Меня одолела злость. Я выложил ему всю правду. Все о том, зачем он здесь. Он пришел в ужас. Хотел немедленно дать деру, но я скрутил его и спустил в подвал. Там я приковал его цепью к кольцу в полу – зачем это кольцо, ни я, ни мой приятель понятия не имели, оно осталось от предыдущих хозяев. Альберт плакал и просил отпустить его. Я сказал, что он должен немедленно порвать с Ингой и заставить ее распределить наследство по-честному, то есть на три равные доли. Он клялся, что ему не нужен никакой домик в Италии, но Инга его не будет слушать, и поэтому звонить он ей не станет. Тогда я решил припугнуть его посильней. Я оставил его в подвале, забрав телефон, чтобы он не мог никому позвонить и попросить помощи, а сам намеревался дойти до ближайшего гастронома. Есть хотелось невероятно, был уже час дня. Я вышел на улицу и обнаружил, что борсетку с документами, карточками и телефоном оставил в такси. Просто тупо забыл, и все. Это привело меня в расстройство. Нужно было срочно звонить водителю, требовать вернуть ее, кроме того, в кармане у меня, помимо кнопочного телефона Альберта, лежало всего двести рублей.
Озабоченный всем этим, я рассеянно шел по улице и не заметил раскатанного под ногами льда. Последнее, что я запомнил, это пасмурное небо, сплошь затянутое облаками, которое вдруг почему-то стало переворачиваться на сто восемьдесят градусов…
Я очнулся в этой палате. Увидел белый потолок, ощутил боль во всем теле и особенно в голове и шее. Не успел я ничего сообразить, как дверь открылась и передо мной возникла Инга. Она вгляделась в мое лицо, и в глазах ее отразился ужас.
– Ярик! Что с тобой случилось?? Где Альберт?
Я хотел что-то сказать, но язык распух и едва двигался. Я смог только промычать нечто невнятное.
– Умоляю тебя, скажи, где Алик! На вас напали, да? Я видела их, это настоящие бандиты. Куда они дели Алика?
Она даже не стеснялась, не делала вид, что он для нее всего лишь зять. Передо мной была несчастная влюбленная женщина, потерявшая своего любимого. И тут я все вспомнил!
– Который час? – спросил я у Инги.
– Почти пять.
У меня отлегло от сердца. Значит, прошло всего несколько часов, как я вышел из дома. Альберт, конечно, порядком замерз, но ничего фатального с ним случиться не могло. Инга продолжала плакать у моей постели и просить, чтобы я сказал, где Альберт. Я понял, что план наш провалился с треском. Но что было делать? «Альберт ваш в старом доме на садовых участках», – сказал я ей и назвал адрес. В этот момент я думал лишь о том, что нужно срочно освободить его, отстегнуть цепь. Она отстегивалась без ключа, но сам он сделать этого не мог без посторонней помощи. Инга больше ничего не спросила. Она кивнула мне и унеслась прочь.
Вскоре пришла медсестра. Увидев, что я в сознании, она принесла мне попить.
– Ну слава богу, – сказала она, вытирая с моего подбородка пролитые капли. – Мы уж думали, вы так и останетесь овощем. Неделю пролежали в коме.
– Неделю??
Я потерял дар речи. Видимо, лицо у меня было то еще, потому что сестричка взглянула на меня с тревогой и кивнула.
– Да, неделю. Очень большая внутренняя гематома.
Мне показалось, что на меня рухнул потолок. Я представил себе, что сейчас происходит в подвале. Инга спустилась туда и увидела мертвого Альберта. Разумеется, он не мог быть живым, неделю просидев в неотапливаемом помещении, в то время как на улице минус двадцать. Я поневоле стал убийцей!! Первым моим порывом было немедленно все сказать медсестре, заставить ее бежать в полицию. Но у меня не было сил. Последние я потратил на те несколько фраз, которые сказал Инге и сестре. Да и зачем было что-то говорить, когда Инга уже все узнала и наверняка сейчас вернется со следователем?
Я лежал и обреченно ждал. Вот сейчас дверь откроется, войдут Инга и представитель закона. Но она все не шла, и во мне загорелся огонек надежды. Что, если Альберту все же удалось освободиться? Может, он где-то в поселке или раздобыл денег и уехал? Я думал да гадал, пока не уснул. Организм после комы требовал покоя, и я отключился. Проснулся лишь глубокой ночью. У моей постели сидел майор. – Ярик кивнул на Усова. – Он рассказал мне, что Альберт и Инга Николаевна мертвы. Он уже практически обо всем догадался. Задавал мне вопросы. Я мог отвечать только «да» и «нет». Вот, собственно, и все…
Ярик замолчал. Лоб его покрылся бисеринками пота.
– Вот такая история с географией. – Усов подошел к Даше и положил ей руку на плечо. – Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему в Москве якобы ничего не делали для того, чтобы разыскать парней?
– Да, – пробормотала она едва слышно.
– Ну вот. Я ведь сразу, как только обыскал дом, позвонил в Москву, связался со столичным МВД. Там мне сказали, что никаких заявлений о пропаже граждан Краснова и Сомова не поступало. Софья Краснова и Екатерина Сомова не ходили в полицию и не общались со следователем. Они спокойно сидели дома и терпеливо ждали известий от Ярослава, наслаждаясь паникой и страданиями своей матери. Мой помощник Мирзоев нашел водителя такси, который двенадцатого января утром доставил в поселок двух молодых мужчин. Это некто Братеев Мирон Яковлевич. Он сообщил, что один из них оставил у него в машине борсетку с документами и телефоном. В этот же день, двенадцатого января, Братеев связался с Екатериной Сомовой и сказал, что готов привезти ей борсетку. Это так? – Усов поглядел на Катю.
– Да. За борсеткой мы с Соней вместе ездили.
– Вас не встревожил тот факт, что ваш муж остался без связи и денег?
– Конечно, встревожил. Я места себе не находила. Предчувствовала, что случилось нехорошее. Все просила Соню поехать со мной в Осташков. Но мы не знали адреса. И машина, как назло, сломалась. А такси стоило бешеных денег. Соня успокоила меня, сказала, что нужно подождать. Ярик, мол, не ребенок, найдет выход из положения.
– И вы спокойно сидели и ждали? – Усов покачал головой.
– А что нам оставалось делать? – резко вмешалась в разговор Соня. – Уговор есть уговор. Для того чтобы Алик согласился позвонить матери и она пошла на наши условия, двух дней было недостаточно. Вот мы и ждали…
Она опустила голову и уставилась на носки своих сапожек. Даша вдруг вспомнила, как на следующий день после исчезновения ребят Соня просила ее приехать с пар пораньше. Якобы ей надо по делам, а маме плохо. А вечером они вернулись вместе с Катей и рассказывали им с матерью, как побывали в полиции. Про морги рассказывали! Господи, какая ложь, какое коварство! Дашу накрыла такая волна отчаяния, что она не сдержалась и застонала.
– Что с вами? – участливо спросил Усов. – Помощь нужна?
– Нет. – Даша помотала головой.
Ярик лежал безмолвный и безучастный, длинный монолог лишил его последних сил.
– Так. – Усов обвел взглядом палату и всех, находящихся в ней. – Пора заканчивать. Как говорится, финита ля комедия. – Он обернулся к Кате и Соне. – Вы можете быть свободны. Формально в смерти Краснова виноват один лишь Сомов. Он и будет отвечать. Когда поправится, разумеется.
Катя снова зарыдала. Соня кивнула, молча взяла ее под руку и вывела за дверь. Даша во все глаза смотрела на майора.
– Ну, милая, – мягко проговорил тот. – Мне очень жаль. Видите, в полиции не такие уж лохи работают. И дела раскрывают. По мере сил. – Он взял ее руку и тихонько сжал. – Вы ступайте. Идите к сестрам. Они, конечно, нехорошо поступили, чтобы не сказать жестче. Но они не знали, что все так обернется. Идите. Вам есть что обсудить. А мы с Губановым и Кравченко поедем спать. Так, Женька?
Губанов, которого впервые за ночь назвали по имени, расплылся в улыбке.
– Так, товарищ майор.
– Ну то-то.
Усов повернулся и вышел из палаты, на ходу бросив Губанову:
– Караул организуй.
– Есть. – Тот козырнул и вышел следом.
Даша на цыпочках приблизилась к кровати. Ярик с трудом приподнял веки.
– Даш… прости… я не хотел. Прости… если можешь…
В глазах его блеснули слезы. Даша тоже заплакала.
– Не надо, не извиняйся. Ты и так… наказан. Что теперь будет? Как Катя, Олежка?
Она хотела сказать «как я», но вовремя сдержалась. Ярик слабо улыбнулся.
– Ничего. Как-нибудь. Катя выдержит, она у меня сильная. Я тоже выдержу. Постараюсь, во всяком случае. Ингу Николаевну жалко, ее не вернешь. Кто ж думал, что она так… – Он не договорил и осторожно протянул руку из-под одеяла. В запястье торчала игла.
– Подойди. Пожалуйста, – попросил Ярик.
Даша сделала шаг к кровати. Холодные пальцы коснулись кончиков ее пальцев.
– Ты отличная девушка, Дашуля. И я… я очень тебя люблю. Как сестренку. Прошу тебя, не оставляй Катю. Ей будет непросто. Не оставляй, хоть она и… причинила тебе такую боль поневоле. Обещаешь?
Даша кивнула.
– Обещаю.
Лицо Ярослава просветлело.
– Спасибо. Теперь иди. Я устал.
Даша на цыпочках вышла из палаты. В коридоре стояли Катя с Соней и о чем-то тихо разговаривали. Даша плотно прикрыла дверь.
– Вы… – Ее переполняла ненависть. – Вы обе лгуньи! Убийцы!! Вы убили маму!
– Замолчи.
Это сказала Катя – спокойно, без гнева. Однако на лице ее была написана боль.
– Замолчи, – повторила она мягче. – Ты не знаешь, каково это – с молодых лет тянуть лямку, экономить на всем, жить в постоянном напряге: вот что-то случится, и не станет работы, нечем будет платить кредит. Я устала. Мы оба устали.
– Не убивать же из-за этого! – тихо и страстно проговорила Даша.
– Никто и не думал убивать. Мы просто хотели проучить. Их обоих. Ты о ней подумала? – Катя кивнула на молчаливо стоящую рядом Соню. – Каково ей было – сознавать, что мать ворует у нее счастье? Тайком, как преступница.
– Не смей называть маму преступницей!! – крикнула Даша и тут же зажала ладонью рот. – Не смей! – повторила она шепотом. – Она вам всю жизнь отдала. Не думала о себе никогда. Если она влюбилась до потери пульса, то, значит, не могла ничего с собой поделать.
– Я тоже Алика любила до потери пульса, – вдруг сказала Соня. – Любила, да. А теперь – мне все равно. Не жалко. Нисколечки.