Михаил лишь кивнул.
— Тогда напрашивается единственно верное решение. Которое у меня, кажется, есть.
Михаил удивленно вскинул брови.
— Решение? Какое?
— Мне надо уйти.
— Мы уже обсуждали тему твоего ухода. Они не дадут…
— Ты не понял меня — совсем уйти. От всех. Как колобок.
Михаил посмотрел на Игоря внимательнее.
— Не понимаю. Ты хочешь?..
— Нет, не хочу. Совсем не хочу. Мне теперь каждый день как праздник. Потому что Мария… И вы все… Я только жить начал. Но я не вижу иного выхода. Если я не уйду, они доберутся до всех. В первую очередь до Марии. А ей теперь нельзя…
— А что такое с Марией? — насторожился Михаил.
Мгновение Игорь сомневался, но потом сказал:
— Она ждет ребенка.
— Оп-па, — ахнул Михаил. — Это когда это вы успели? То есть я хотел спросить, как решились?
— Это не мы, это она решилась.
— Плохо дело, — вздохнул Михаил. — Оно, конечно, поздравляю, дело-то как раз хорошее. Но что теперь с ней делать? С Марией. Она теперь слабое звено.
— Не такое уж слабое. Она все понимает и ничего не боится.
— Она может бояться или не бояться, но когда начнут ее прессовать… Дело даже не в ней, в ребенке… Ему это на пользу не пойдет.
— Беременность их не остановит?
— Нет. Не те люди. Не та ситуация. Это лишь дополнительный рычаг в их руках.
— Поэтому я говорю про свой уход. Окончательный.
— Ты думаешь, Марии от этого будет легче?
— Наверное нет, только это произойдет быстро и, значит, менее травматично. А если иначе, то долго и очень затратно. Она настроена потратить любые деньги, чтобы вытащить меня.
— Значит, потратит, — согласился Михаил. — Если Мария что-то решила, ее с пути не свернешь.
— В результате я буду умирать долго, трудно, буду ходить под себя, умолять о спасении, потеряю человеческий облик. Я видел все это. Видел в хосписе. Это страшно. Это невозможно. Это мучительно. Даже не для тех, кто умирает, они уже мало что понимают, для тех, кто находится рядом. Я не хочу так! Лучше разом… И Марии лучше. Проще выплакаться раз, чем рыдать неделями, не в силах ничем помочь.
Михаил кивнул.
— Помнишь, ты рассказывал про друга, который сам себя?.. Ножом. Не хотел быть обузой всем остальным.
— Сашка? Да, рассказывал.
— Так вот, я тоже не хочу быть обузой. Я хочу уйти без мук и стенаний, и хочу увести за собой погоню.
— Я не знаю, что тебе сказать. Тут не может быть советчиков. Такие решения каждый принимает сам. Лично. Разложил ты все правильно, а какой вывод сделать — решать тебе. Извини…
— Считай, что решил. Не теперь, раньше. Я долго думал. Мне нужно было лишь убедиться. Еще вопрос. Точнее, просьба.
— Слушаю.
— Ты мне поможешь?
— Чем? Чем я тебе могу помочь?
— Мне нужно найти оружие. Любое. Я не хочу болтаться в петле. И не хочу травиться снотворным, как истеричная гимназистка. Я хочу уйти достойно, по-мужски. Как Сашка. Как… Хемингуэй.
— Хемингуэй застрелился из ружья.
— Да. Я читал про него. Он выбрал красивую смерть.
— Он покончил с собой, когда понял что перестал быть мачо и писать, так, как раньше. Он решил обыграть старость, избежать немощи, — сказал Михаил.
— Я хочу так же. Ты можешь достать мне ружье?
— Наверное. Ружье не автомат… Но ты должен понимать все последствия.
— Я понимаю. И беру на себя всю ответственность. Но я боюсь… Не смерти — нет. Боюсь не справиться. Ты должен помочь мне. Я не знаю, как это делать… правильно. Не хочу остаться до конца жизни калекой, если в чем-то ошибусь. Надо уходить, как ушла жена Вениамина, сохранив о себе самые лучшие воспоминания. Ушла, пока не утратила человеческий облик.
— Я в курсе.
— И еще, я хочу, чтобы кто-то был со мной до самого конца. Как ты с Сашкой. Это страшно, уходить одному… Видишь, я ничего не скрываю и не строю из себя героя. Уйти туда — не просто.
— Я понимаю тебя. На миру и смерть красна. Я и сам, когда однажды встретился со смертью с глазу на глаз, думал, дам слабину. А толпой — хоть сейчас грудью на пулеметы!
— Если ты будешь рядом, мне будет спокойнее. И я смогу. Точно смогу! А если один, у меня может дрогнуть рука. Или в последний момент я испугаюсь. Я не должен испугаться…
Игорь говорил горячо, убежденно. Потому что хоть и сказал, что принял решение, все еще сомневался. Ему действительно нужна была помощь. Нужна была опора для этого последнего шага, потому что страшно, когда с глазу на глаз.
— Я должен распутать этот узел. Хотя бы так. Именно так! Потому что иначе невозможно.
— Не знаю, — засомневался Михаил. — Это такой шаг… Окончательный шаг…
— У тебя есть другие предложения? Я могу выпутаться как-то иначе?
— Нет. Других выходов я не вижу. По крайней мере пока.
— Послушай, Миша, я ничем не рискую, ничего не теряю. Я все равно… Всё равно обречен! Я могу выгадать лишь несколько дней. Пусть недель. Но эти недели будут кошмаром. Для всех. За это время они могут добраться до Марии, ее матери, до тебя… А если я уйду раньше, уйду теперь, то разом решу все проблемы.
— Наверное, я должен тебя отговаривать, — сказал Михаил. — Но… не буду. Потому что бывал в таких ситуациях и видел… Это мужское решение. Других вариантов, увы, нет и терять тебе действительно нечего. Тут ты прав. Я бы тоже не хотел бы сдыхать в постели, исходя криком. Лучше умереть в бою.
— Ты поможешь мне? В этой моей последней просьбе.
— Возможно. Но при условии… что об этом никто, совсем никто, даже Мария, не будут знать. Я не должен, не могу подставляться. Если кто-то узнает, меня могут притянуть. Это очень серьезная статья и немаленький срок. Надеюсь, ты меня понимаешь.
— Конечно. Я никому ничего не скажу. До самого конца.
— Подумай еще. День, или два, или три. Это такое решение, которое требует серьезных размышлений. Если не теперь, если через несколько дней ты скажешь — да, то я обещаю помочь тебе. Не из-за тебя. Из-за Марии. Потому что иного способа вывести ее из игры нет. Этот самый надежный. А учитывая ее беременность…
— Спасибо, Миша.
— За что? За такую помощь не благодарят. Я не жить тебе помогаю, а лишиться ее.
— И тем не менее… Я думаю, это хороший выход. Самый лучший.
— Может быть, — задумчиво сказал Михаил. — Может быть…
Уж больно все туго связалось — и деньги, и наезды, и болезнь. Такой узелочек — не распутать. Такой узелочек можно только разрубить…
Эпизод шестьдесят девятый. Четырнадцать дней до происшествия
Александр был, как всегда, категоричен.
— Ну, и чего тут думать? Они имели тебя, теперь ты имеешь возможность поиметь их. Я бы в твоем случае секунды не сомневался. Когда еще такой шанс выпадет…
— Но ведь это…
— Как писал Максим Горький в одном своем произведении: «Если от многого взять немножко, то это не кража, а просто дележка». Нужно верить великому пролетарскому писателю! Тебя втянули, называя все своим именем, в преступную схему. В которую ты не просился. Или — просился?
— Конечно, нет.
— То есть сыграли с тобой втемную. Захотели и сделали из тебя соучастника. И еще козла. Отпущения и, боюсь, просто… Это нормально, взять человека и поломать ему жизнь? Ты, Игорек, уже преступил, уже под статьей ходишь, да не одной. Лишнее деяние тебе ничего не прибавит и не убавит. Представляю, какие там суммы ходили!
— Большие. Очень.
— Мимо тебя, заметь, ходили. То есть тебя подставили, а ты в благородство играешь. Мол, как это так, меня до нитки обобрали, а я полушку обратно получить стесняюсь, чтобы людей лихих не обидеть.
— Я тоже получал процент, — признался Игорь.
— Могу представить какой! — рассмеялся Александр. — Ноль целых, хрен десятых. И кукиш в кармане в привесок! Не смеши меня. Люди гребли миллионы, а тебе откидывали копейки. Но отвечать ты будешь не за копейки, а по полной. Так?
— Так, — обреченно кивнул Игорь.
— То есть срок ты будешь тянуть за чужие грехи. Заметь, немаленький. Ну и в какую сумму ты оцениваешь свои, за решеткой, годы? Ты переведи, для интереса, дни на шконке в рубли. Там интересная цифра может получиться. Боюсь, более крупная, чем ты получил.
Прав Александр. Годы жизни никаких денег не стоят. Никто не согласится поменять миллион на пару лет на зоне. Только если бомжи. Да и те предпочитают там только зиму пересиживать, а летом на свободе гулять.
— Не сходится дебет с кредитом? — усмехнулся Александр. — И не сойдется! Ладно бы они отпустили тебя на волю, с извинениями, благодарственными письмами и ценными подарками. Отпустят?
— Нет.
— Какие еще могут быть вопросы?…Ты в шайке, из которой обратной дороги нет. Только если ножки делать… А если ножки делать, то не пустому. Потому как имеешь полное право. Отработал! Ловить они тебя хоть так, хоть так будут — хоть пустого, хоть с наваром. Лично я ушел бы с наваром, так хоть шанс есть спрятаться. По миру бегать — явки менять, имена, страны — деньги немаленькие нужны.
— Спрятаться не получится, — покачал головой Игорь. — Они…
— Только не надо мне подробностей! — замахал руками Александр, — Я в это дело лезть не хочу. Готов помочь общими советами, приютить у себя если нужда будет, денег ссудить… А так, чтобы вместе из парабеллума отстреливаться — уволь. Тут я тебе не помощник. Считаю так — если есть возможность наказать их, ударив рублем — надо бить! Они твою жизнь угробили, а ты из-за денег менжуешься. Не хочешь их сам оприходовать — мне отдай. Уж я найду им применение, можешь мне поверить! Или давай вдвоем в загул пустимся. Уж так пустимся! А после банька и в прорубь для поправления пошатнувшегося, после излишеств, здоровья! — Александр широко улыбнулся. — Помог я тебе?
— Помог, — совершенно серьезно ответил Игорь. — Сильно помог!
Эпизод семьдесят второй. Одиннадцать дней до происшествия
Сергей Михайлович прибыл точно в назначенное время. Минута в минуту. Его «Мерседес» притормозил на перекрестке. В салон быстро сели Игорь и Михаил.