Славик пытался вытащить пробку так, чтобы в вине не осталось ошметков.
– Давай я зеленкой намажу, – предложила я будущему мужу.
– Не надо, что я, маленький?
– Тогда заражение будет, – вмешался Славик. – Точно будет. Штопор старый и грязный, пробка поддельная…
Славик на самом деле шутил, только никто, кроме меня, не понимал, когда он шутит, потому что он всегда это делал с дико серьезным лицом.
– Славик, прекрати, – велела я. – Не смешно.
– Да какие тут шутки… – ответил Славик.
– Ладно, тащи зеленку.
Зеленки в доме не оказалось. Нашелся старый достаточно грязный бинт. Даже пластыри кончились.
– Давай забинтую, – предложила я мужу, который держал палец в окровавленной салфетке.
– Нет, лучше вино через бинт процедить, – продолжал веселиться Славик.
– Где вино? Шашлык уже горит! – закричала мама с улицы.
– Ладно, вы идите шашлык переверните, а я вино процежу, – сказал Славик.
Мы вышли во двор. Мама сидела в купальнике, обернув бедра прозрачным парео.
– Ольга Ивановна, вы проигрываете? – ахнул будущий муж, который старался не смотреть на мамину грудь.
– Я? С чего ты взял? – удивилась мама.
– Я думал, что вы уже разделись, – промычал он.
– Посмотри на доску! – улыбнулась мама.
– Я не играю в шахматы, – смутился муж и ушел к мангалу.
– Странно, еврей, а в шахматы не играет, – проговорил дядя Петя. – А он тот, за кого себя выдает? Что-то мне его лицо не нравится. Дергается, суетится, глаза бегают.
– Он палец поранил, когда лук резал, – защитила я будущего мужа, – а глаза бегают, потому что мама тут голая сидит. Мам, ты бы прикрылась, а?
– Жарко, – отмахнулась она.
– Блин! Ай! Ой! – закричал будущий муж у мангала.
– Что? – ахнула я.
– Обжегся! Кто такие мангалы делает? И шампуры короткие… – опять принялся причитать он.
– Нет, точно еврей, – кивнул дядя Петя, – Ольгуня, ходи. И зачем тебе такой зять? Я бы тебе проверенного человека подобрал. Ты только отмашку дай.
– Что ж такое?! – тихо постанывал будущий муж.
– Полей его маслом растительным, – посоветовала мама.
– Лучше под холодную воду. Все равно заражение будет, – сказал пришедший с вином Славик.
– Он демократ? – спросил дядя Петя у меня.
– И либерал, – подсказала мама.
– Ольгуня, я тебя не понимаю… – возмущенно глядя на моего будущего мужа, проговорил дядя Петя.
Мама пожала плечами. Только по ее хихикающим глазам можно было понять, что она искренне наслаждается ситуацией.
– Тебе шах, Петь, – объявила она.
– Как? Когда? – Дядя Петя очумело разглядывал доску.
Будущий муж в это время рассматривал порез и ожог.
– Тут еще клещи энцефалитные в этом году всех кусают. Так что в лес лучше не ходить, – рассказывал ему тем временем Славик. – Говорят, даже на участках уже кусают.
– Да, ты знаешь про Любку? Мань, ты Любку помнишь, которая у речки живет? – начала развивать тему мама. – Ну, вы вместе еще на костры ходили.
– Не помню, – внятно и очень строго сказала я. Глаз дергался уже сильно.
– Так вот, Любка, – мама сделала вид, что не заметила моего глаза и тона, и продолжала рассказывать будущему зятю местные сплетни, – замуж выскочила, а тут на дачу приехала. И пошла в лес с Игорьком. Мань, ты Игорька помнишь? Ну, вы с ним на мотоцикле ездили?
– Не помню, – процедила я.
– Любка с Игорьком пошли в лес. Но это уже после того, как Игорек с Маней расстался. Тут недалеко совсем. Даже до опушки не дошли. И что ты думаешь? Игорьку ничего, а Любку клещ укусил. Она сразу, понятное дело, не заметила, только в Москве к врачу пошла. Мужу сказала, что грибы ходила собирать. Но муж ее оказался грибником, а в это время какие на фиг грибы? Любка же сыроежку от лисички не отличит. В общем, Любка умирает, лежит в больнице. Муж с ней собирается разводиться, потому что клещ ее за задницу укусил, а значит, лежала она голой попой на земле. Любка что-то лепечет в бреду. Муж ее ничего слышать не хочет. В общем, ходи, Петь.
Спустя четыре часа, три партии, выигранные мамой, две выпитые бутылки коньяка, на который они играли, мой будущий муж лежал трупиком на качелях и лепетал что-то про клещей, про заражение и любовь, которой нет. Дядя Петя рвал на себе волосы и, брызгая слюной, ронял челюсть на шахматную доску. Я мыла посуду, заливаясь слезами. Мама курила и потягивала коньяк. Славик подъедал шашлык. Судьбоносного разговора про дату свадьбы так и не состоялось.
От нашей помолвки в памяти будущего мужа остался энцефалитный клещ как символ супружеской измены, голая будущая теща, играющая на раздевание, кагэбэшник, который не давал выезд в Израиль, и Славик, который маячил где-то в подсознании, но невнятно.
Свадьба была отложена на неопределенное время. Да, муж с тех пор вздрагивает, когда ему предлагают приехать на шашлыки на дачу.
Мезальянс под майонезом
Славик женился неожиданно, даже для тети Гали, которая была не готова к роли свекрови. Я была приглашена на свадьбу.
Моя мама запекала баранью ногу и выводила майонезом рисунок на фаршированной щуке. Тетя Галя месила в пластмассовом тазике оливье, пила водочку и закусывала прямо из тазика.
Славик вяло улыбался и привычно молчал.
– Почему на этой? – вопрошала тетя Галя после очередной рюмки.
«Этой» оказалась худосочная, безгрудая барышня в очках. Бледное лицо, прозрачные глаза, редкие волосы неопределенного цвета. Ничего выдающегося ни в каком месте. Барышня была сдержанна, немногословна и сидела за столом с умным видом. Есть такой тип женщин, которые кажутся очень умными, даже когда говорят полную ерунду.
– Оль, ну хоть ты мне объясни! – обращалась тетя Галя к моей маме.
Мама пожимала плечами.
– Но ты хоть понимаешь, что она… она… – Тетя Галя никак не могла подобрать нужного определения. – Не нравится мне она – и все. Недобрая она. Понимаешь?
Славик с Оксаной – так звали барышню – расписались быстро и тихо. Родителей, точнее родительницу, тетю Галю, поставили перед фактом.
– Ну что он в ней нашел? – не унималась она.
Мама внимательно разглядывала в духовке баранину.
– И что ты в ней нашел? – спросила Славика я.
– Она совсем другая, – сказал он, – как с другой планеты. Как будто я общаюсь с гуманоидом, понимаешь?
– Не понимаю. Я бы не хотела выйти замуж за гуманоида, – ответила я.
– Тут другое. Я не знаю, чего от нее ждать. Мне интересно. Она умная, образованная, начитанная. Мне с ней даже страшно бывает. Я ее недостоин, а она меня выбрала.
– Не понимаю, – честно призналась я.
– Это же этот, как его… – причитала на кухне тетя Галя.
– Мезальянс, – подсказала мама.
– Чё? – не поняла тетя Галя. – Нет, это как-то не по-людски. Ненормально. Где мой Славка, а где она?
То есть тетя Галя считала в точности наоборот – что эта Оксана недостойна ее прекрасного сына. Я, если честно, думала так же. Оксана мне не понравилась. Сидела с таким видом, словно все вокруг идиоты, а она одна умная.
– Это она от волнения, – пытался оправдать супругу Славик.
– Ты ее любишь? – спросила я.
Славик улыбнулся.
– Она мне не нравится. Что-то в ней не так, – сказала я.
– В нас во всех что-то не так, – пожал плечами Славик.
Гости были странные. Со стороны Славика – я, моя мама, тетя Галя, его лучший друг еще с яслей Лешка. Со стороны невесты – никого. Родители Оксаны приехать не смогли по какой-то уважительной причине. Тетя Галя метала громы и молнии.
– Какая уважительная причина? Дочь замуж вышла! – возмущалась она на кухне. – Странная она, очень странная. Скажи, Ольга!
Мама промолчала, потому что в дверях стоял Славик.
– Почему не приехали ее родители? Объясни мне! – потребовала от сына тетя Галя.
– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Славик.
– И кому мы это наготовили? – спросила тетя Галя.
– Сами съедим, – ответил Славик.
За столом сидели все мрачные. Оксана вяло ковыряла вилкой салат. Тетя Галя только и ждала повода, чтобы взорваться. Славик наворачивал баранью ногу.
Спустя неделю после этой странной свадьбы тетя Галя прибежала к моей маме с бутылкой водки в одной руке и селедкой под шубой в другой, бухнула все на стол, сама достала рюмки и села.
– Что? – спросила мама.
– Ох…ть, – произнесла тетя Галя.
Она не оставила попыток выяснить, что за уважительная причина была у родителей невестки не явиться на торжество. Выбила из Оксаны телефон ее матери и позвонила, как сватья сватье. Лучше бы не звонила.
Мать Оксаны родила второго ребенка, сына, уже поздно, в сорок один год. Такое позднее счастье. Дышать над малышом боялась. Оксана к брату была равнодушна, но не отказывалась посидеть, поиграть. Мальчику было два года. Оксана с братом пошла погулять. Ребенок стоял рядом с большими железными качелями. Кто-то из старших детей спрыгнул, и качели ударили мальчика по голове. Три дня он пролежал в реанимации и умер. Родители винили во всем Оксану – недоглядела, не уберегла. Вслух ничего не сказали, но обвинение висело в воздухе, разрывая атмосферу. Она ушла жить в институтское общежитие, оставив родителей наедине со своим горем. Они не общались. Совсем. Даже не звонили друг другу по праздникам. У них больше не было ни сына, ни дочери – они так решили.
Все это Оксанина мама скупо и коротко рассказала тете Гале по телефону. Тетя Галя сказала «спасибо» и пошла за водкой, а потом к моей маме.
– И что теперь делать? – спросила она.
– А что ты хочешь? – спросила моя мама.
– Хочу, чтобы она исчезла из нашей жизни, – твердо сказала тетя Галя.
– Это могла быть случайность, несчастный случай…
– Нет. У меня перед глазами эта картина стоит. Ужас.
– А Славик знает?
– Я ему не говорила.
– Не вмешивайся, все равно крайней окажешься, – посоветовала мама.
– Как не вмешиваться? Как? Как? – кричала тетя Галя. – Как с этим жить?
Тетя Галя оплакивала неизвестного ей маленького мальчика, судьбу своего Славика, свою незадавшуюся жизнь и все остальные беды тоже.