– За какой вишней?
– За той, которая у соседей во дворе растет.
– А как мы за ней пойдем? – спросила дочь приятелей, очнувшись от температурного забытья.
– Перелезете через забор и наберете. Вот тарелка. – Я выдала им тару.
– Так дождь идет вообще-то, – сказал старший.
– Вишню лучше всего собирать в дождь, примета такая, – заявила я.
Дети нацепили куртки, взяли зонтики и полезли через забор. Они не хотели, но я каждого подпихнула под попу и перевалила на другую сторону. Маленькая дочь стояла и смотрела, как на нее падают капли дождя, отвлеклась и не рыдала.
Дети послушно обрывали вишню. Соседи смотрели на них в окно, но так и не вышли, не прогнали. Наверное, решили, что я сошла с ума, и решили не связываться. Из дома выскочила собака и подняла лай, но быстро начала дрыгать лапами и вернулась – дождь превратился в тропический ливень. Дети передали мне через забор тарелку и кое-как перелезли назад.
Я налепила вареников, сварила целую кастрюлю и усадила их есть. Они сидели и смотрели на огромное блюдо.
– Мам, а что мы будем есть завтра? – спросил сын.
– Завтра разберемся, – ответила я. – Быстро ешьте, пока не остыли.
Они слопали все. Я даже не попробовала. Малышка наконец уснула. Дочь приятелей тоже – температура спала.
– Мам, а почему ты раньше такие вкусные вареники не лепила? – спросил сын.
– Повода не было, – ответила я.
Карту, усилиями банка и мужа, который остался в Москве, разблокировали. Дочка приятелей после сна встала совершенно здоровая. А у малышки прорезался зуб. Я жевала горбушку хлеба и плакала от счастья – все позади, все закончилось, дети сыты и здоровы.
Тогда, на Севере, тоже мистическим образом все уладилось. Снежная буря улеглась, и дали рейс. Мама полетела и вернулась с коробками – мясом, курицей, рыбой. Все кинулись варить, печь, запекать. Нас, детей, кормили шесть раз в день.
– А вареников больше не будет? – спросил вдруг Гришка, высказав общую мысль.
Взрослые смотрели на нас и чуть не плакали. Они уже рассовали по холодильникам запасы мяса и дефицитной курицы. Составили график, кто, когда и что готовит, чтобы продуктов хватило. И были счастливы, что дети накормлены мясом, а не луком.
– Теть Оль, а вы еще сварите нам луковый суп? – спросил Гришка.
Мама развела руками.
Совсем недавно я предложила детям сходить в ресторан.
– Мам, а налепи вареников. Мы слазаем к соседям за вишней, – сказал сын.
Живая вода
А потом мама решила уехать. У нее кончились силы бороться за жизнь, выживать. Я, с отмороженными руками и перспективой никогда не иметь детей, ругалась матом, цитировала Уголовный кодекс, не училась и для красоты посыпала волосы серебрянкой, которой красили батареи. Мама решила, что меня надо спасать, пока не поздно. Мне кажется, здоровье было не главным аргументом для возвращения на Большую землю. Просто у нас в школе сразу две девочки, ученицы десятого класса, ходили почти лысые, беззубые от нехватки витаминов и к тому же беременные. Пьяные будущие отцы были подопечными тети Аллы и уже стали «авторитетами» в детской комнате милиции. Мне кажется, мама просто испугалась. Или причина была не в этих девочках с худыми ногами и огромными вздувшимися животами, а в тете Наташе.
Она, наша самая любимая соседка, вдруг изменилась. Или не вдруг. Но никто не помнил, когда это произошло, в какой момент тетю Наташу подменили.
Там, на Севере, не было верующих. Там не верили ни в бога, ни в черта. Это был город циников, атеистов, шизофреников и параноиков. Туда сбегали с Большой земли. У каждого была своя причина. Мою учительницу по хору на Большой земле должны были положить в психушку, а здесь психушки не было, до ближайшей – три часа лету. И она вела хор и пела песни. Тетя Алла верила в советское правосудие. Мама верила в судьбу, гадала на кофе и даже могла раскинуть карты таро. У мужа тети Аллы была паранойя. Он никогда не открывал дверь на звонок, рылся в сумке жены в поисках не пойми чего и долго смотрел в дверной глазок, прежде чем выйти на лестничную клетку. Мы, дети этих странных, больных и несчастных взрослых, спокойно реагировали, когда кто-нибудь из женщин хохотал до слез и потом, почти без перерыва, без перехода, без причины, захлебывался слезами. Тогда не знали слова «депрессия». У нас это называлось «сорвалась», или «слетела с катушек», или «крыша поехала». Мужчины пили, женщины, те, кто не пил, хохотали, рыдали, подолгу молчали, глядя в одну точку на стене, разговаривали сами с собой… И это считалось если не нормальным, то привычным. Никто не удивлялся. Мы пережидали родительские закидоны, как буран, снегопад или актированные дни.
Никто не ожидал, что тетя Наташа станет верующей. Она вдруг перестала печь вкусные безешечки и тортики, перестала улыбаться и, если кто-нибудь из нас попадал ей под руку, вела странные, непонятные разговоры. Сначала мы решили, что она тоже «слетела с катушек».
Нет, поначалу она приходила, как раньше, с чем-нибудь вкусненьким и рассказывала соседям, как надо жить.
– Наташ, иди, и без тебя тошно, – выпроваживали ее соседки.
– Выпить хочешь? – спрашивали соседи.
Мы тихо хихикали, когда тетя Наташа пыталась с нами поговорить о «смысле жизни».
Тетя Алла, которой соседи поручили выяснить, «откуда ветер дует», быстро вышла на след молодого мужчины Юрия, который якобы раньше был священником на Большой земле, но потом, в короткий срок собрав вещи, уехал на Север, бросив жену и троих детей. Уже в нашем городе он поработал на стройке, на буровой, а потом вернулся к привычной деятельности, собрав вокруг себя немногочисленную, но верную стайку прихожанок. Кто-то приносил ему деньги, кто-то, как тетя Наташа, кормил. Юрий рассказывал про вечную жизнь, рай и обещал спасение.
Тетя Алла пришла к мужу тети Наташи Андрею Андреевичу и рассказала о проповеднике. Дала адрес. Андрей Андреевич молча выслушал, надел тулуп и пошел бить проповеднику морду. Не просто так, а за дело – теперь стало понятно, куда тетя Наташа дела заначку, отложенную на летний отдых и новый ковер на стену. Андрей Андреевич сломал Юрию нос и порвал самодельные иконы. Тетю Наташу Андрей Андреевич вытащил из его квартиры в одном платье и прогнал до дома в тапочках и без пальто. Тетя Наташа после пробежки тяжело заболела, но ничего, оклемалась, встала.
Городок был маленький. Все друг про друга знали. Слухи распространялись мгновенно. Муж другой прихожанки узнал, что Юрий с его женой не только разговоры вел, но и прелюбодействовал. Жена лежала дома с сотрясением мозга после побоев, а Юрий собирал чемодан.
Тете Наташе все рассказали. Она плакала, уткнувшись в подушку. Но не поверила. Решила, что на Юрия наговаривают, что он не мог, не такой.
– Ну ты, дура, послушай хоть меня, – ревела белугой тетя Алла и рассказывала тете Наташе про брошенную жену и троих детей, про связь с прихожанкой и деньги, найденные в квартире проповедника.
– Нет, он не мог, – твердила, как полоумная, тетя Наташа.
– Тьфу, – совершенно натурально плюнул на жену Андрей Андреевич и вышел на кухню.
– Он сбежал. Улетел сегодня. Я специально уточняла, – сказала тетя Алла.
Тетя Наташа заплакала.
– Он меня любил. По-настоящему. А с ней просто так, уступил, поддался. Мужик все-таки. Другим местом думал, – твердила она.
Всем казалось, что она успокоилась. Осталась только одна странность – тетя Наташа ходила на родник. На самом деле это был ручей, который отходил от местной грязной речушки. В нем дети пускали кораблики из пустых спичечных коробков. Тетя Наташа ходила на этот родник, набирала воду, отстаивала ее и пила. Считала святой. Она брызгала ею в углы комнаты, приносила в подарок соседям… С ней никто не спорил – брали и выливали, как только за ней закрывалась дверь.
С отъездом Юрия бывшие прихожанки разругались и перестали общаться. Даже не здоровались при встрече. Та самая, «любимая», прихожанка ходила с гордым видом, несмотря на непроходящие синяки – ее муж не простил измены. А тетя Наташа не могла понять, как он, Юрий, мог выбрать не ее. Она влюбилась в него, как девчонка, плакала и ждала весточки.
– Где он? Ты же знаешь… – спросила она однажды у тети Аллы.
– Кто? – удивилась тетя Алла, поскольку прошло уже несколько месяцев с той самой истории.
– Юрий. Скажи, где он, – просила тетя Наташа.
– Даже если бы знала, не сказала, – отрезала тетя Алла.
Но тетя Наташа каждый вечер приходила к ней и просила сказать, куда уехал Юрий.
Тетя Алла не выдержала. У нее выдался тяжелый день, она устала и замерзла. Она написала название города и адрес и швырнула в лицо подруги. Та схватила бумажку и прижала ее к сердцу. Тетя Алла так себе этого и не простила.
Оказалось, что Юрий уехал недалеко, в соседний город, – час на вертолете при хорошей погоде.
– Покорми моего завтра, – попросила тетя Наташа мою маму в один из дней, – и коту дай что-нибудь.
– Хорошо, – ответила мама, ничего не заподозрив.
Андрей Андреевич уехал на вахту и должен был вернуться через неделю. Он и поднял тревогу. Сын тети Наташи даже не заметил, что мамы давно нет дома. Школу прогуливал, ел у соседей, смотрел телевизор и был совершенно доволен жизнью. Тетя Алла тогда замоталась на работе, а моя мама улетела в командировку. Соседи тоже ничего не заметили – у каждого были свои заботы.
– Где Наташка? – появился на пороге нашей квартиры Андрей Андреевич.
– Понятия не имею, – искренне ответила мама.
– Алка тоже не знает, – сказал, садясь за стол Андрей Андреевич. – Ее уже неделю дома нет.
– Ни фига себе, – удивилась мама.
Они вызвали тетю Аллу и провели совещание на кухне. Тогда-то тетя Алла и призналась, что дала адрес Юрия.
– Вот ты и выясняй, – сказала ей мама. – Тебе проще по своим каналам.
Тетя Алла кивнула, не споря.
В соседнем городке уже неделю в морге местной больницы лежало неопознанное тело женщины, которую нашли на дороге. Ее собирались закопать под табличкой с номером, но мело так сильно и было настолько холодно, что в морге казалось теплее.