— Ой, совсем забыла! Тут твои друзья приходили…
— Мои друзья? — удивился и одновременно напрягся Игорь.
— Да. Очень милые молодые люди. Мы с ними чай пили, они меня о тебе расспрашивали, о детстве твоем. Мы так смеялись…
— Когда они были?
— Два дня назад. Еще просили тебе посылочку передать. Ой, где она? Куда я ее сунула? — Мать заметалась по комнате, заглядывая на полки и в шкаф. — Ага, вот она… — Протянула толстый конверт.
— Что здесь?
— Не знаю, мне сказали — ты поймешь.
Игорь осторожно вскрыл конверт. И вытащил… книгу. Детскую, в красочном оформлении, с цветными рисунками. Маршак. «Кошкин дом». Что за ерунда? Зачем ему книга? Тем более детская? Покрутил в руках, заметил высовывающуюся из книги закладку. Открыл на нужной странице.
В глаза бросились отчеркнутые черным фломастером строки.
«Тили-тили».
Загорелся… Кошкин… Дом…
Сволочи! Игорь отбросил книгу.
— Что с тобой, Игорек? Книжку уронил.
— Всё нормально, мама. Скажи, не могла бы ты некоторое время пожить где-нибудь…
— Где?
— Не дома. Например, в доме отдыха. Или за границу съездить. К морю. Я бы купил тебе путевку.
— Что ты такое выдумываешь, Игорек! Ты же знаешь, я домоседка. Какое море! Мне здесь хорошо. Мне никуда не хочется.
— Так ведь ненадолго. Может быть, на месяц.
— Да ты что? У меня тут хозяйство. Соседи. Кошки, наконец! Я отсюда ни ногой. Даже не уговаривай. Я здесь до самой могилы!
— А если я тебя попрошу? Сильно.
— Попросить можешь. Только я не соглашусь. Зачем тебе это? Или что-то случилось?
«Пока — не случилось. Но может в любой момент, — подумал Игорь. — Впрочем, от них не спрятаться, даже если куда-то перехать. Потому что мать прятаться не станет, а будет звонить соседкам, болтать с ними о том, где она, что делает… А если просить ее никому не рассказывать, то придется объяснить все. И как она это выдержит, со своим сердцем? Нет, не спрятать ее, не укрыть».
Игорь встал, подошел к окну, отдернул занавеску.
И увидел…
На улице, на той стороне, против дома, стоял большой черный джип. Возле которого сидели на корточках, выставив руки вперед, какие-то парни. Сидели как зэки, недвижимо, изредка зыркая в его сторону.
Просто сидели…
Но вот кто-то заметил дрогнувшую в окне занавеску. И тень за ней. Встал неспешно, пошел вразвалочку. Остановился посреди дороги и приветливо махнул…
Игорь отшатнулся.
Вот, значит, как! За ним они приехали. Вместе с ним… А он думал…
Ведь узнали как-то. Или проследили, хотя Михаил утверждал…
Нет, не обыграть ему их, не спрятаться… Вернее, самому — можно, но родители, его и Марии, и родственники, и друзья… Всем — не скрыться.
И значит, не скрыться! Не сбежать. Не затаиться.
— Игорек, ты чего варенье не ешь? — обеспокоенно вопрошала мама, пододвигая к нему блюдце. — Оно как ты любишь, без косточек.
— Ем, мама, ем…
Взял ложечку… Сунул в рот, не чувствуя никакого вкуса…
Вот и выходит, что есть только один выход. Один… Единственный…
С которым дальше тянуть нельзя. Невозможно!..
«Тили-тили-тили-бом…»
Эпизод семидесятый. Шестнадцать дней до происшествия
Фраза была банальной, как будто вычитанной из любовного романа.
Но жизнь сама по себе банальна, и фразы в ней звучат одинаковые, и повторяются они из поколения в поколение.
— Миша, мне надо с тобой серьезно поговорить.
— Куда уж серьезней, — хмыкнул Михаил. — Последнее время мы говорим только всерьез.
— Извини. Не знал, как начать.
— Начинать лучше с конца. С выводов. Так быстрее.
— Тогда так: я долго думал и не вижу выхода…
— Выход всегда есть, — перебил его Михаил. — Это я тебе как офицер, как бывший спецназовец говорю. Иногда кажется, куда ни кинь — везде клин, а потом вдруг дырка находится. И у тебя найдется.
— Миша, — укоризненно сказал Игорь, — мне не нужны утешения, мне нужна реальная помощь. Твоя. Я хочу понять, правильно ли я оценил ситуацию, не ошибся ли где-нибудь. Давай разложим всё по полочкам. Но без соплей. Как в боевых. Как у вас.
Михаил твердо взглянул на Игоря.
— Как у нас — это трудно. Это без розовых очков. Придется называть все своими некрасивыми, именами.
— Я готов!
— Тогда начинай. Как говорится — подача твоя.
— Эти урки. Я так понимаю, они не отстанут. Они снова выйдут на Марию или ее мать, чтобы подтолкнуть меня к сделке. Это так?
— Да. Скажу больше: у дома Марии возобновилась слежка. Я был там вчера, был не один. Мы посмотрели, что да как. Они поставили наблюдение. Лица новые, но методы старые. Если начали слежку, значит, скоро начнут напирать. Потому что просто так, ради интереса, никто деньги не расшвыривает.
Игорь помрачнел.
— Значит, не исключено, что они могут еще раз напасть на Марию?
— Такая вероятность существует. Если думать за противника, то исключать вообще ничего не следует. Недооценить врага хуже, чем если его переоценить.
— А если не выходить из квартиры? Совсем.
— Можно и не выходить. Но кто им мешает вскрыть дверь ночью, зайти через окна или лоджию или под видом полиции? Полицейским ведь придется открыть. Стопроцентной защиты добиться невозможно. А главное, спроси Марию, готова ли она безвылазно сидеть в квартире, как в тюрьме. Боюсь — она откажется. Даже если вначале согласится. Или ты считаешь иначе?
— Нет, не считаю. Теперь по второй угрозе.
— Ты имеешь в виду хозяев денег?
— Да. Они не отстанут?
— Исключено. И не из-за денег, из-за угрозы утечки информации. Они не слезут с тебя, Игорь, пока не убедятся, что ты не представляешь для них угрозы.
— Как они могут в этом убедиться?
— Не представляю. Но знаю, что просто словам в таком деле веры нет.
— Скрыться они мне не дадут?
— Нет. Ты всегда должен быть в их поле зрения. Под колпаком, как Штирлиц.
— И если я пропаду, то они потянутся к моим близким?
— Не они. Они мараться не станут. Какие-нибудь нанятые уголовники, бывшие полицейские или мои коллеги из армии. Найти одноразовых исполнителей, имея деньги, не трудно.
— Они могут пойти на крайние меры?
— Чтобы найти тебя?
— Да.
— Пойдут. Они похитят кого-нибудь из твоих родственников, увезут в укромное место и снимут красочное видео с криками, кровью, мордобоем и мольбами о спасении. К сожалению, это делается так. Не исключено, что для пущего страха приложат к видео отрубленный палец и пошлют тебе бандероль с предложением встретиться. И ты, конечно, не откажешь?
— Конечно, нет!
— Так я и предполагал. Уйти ты можешь только один — как в тину нырнуть. Ну, может быть, Марию с собой прихватить.
— Но тогда они могут потянуться к ее матери?
— Конечно, потянутся… А через нее к Марии. Вряд ли ты сможешь уговорить ее не общаться с матерью или не приехать на ее похороны.
— На какие похороны?
— На ее, — жестко повторил Михаил. — Это хороший способ выманить вас из норки. Выманить и прихлопнуть. Извини, Игорь. Ты просил по гамбургскому счету.
— Нормально! — успокоил его Игорь, хотя чуть ли не зубами скрипел. — При каких обстоятельствах они могут отцепиться от меня?
— А сам как думаешь?
— Думаю, ни при каких.
— Правильно думаешь. Если без соплей. Ты жив, пока работаешь на них, находишься под их присмотром и не дергаешься. Пока в колее.
Да, это верно. Он им нужен. Но лишь пока.
— Допустим, я продолжаю работать на них, как и прежде. Но тогда меня будут прессовать урки?
Михаил кивнул.
— Будут. Ты попал в классическую вилку, когда враг и спереди, и сзади. Причем численно превосходящий тебя, лучше вооруженный и не сентиментальный. А ты аккурат посередочке.
— И что в таких случаях делают у вас?
— Дерутся. И умирают. С честью. Чтобы не попасть в плен.
— Я не могу драться.
— Ты не можешь. Драться «не могу», а погибнуть «могу»?
— Если я погибну, — они от меня отстанут?
— Если тебя не будет, им не к кому будет приставать, — усмехнулся Михаил.
— Извини, неправильно выразился. Если меня не будет — они оставят в покое Марию, моих близких?
— Наверное. Зачем им люди, которые не могут принимать решений. Ведь никто, кроме тебя, не может обеспечить им перевод денег. А просто пугать кого-то, из спортивного интереса, это глупо, затратно и рискованно. Если они захотят продолжить, они прицепятся к новому назначенцу. К тому, кто сменит тебя.
— Понятно… Теперь по здоровью. Если я заболею, какими будут их действия?
Михаил задумался.
— Смотря как заболеешь, насколько тяжело.
— Как уже болею, — ответил Игорь. — Ты, наверное, знаешь…
— Знаю. Но без подробностей. Шило в мешке не утаить… Я был с тобой в больнице, слышал, о чем врачи между собой говорят, понимал, какие анализы у тебя берут. Два плюс два сложить не трудно.
— Допустим, если они узнают про мою болезнь, они ослабят хватку?
Михаил положил руку на плечо Игоря.
— Боюсь, нет. Боюсь, наоборот. Они постараются успеть провести через тебя максимальное количество денег. И те и другие. Потому что — такая удача — ты уйдешь, причем чисто, без криминала, и все можно будет списать на тебя! Они не упустят такой возможности. И еще, они перестанут стесняться в средствах, потому что любое следствие рассыплется в связи с отсутствием потерпевшего. Они не должны узнать о твоей болезни. Ни в коем случае! Это будет серьезной провокацией.
— Значит, больничный меня не спасает?
— Нет. Слишком в серьезном деле ты крутишься. Слишком много на тебя завязано. В конце из тебя попытаются выжать все соки. До последней капли! Боюсь, они уже что-то подозревают. Там, в больнице, мы, похоже, переиграли сами себя. Но кто мог знать про твой диагноз…
— То есть выхода нет?
— Очевидного — нет. Можно лишь ждать, выгадывая время, и надеяться, что в расстановке сил что-то изменится.
— Нет у меня времени, — грустно сказал Игорь. — Совсем.