Ну да, урка. Самый настоящий, — ответил Виктор Семенович. — А ты думаешь, они посылают на такие разборки «белые воротнички»? Нет, подобные вопросы решают именно такие типы. Организация мараться не станет, на то есть «партнеры». И этот не самый худший.
— Кто же тогда хуже? — искренне удивился Игорь.
— Тот, с кем ты не успеешь познакомиться. И случайно выпадешь из окна. Или водкой отравишься до смерти. Или машина тебя переедет. Тот, кто придет вслед за этим.
— Всё так серьезно?
— И даже еще серьезнее. — Виктор Семенович подошел к шкафу, достал бутылку коньяку, налил стакан до самого верха. Весь он как-то сдулся и поник. — Будешь?
Игорь помотал головой.
Виктор Семенович залпом опрокинул в себя стакан, не чувствуя ни вкуса, ни градуса коньяка.
— Влипли мы, Игорек. Так влипли… — Вытер платком мокрый лоб и шею. — Надеюсь, ты все понял? Потому что сам видел и слышал… Если мы это дело не замнем, выговорами и увольнением не отделаемся. И даже сроком. Им суды, им огласка не нужна. Плевать им на деньги, им, главное, шума избежать. Мы с тобой теперь в одной лодке, а она течь дала. Так что иди — вычерпывай. Как хочешь! Иначе мы оба ко дну пойдем… с ногами, закатанными в тазики с цементом.
Эпизод шестьдесят первый. Месяц и шесть дней до происшествия
— Всё?
— Всё, — сказал Игорь. — Они дали три недели. А после… После не знаю, что будет… Но вряд ли что-то хорошее.
Все замолчали, переваривая информацию.
— Дело представляется мне очень серьезным, — задумчиво произнес Сергей Михайлович, выслушав Игоря. — Это не те, не прежние мелкие хулиганы.
— Не такие уж мелкие и точно не хулиганы — еще те урки, — возразил Михаил. — Мать Марии похитили, на нее саму напали, в квартиру «жуков» понатыкали.
Сергей Михайлович печально улыбнулся.
— Может, они и грозные, как ты утверждаешь, только отчего-то, как рыбы-прилипалы, подле настоящих акул вьются. А я скажу почему: потому что деньги там, а не у них! Что они могут сделать — только если финкой в темном углу постращать? А у акул — капиталы!
Игорь поморщился. Стращать должны были его или, того хуже, Марию.
— А эти, акулы… За «этими» государство стоит, со всеми вытекающими отсюда нехорошими последствиями, — продолжил Сергей Михайлович. — Спецслужбы, армия… Деньги, наконец, немереные. Эти любого раздавят, как клопа, не заметив. Хоть тех же твоих «хулиганов» наймут. Ты, Миша, что-то недопонимаешь. Первые только за деньгами охотятся. А вторые будут свои задницы спасать, которыми в очень высоких креслах пружины давят. Там интерес другой. Там игра по-крупному! Ладно, если всё это с ведома Хозяина делается. А если нет? Если эта схема с ним не согласована? Если это чистая самодеятельность, которая тянется с… С какого времени примерно идут переводы?
— Я по ним работаю года три, — ответил Игорь. — Но, возможно, кто-то до меня…
— А теперь прикиньте объемы, которые прокрутили за эти три года. Там такие нолики! И это только то, что Игорь знает. А могут быть и другие каналы, о которых мы ни сном ни духом. И если где-то зацепится и потянется… Эти ваши пятьдесят миллионов на общем фоне, тьфу, выпавшая из кармана копейка. Здесь масштабы другие. И если кто в эти жернова угодит… — Он посмотрел сочувственно на Игоря. — От первых, от «хулиганов», можно отбрехаться или откупиться. От этих — нет. Вот и прикиньте, кто опаснее: акулы или мелкие прилипалы.
— Не согласен, — возразил Михаил. — «Хулиганам» отступать теперь некуда — засветились они, потому что первый транш прошел. Они теперь напирать будут, чтобы куш сорвать и все концы оборвать, потому что понимают, с кем дело имеют. Они понимают, а ты нам только что объяснил. Бодаться с «акулой» они не будут, но и своего постараются не упустить. Может, они и мелкие шавки, но наскакивать будут агрессивно. Извини, Игорь, но врать тебе я не хочу. Попал ты между молотом и наковальней. Всем ты нужен. Всем мешаешь. У всех на пути стоишь! Так сошлось. Не скинешь деньги первым, они тебя изгрызут. Ни перед чем не остановятся, уже доказали. Скинешь — вторые до тебя доберутся.
— Может, ему сбежать, исчезнуть? — предложил Сергей Михайлович.
— От твоих шавок, может быть. У них руки не такие длинные. И если махнуть куда-нибудь на Филиппины… От вторых — нет. Эти из-под земли достанут. По всему миру как зайца гонять будут. Плюс родственники, которые станут заложниками. Я правильно понял их угрозу?
— Правильно, — кивнул Игорь.
— Ну вот. Тут или спасаться в одиночку, на всех и всё наплевав…
— Я не могу наплевать, — покачал головой Игорь. — Почему мои близкие должны страдать из-за меня? Это невозможно.
— Вот видишь, — развел руками Сергей Михайлович. — У него — такие якоря, что с места не сняться! Они еще и нас, помяни мое слово, зацепят, если Игорь пропадет. Зацепят и потянут… И тебя и меня… И Марию. И мать ее. Это ты от урок смог ее спрятать, а от органов не выйдет. Объявят ее в розыск как опасную преступницу, а рано или поздно она пойдет получать пенсию, или в поликлинику талончик брать, или билет на самолет, или еще куда… И там ее под белы рученьки… Не станете же вы всерьез обсуждать возможность смены фамилии, паспорта и создания новой биографии. Не шпионы же вы. Так что тут шансов уйти по-английски нет.
— И что тогда делать? — в который раз спросил Игорь.
— То, что я советовал раньше — играть до конца! Пока ты им нужен, тебя не тронут. А ты им нужен, им коней на переправе менять не с руки. Ты теперь у них на крючке и с тобой можно играть в открытую. Это может их вполне устроить. Это раньше ты мог что-то сболтнуть, а теперь будешь язычок за зубами держать. Будешь нем как рыба.
— И как долго все это может тянуться?
— Кто знает… Схема крутится несколько лет и еще столько же может крутиться. Если что-то случится, то обрезать информацию они всегда успеют. Так что вертись, пока ты нужный винтик.
— А потом?
— Потом или ишак помрет или падишах или, прости, Игорь, за откровенность, ты. Потому что вечных схем не бывает. Любая рассыпается.
— А урки?
— Не знаю. От них надо отбиваться руками и ногами. Это по части Михаила. Я тут не советчик. Можно попробовать спрятаться, на дно лечь — так, кажется, это у них называется.
— Как можно «лечь на дно», когда каждый день нужно на работу ходить, чтобы те, другие не всполошились?
— Да, верно, — согласился Сергей Михайлович. — Скроешься от одних, начнут искать другие. Вернее, и те и другие! Патовая ситуация. Разрешить ее может только какой-то сильный, какой-то нестандартный ход, который выведет из-под удара всех.
— Какой?
— Откуда мне знать. Я не господь бог, чтобы на такие вопросы отвечать. Тут нужно думать. Сильно думать! Всем!
Эпизод шестьдесят второй. Месяц и три дня до происшествия
Мила была, как всегда, прелестна и обаятельна. И пыталась, как могла, изображать чуть-чуть дурочку, считая, что это должно нравиться мужчинам.
А может, и нравится. С кандидатом наук по какой-то там философской тематике и Гегелями в голове не каждый захочет шуры-муры разводить. Не интересно дураком и неучем себя ощущать, а хочется — доминантным самцом.
— Привет, Игорек. Ты, как всегда, неотразим и выглядишь на все сто.
Мила соврала. Игорь выглядел не лучшим образом. Побила его жизнь, потерла, поизносила в последнее время. Он в такие жернова угодил, что кого угодно в муку перетрут.
— Льстишь, Мила?
— Льщу. Потому что людям это нравится.
— Мне нет.
— Тогда можешь считать это формой вежливости. Не станешь же ты мне при встрече указывать на то, что у меня появились новые морщины и цвет лица, как у покойницы. Хотя морщинки, увы, появились.
— Нет, не стану.
— И на том спасибо. Но мой ум и природное остроумие ты мог бы и отметить, так как они не подвержены влиянию времени.
Игорь засмеялся.
— В этом тебе точно не откажешь.
— Вот и не отказывай. Воздай должное. Хотя, должна заметить, ни ум, ни остроумие женской доли не облегчают. Мужскому полу бюсты и ноги подавай. — Огляделась по сторонам. — Может быть, кавалер пригласит даму в кафешку?
— Конечно, — спохватился Игорь.
Мила быстро подхватила его под руку и потащила по улице, строя глазки встречным прохожим.
— Милка, не хулигань, — просил Игорь. — Я женатый человек.
— Ничего. От Машки не убудет. Она и так получила всё, что хотела, так что может поделиться кусочком.
Потом они сидели в кафе, говорили за жизнь.
— Мила, а почему у тебя не сложилось?
— Почему это «не сложилось»? Еще как сложилось! Замечательный жених, прекрасная свекровь, любовь-морковь. Свадебку назначили… У них — купец, у нас товар…
— И что?
— И ничего. Поманила жизнь столичная, вузы престижные, кафедры высокие. Обманули девушку провинциальную профессора высоколобые — увлекли, соблазнили Кантами с Фейербахами. А как добились своего — кинули. Не в пользу науки пошли — в убыток. Хоть бы какой аспирант завалящий на мою диссертацию клюнул, так нет, они за актрисками безмозглыми волочатся, в упор дам-философов не замечая. И чего мне этот Фейербах, который всю-то мою личную жизнь поломал? Так что у меня всё как у проституток, только вместо панели — кафедра. А так — один в один. Были иллюзии, да сплыли, осталась трудная и нелюбимая работа, с которой не соскочить. Только дамы легкого поведения тело свое предлагают, а я — ум, честь и совесть. И, надо сказать, тут я большим спросом пользуюсь. Прямо нарасхват и по высшей ставке!