Машинистка Юля тем временем решила стать вегетарианкой. Соседки говорили, что это она специально придумала, чтобы за мясом в очереди не стоять. Юля ела замороженную до степени крайнего онемения треску, которой можно было забивать гвозди, подметки на туфлях и заколачивать оторвавшуюся дверцу шкафа. А потом сообщила всем, что отныне будет лечить себя сама – уриной.
– Во дура-то, – покачала головой тетя Алла.
– Ну что с тобой делать? Обнять и плакать, – сказала тетя Наташа.
Юля ела треску и запивала ее мочой примерно с месяц, а потом ей стало плохо. Через сутки, за которые из ее квартиры не раздалось ни звука, муж тети Аллы аккуратно вскрыл дверь, и соседки вошли в ее квартиру.
Юля лежала на кровати и тихо стонала. На полу стояли банка с отстоянной утренней мочой и тарелка с рыбой.
– Ну, что делать будем? – спросила тетя Алла.
– В больницу? – предложила тетя Наташа.
– Не проедем.
Дороги занесло по всему городу. До ближайшей больницы можно было доехать только на танке.
– Давай ей желудок промоем, а там видно будет, – предложила тетя Алла.
Пока она промывала Юле желудок, матерясь и отвешивая той подзатыльники, тетя Наташа варила куриный бульон.
Юлю откачали, накормили, напоили чаем, выбросили все банки с уриной, а треску из холодильника скормили тети-Наташиному коту.
Когда Юля, спустя два дня полноценного питания вперемешку с активированным углем и «компотиком» тети Аллы, обрела способность говорить и выражать эмоции, выяснилось следующее.
У машинистки появился мужчина, приятный во всех отношениях. Настолько приятный, что Юля начала «интересничать» и рассказала ему о вегетарианстве и уринотерапии. Мужчина отказался зайти на чашечку кофе после ужина и больше не позвонил. Юля поплакала, выпила урины, закусила треской, и тут ей стало плохо.
– Во дура-то, – хохотала тетя Алла.
– Ну что с тобой делать? Обнять и плакать… – проговорила тетя Наташа.
Корзина конфет
Про соседку Юлю я вспомнила вот почему. Спустя год или два она сделала то, чего никто не ожидал, – удочерила девочку Асечку трех лет. Соседки ахнули.
Юля молчала до последнего – ездила в другой город, говорила, что в командировку. Тетя Наташа была уверена, что она нашла себе любовника. Но однажды Юля зашла в дом, держа за руку маленькую тихую Асечку.
– Вот, дочка, – объявила Юля тете Алле, с которой столкнулась в дверях.
Тетя Алла уронила сумку.
– Чегой-то? – спросила тетя Алла.
– Вот так, – ответила Юля.
Юля теперь работала на двоих и за двоих. Готовила не для себя, а для Асечки. А в нашем подъездном детском коллективе появился еще один член.
Пока родители были на смене или задерживалась на работе, за детьми присматривали те, кто был выходным.
– Сегодня ты обедаешь у тети Аллы, – объявляла мама.
Но завтра или послезавтра все дети собирались уже у нас на ужин.
Асечка тоже ходила за всеми хвостиком – нам было велено держать ее за руку, чтобы не потерялась.
Мы все были голодными, все время хотели есть, но все-таки позволяли себе капризы. Суп любили куриный, а рыбные котлеты ели, запивая морсом, потому что всухомятку терпеть их не могли.
Я до сих пор помню, как на ужин нас отправили к тете Алле. Она налепила вареников с картошкой и творогом. С творогом мы любили, но с картошкой никто не хотел есть. Хотя тетя Алла посыпала сахаром и те и другие.
– Так, быстро ешьте и не выковыривайте картошку! – пригрозила нам тетя Алла.
Мы похватали хлеб и начали обсуждать, как уговорить тетю Аллу не делать вареники с картошкой, а делать только с творогом или с замороженной вишней, как один раз, который все хорошо помнили, потому что это был настоящий праздник. Вкуснотища невероятная!
И только маленькая Асечка сидела за столом и тихонько руками брала вареник и отправляла его в рот. Она его даже не жевала, а сразу глотала. Через минуту ее тарелка была пустая.
– Еще хочешь? – спросил Гришка, сын тети Аллы.
Асечка кивнула.
Он расковырял все вареники, положил Асе только те, что были с творогом.
Ася молча, так же быстро и не жуя, как маленький удавчик, их заглотнула.
Мы все дружно начали накладывать свои вареники Асе. На шум пришла тетя Алла.
– Что за базар? – гаркнула она.
– Мам, – Гришка молча показал пальцем на Асю, – она и мою порцию съела.
Тетя Алла вдруг заплакала. Мы готовы были провалиться под стол от страха, потому что никогда не видели, чтобы она плакала.
Мы отдавали Асечке горбушку хлеба, лучшие куски, добавку. Но она никак не могла наесться и все время пыталась утащить что-нибудь с собой. Тайком.
– Ты попроси, тебе и так дадут, – уговаривал ее Гришка.
Но Ася смотрела, как волчонок, исподлобья, и продолжала воровать конфеты или хлеб.
Однажды моя мама привезла из командировки огромную плетеную корзину, собрала всех детей и торжественно открыла крышку. Корзина была доверху заполнена конфетами. Мы сначала онемели, а потом, расталкивая друг друга, кинулись загребать горстями. Чуть не подрались. Я получила от Гришки в глаз, но сдачи дать не успела.
– Все, стоп! – крикнул вдруг Гришка, самый старший из нас.
Мы послушно замерли.
– Асечка, иди набирай, – сказал он.
И только в этот момент мы увидели, что Ася сидит на стульчике и тихонько подвывает. Как кутенок. Скулит, но не плачет.
Мы сами отнесли корзину в квартиру к Юле. Ася не улыбалась, но подходила к каждому из детей и гладила по руке или по ноге.
– Что это? – ахнула Юля.
– Это Асе. – Гришка говорил торжественно, хотя ему, да и нам всем, было очень жалко конфет.
– Господи, дети! – Юля открывала рот и не могла вдохнуть воздуха.
– Пусть ест, – сказал Гришка.
На самом деле мы все еще целый месяц бегали к Юле, и та выдавала нам конфеты. Но корзина так и стояла под их кухонным столом, и родители, когда привозили сладкое, несли все к Юле – докладывали, чтобы Ася не заметила, что сладостей становится меньше.
Одна зима была совсем тяжелая. Что-то случилось с поставками продовольствия, и в город перестали завозить продукты. К тому же ударили морозы, самолеты летали нерегулярно, и каждую командировку ждали, как манны небесной, в прямом смысле слова. Моя мама каждый день стояла у плиты и варила луковый суп – лук лежал в подъезде в огромном мешке, который купили «на всех». Почему мама? Потому что только она могла сварить суп из ничего, и притом вкусный. Только она знала рецепт лукового супа и могла адаптировать его к реальной действительности. Первое время мама заговаривала нам, детям, зубы – рассказывала про то, что луковый суп едят французы, что от него все становятся красивыми и богатыми. Она сушила на противне к супу греночки-квадратики, разливала его по чашкам, а не по тарелкам и говорила без умолку. Но через неделю от лукового супа нас уже воротило. Только Ася доедала свою порцию до последней капельки. Но добавки не просила.
Тогда-то и случился тот памятный день. Мама, уговорив свое начальство, руководство аэродрома и летчиков, на вертолете отправилась в соседний город и вернулась с четырьмя пакетами замороженной вишни. И все. Она сдирала с кожей примерзшие варежки, плакала и ходила с грелкой между ног – цистит. Ее рвало от таблеток, качало от голода и бессилия.
Тогда-то тетя Алла и налепила вареников с вишней. На вареники ушел весь запах сахара всего подъезда. Тетя Наташа не хотела отдавать.
– Не дам. Я хоть шарлотку детям испеку, – говорила она.
– Что-то я яблони под окнами не вижу, – мрачно отвечала ей тетя Алла.
Тогда взрослые решили, что детей нужно накормить «вкусненьким». И плевать на то, как жить дальше. Этой позиции держались тетя Алла и моя мама. Тетя Наташа, Юля и еще несколько соседок считали, что нужно экономить. Взрослые собрались на кухне у тети Аллы и решали, как жить дальше. В результате все закончилось скандалом и взаимными обвинениями.
– Так, все закрыли рты! – вдруг рявкнула тетя Алла. – Все несут Ольге у кого что есть. Нычки найду и накажу. Перетряхну весь дом. Вы меня знаете.
С тетей Аллой спорить никто не решился. Пока она устраивала шмон в квартирах соседок, мама делала тесто. Потом они сели на кухне и налепили вареников. Утром нас, детей, собрали и накормили до отвала.
На самом деле мы уже все понимали. И, как Ася, собирались вареники украсть и оставить про запас.
– Или вы сейчас все съедите, или я не знаю, что сделаю, – сказала тетя Алла.
Они с мамой стояли вокруг нас, посыпали вареники сахаром и подкладывали добавки. Они улыбались, но как-то странно, как сумасшедшие. На самом деле они в тот момент и были такими – чокнутыми женщинами, которые хотели накормить детей. И пусть сами еле держались на ногах, больные, в мокрых трусах от непроходящего цистита, с гайморитом, отмороженными руками, негнущимися пальцами, недосыпом и чудовищным, пожирающим нутро страхом за будущее, детей они хотели накормить. Это была их миссия. Самое важное дело в жизни.
– Мам, а завтра мы что будем есть? – спросил Гришка.
– Завтра и разберемся. Жри давай, – ответила тетя Алла.
Так я узнала вкус вареников с вишней. И когда мне совсем плохо, я леплю именно их.
Спустя много лет я осталась одна с четырьмя детьми. Младшая дочь, годовалая, все время плакала и просилась на ручки – резались зубы. Сын упал и разбил нос. Дочка друзей лежала с температурой, которая то падала, то снова поднималась, а самый старший очумел от ответственности. За окном лил стеной дождь. Моя кредитная карта была заморожена по необъяснимой причине. Наличных денег хватало на пачку молока, яйца и хлеб, за которыми я отправила старшего.
Дети всегда чувствуют, когда взрослые боятся или когда не знают, что делать. Мои дети плакали и требовали внимания. Мне было страшно. Почти до тошноты.
– Так, все дружно перестали плакать и пошли за вишней. Я вареников налеплю, – объявила я детям.
Сын, с заткнутой в нос ватой, прогнусавил: