— И не смей смеяться. Тебя это все не касается! Это вообще мой ребенок.
— Как это твой? — удивился Игорь.
— Так, мой. Тебя не спросили…
И ведь верно — не спросили!
— Если я хочу родить, значит, я рожу. От того, от кого хочу. Захотела от тебя — рожу от тебя! И ты мне тут не указ!
Игорь расплылся в идиотской улыбке. Хотя ему было не до смеха.
— И не надо мне тут счастливые гримасы строить! — смешно погрозила пальчиком Мария. — То же мне мужики пошли, чуть что — в кусты. Бабу с животом боятся пуще атомной бомбы.
— Ты не так поняла. Я за тебя боюсь.
— Ничего со мной не будет. Раньше бабы в поле рожали и хоть бы что! Рожу не хуже других!
— Я не про это. Вдруг со мной что-то случится?
— А ты сделай, чтобы не случалось.
— Маша, ты же знаешь мой диагноз…
— Знаю. И не вижу в нем ничего страшного. Мы лечить тебя будем. Лучших профессоров найдем! Если надо, за границу поедем.
— Маша, — очень серьезно сказал Игорь, взяв ее за руку. — Послушай меня. Всё гораздо серьезнее, чем кажется. Этот диагноз… Я консультировался со многими. Там у меня всё очень печально. Я могу не выкарабкаться. То есть почти наверняка не выкарабкаюсь. И что ты будешь делать? Одна…
Мария тоже вдруг задумалась.
— А если серьезно, Игорь, то это мое решение. Я не с бухты-барахты, заранее все обдумала. И если вдруг с тобой что-нибудь случится… То я тем более хочу иметь от тебя ребенка. Раньше можно было погодить, отложить на потом. Теперь нет.
— Поэтому ты забеременела?
— Да, — ответила Мария. — Потому что теперь или никогда! Я хочу, чтобы ты продолжился. Во мне. В нашем совместном ребенке. Я хочу, чтобы он был похож на тебя и был всегда рядом со мной. Потому что он — это ты!
— Но…
Мария прикрыла рот Игорю ладошкой.
— Я справлюсь, я смогу. Я имею квартиру, хорошую работу, друзей. Я смогу вырастить ребенка, даже если останусь одна. Я все посчитала. Возможно, будет трудно.
— Маша, о чем ты говоришь? Деньги есть… будут.
— Нет, я должна рассчитывать только на себя, — твердо сказала Мария. — Все деньги, которые теперь есть, должны пойти на лечение. Если их не хватит, мы продадим мою квартиру и переедем к моей маме. Свежий воздух мне теперь только на пользу, а заказы я смогу делать по Интернету. Я все продумала. Я всё очень хорошо продумала… Ты будешь жить. Должен жить. Но если вдруг случится такая несправедливость, то ты должен знать, что твой род не прервется, что у тебя будет… есть ребенок. Наш ребенок. И еще, Игорь, раз зашел такой разговор. Я хочу иметь от тебя не одного, а несколько детей, потому что семья — это семь Я.
— Маша, что ты говоришь! Я могу не увидеть даже этого…
— Помолчи. Я все придумала и все узнала. Мы пойдем в клинику — такая есть. Я там была, я всё спросила и всё посмотрела. Мы сдадим твое семя…
— Что? — удивился Игорь.
— Мы сдадим и заморозим твое семя, — повторила Мария. — Оно сможет храниться в пробирке сколько угодно. Хоть сто лет. Если я справлюсь, если смогу, то я снова забеременею. Потом. Даже если тебя не будет. Так делают. Так многие делают.
— Маша, что ты такое говоришь? Да ведь ты можешь еще раз выйти замуж и жить дальше…
— Помолчи! Я все продумала. Я не хочу давать никаких зароков. Возможно, я встречу человека и выйду за него замуж. Я не исключаю этого. Но я хочу иметь страховку, иметь возможность, если я не найду никого достойного, родить от тебя еще одного ребенка. Или двух. Я понимаю, что теперь это звучит глупо и наивно. Но я должна иметь возможность выбора… Что я решу — покажет жизнь. Но если я еще решу рожать от тебя и не смогу этого сделать — это будет трагедия. Моя трагедия. Я прошу об одном — не лишай меня возможности выбора! Использую я ее или нет, это вопрос второй. И касаться он будет уже только меня. Ты поможешь мне?
Игорь удивленно и восхищенно смотрел на Марию, которая, точно, продумала всё. Это было так не по-женски. И… так по-женски.
— Конечно, я согласен.
— Я рада, что этот разговор состоялся, — сказала Мария. — Он был для меня тяжел. Но зато я сказала всё. Мы пойдем в клинику… И больше не будем об этом говорить. Мы сосредоточимся на тебе, на твоем лечении. И мы вылечим тебя, даже если нам придется продать всё. Верь мне. Я очень сильная и не капризная жена. Я смогу жить в деревенской избе, готовить в печке и стирать белье руками на реке.
— Зачем руками? — по-доброму рассмеялся Игорь. — В деревнях тоже есть стиральные машины и электричество.
— Тем более… Значит, мне будет даже легче, — сказала Мария. — Мы вылечим тебя и будем жить долго и счастливо. Потому что одной, без тебя, мне… нам… — погладила она себя по животу. — Будет очень плохо!
— Будем жить долго и умрем в один день? — задумчиво произнес Игорь.
— Нет, будем жить долго и не умрем никогда. Потому что родятся наши дети. А потом внуки. И правнуки. Твои дети. И твои правнуки!
Эпизод шестьдесят седьмой. Двадцать четыре дня до происшествия
Встреча случилась у Вениамина. Но на этот раз она не была радостной.
— Что сказал твой знакомый?
Игорь молча протянул врачебное заключение.
Анатолий стал читать, переворачивая страницы. И чем дальше читал, тем больше мрачнел.
— Да, — сказал он. — Всё сходится. Всё, как я и предполагал. Тут еще бумага…
Раскрыл какую-то папку. Вытащил, разложил страницы, стал сравнивать их, отчеркивая ногтем отдельные строчки.
— Что это? — спросил Игорь.
— Это Веня расстарался. Извини, мне пришлось привлечь его.
Подошел Вениамин. Прогудел:
— Что значит «пришлось»?! Как будто я был против! Я был обязан помочь! Я такую профессуру на своем веку ваял.
— Да, у Вени кругом связи, — согласился Анатолий. — Художники, они в каждой бочке затычки. Вениамин смог вывести даже на профессора Сергеева. А это серьезная величина.
— Это вам величина, — пробасил Веня. — А со мной эта величина водку трескала и по общагам шаталась, по девкам, в бытность свою студентом. Мы с ним ни один ящик совместно выкушали. Да-с. Видели бы вы его тогда!
— Заключение профессора подтверждает… В принципе, все три источника близки по выводам. Могу провести еще одну консультацию. Со специалистом оттуда. Я договорился. Он немного знает русский язык. Хочешь? Только они, в отличие от наших не мямлят, они правду-матку режут.
— Хочу!
Анатолий открыл ноутбук. Включил скайп.
— Гарри? Слышишь меня? Гарри?! Ответь…
— Да, слышать тебя, Толя! Здравствуй!
— Ты можешь сейчас говорить?
— Йес, Толя. Как мы договорились рано. Я могу дать пять минут, досмотреть больных. Потом я пошел…
— Ты ознакомился с присланным файлом?
— Да. Я смотреть внимательно весь анализ. Это очень плохой случай, Толя, без надежды.
— Ты хотел сказать — безнадежный?
— Йес, безнадежный. У нас, когда так плохо, говорят, надо звать адвокат распоряжаться наследством, чтобы писать завещание. У нас пациент, который умирать, обманывать нельзя. Россия — не так.
— Да, у нас не всегда так.
Игорь поднял руку, раскрывая по одному пальцы.
Анатолий понял.
— Сколько он сможет еще прожить?
— О, я не знать. Это никто не знать. Но совсем, совсем мало. Ты можешь послать его наша клиника, но мы не будем помогать кардинально. И это будет дорого. Но это должен решать больной. Я не хотеть его обманывать, потому что ты мой друг. Если звонить офис, ему могут сказать другое. Но это будет обман. Я не хочу обман. Я хотеть тебе помочь.
— А другие клиники?
— Другие клиники могут сказать «да». Они хотят получать деньги. Но они ничего не сделать. Никто. Это совсем плохой случай…
— Спасибо, Гарри. Рад был тебя слышать.
— Я тоже…
Анатолий отключил скайп. Захлопнул ноутбук и повернулся к Игорю.
— Ты все слышал. Я ничего не скрывал от тебя. Можно еще, конечно, обратиться в клиники в Европе или Израиле, но боюсь…
— Не надо… Я думаю, этого достаточно.
Анатолий пожал плечами.
— Извини. Ты просил… Я сделал. Наверное, не всегда хорошо знать, что тебя ждет…
— Всегда хорошо! — рявкнул Вениамин. Подошел, уронил на плечи Игоря руки. — Надо знать! Всегда! Человек есть свободная личность, которая сама должна принимать решения, а не какие-то там консилиумы! Если Господь лишает человека блаженства мгновенной смерти, но насылает, на него долгую болезнь, то он знает, что делает! А наши эскулапы, идя поперек воли Создателя, врут про диагнозы, рассказывая про насморки с, пардон, поносами! Супротив воли Господней идут, нехристи! Человек знать должен, когда ему уйти назначено, дабы успеть привести в порядок дела свои и мысли. Душу свою к уходу подготовить! С близкими попрощаться, судьбу их устроить. А то ведь что выходит — помер человек, а душа его осталась как есть, без исповеди, без покаяния! Имущество, что всю жизнь копил-наживал, — прахом пошло, вместо того чтобы, согласно воле его, тем, кого он любит, досталось или для благого дела пригодилось. Как же так? Не по-божески это! Когда мне про болячку мою всю правду скажут, я, может быть, мировой шедевр сотворить успею, о коем всю жизнь мечтал, да руки не доходили. А тут — все побоку, ради последнего мазка! А они за меня решат! Они мне, души клистирные, врать будут. Вот и сдохну я за каким-нибудь очередным проходным портретом, вместо того чтобы человечество осчастливить! По их, заметьте, вине. И коли тело мое они спасти не могут, зачем право на себя берут душу мою губить! Только попробуй мне, Толька, соврать! Только посмей!
— Рано тебе еще, Веня, про это думать.
— Про вечность никогда не рано и никогда не поздно! Ты молодец, Игорь! Так и надо! Знать, чтобы все подготовить, чтобы уйти как человек, а не как слизняк! Чтобы вспоминали тебя все добрым словом, потому что о каждом ты вспомнил, о каждом позаботился! Все ты правильно сделал! А этих, — кивнул на Анатолия, — не слушай. Не надейся на них, готовь уход свой. А то они дотянут обещаниями до самого края, где тебе не до чего уже дела не будет. Накачают морфием, и станешь ты предметом неодушевленным, который без души, ума и поступков. Не поддавайся им. Теперь обо всем подум